– Думаешь, он был среди атаковавших? – спросил лорд Виктус.

– Не знаю. Но часть гарнизона крепости каким-то чудом отбилась, некоторые, исключая того бедолагу, сумели бежать. Так что угроза всё-таки есть. Ах, да, насчет того человека, которого видели крестьяне, того с огромным мечом! Вы думаете это был…

– Не думаю. Уверен. Мерзкий предатель сжег все мосты, связывавшие его с орденом и Господом. Пусть его сердце пожрут черви, а душу рвёт в клочья Мельзеул. В Аду ему самое место.

– Возможности для раскаяния у него почти не осталось, но время ещё есть. Искупление. И очищение души, – неожиданно для себя самого проговорил Маркос, никогда ранее не замечавший за собой набожности.

Лорд-командир взобрался на коня:

– Хватит нести чушь. Меня не волнует судьба его души и искупление пред Господом. Сейчас мы должны найти остальных северян, если те всё ещё рыскают здесь поблизости. Авось и на шайку Крессенга наткнемся. Тогда и дело с концом, – сказал он и поскакал к крепости.

Маркос посмотрел ему вслед:

– Надеюсь, милорд. Очень надеюсь…

Чутьё подсказывало сиру Маркосу: ничто ещё не кончено и самое худшее ожидает впереди.

ГЛАВА 1. ЗАПАД

Земли лорда Айхема Крессенга. Королевство Кориан. За неделю до.

– Милорд, он ещё дышит! – прокричал молодой целитель Жозеф, склоняясь над лежащим рыцарем.

«Милорд» Клаус Крессенг спешился и взглянул из-за плеча Жозефа на раненого. Это оказался рыцарь в закрытом, погнутом вовнутрь шлеме и в темно-синих с золотистыми линиями доспехах. Целитель попытался снять шлем, сдавивший бедолаге голову. Клаус помог Жозефу, и, как только они с трудом открыли забрало, на них брызнула горячая кровь. Лицо рыцаря было красным, рот был полон алой клокочущей жидкости, и, захлебываясь, он пытался им что-то сказать.

– Передать… лорду Грандсмару… на границе… Север… ждет… быстрее… – в этот миг рыцарь испустил протяжный хриплый стон и замолчал.

Эти слова заставили Клауса посмотреть на правую руку рыцаря, которую тот ещё несколько секунд назад пытался тщетно поднять. В ней виднелся свёрток. Приложив небольшое усилие, Клаус выдернул свёрток из руки мертвеца, раскрыл и заметил, что свёрток похож на футляр для важных писем и донесений. Золотого цвета, с маленькими зажимами по краям, с нарисованными на ребристой поверхности неизвестными знаками. Таких Клаус ещё ни разу не видел, а ему приходилось порой наблюдать, как послы лордов несли по назначению бумажные донесения, лежавшие в надежных серебряных и золотых футлярах. К таким футлярам, как помнил Клаус, подходили маленькие ключи, без которых их нельзя было открыть и прочесть содержимое.

– Что будем делать, господин? И что это такое? – спросил Жозеф.

– Не знаю. Это как… снег на голову, – Клаус не мог говорить: горло у него пересохло и слова не шли.

– Думаю, это футляр для письма. И открывать его пока не следует. Особенно здесь. Прошу милорд, поедем в Стоунхардсвен и там решим, что нам делать дальше.

– Согласен, – произнес Клаус, немного помедлив. И взобрался на лошадь.

– Вы двое, поднимите рыцаря и посадите на мула, один из вас пойдет дальше пешком, – приказал Жозеф стоявшим рядом латникам. Те послушно кивнули, подняли тело рыцаря и водрузили на седло. Кровь умершего стекала густыми линиями до земли, окропляя всё под собой.

Ожидался ещё один обычный, скучный день, когда Клаус Крессенг, молодой восемнадцатилетний дворянин из древнего, но обедневшего корианского рода, проезжал по своим крошечным владениям, проверяя, все ли готово к весеннему посеву. Та болотистая местность, где они наткнулись на неожиданную встречу с умирающим незнакомцем, находилась ровно посередине кривой дороги, соединявшей две захолустные деревушки – Стоунхардсвен и Филсуотер. Они достались Клаусу по наследству от больного отца, решившего ещё при жизни раздать земли своим сыновьям. Старшим братьям перешли во владение хорошие деревни и поселения южнее, с плодородной урожайной почвой, с рынками для торговли и людными городками, тогда как ему достались самые окраинные северные болота, с размытыми дорогами, с крестьянами, живущими в разваливающихся хибарах.

В это утро целитель Жозеф попросил Клауса проехать с ним до Филсуотера, чтобы решить вопрос с двумя крестьянами. Один из этих крестьян спьяну решил поохотиться в лесу на оленя, но ошибся и подстрелил соседского козла. На это второй крестьянин – разъяренный хозяин животного – уже сам пустил стрелу в убегавшего охотника. И попал тому в зад. Оба требовали компенсации. И справедливый суд Клауса, учитывая мудрые советы Жозефа, решил, что провинившийся охотник должен будет разделать убитое животное, а его жена должна приготовить и накормить семью владельца козла. Владелец же обязуется выплатить три бронзовые монеты за услуги Жозефа по спасению филейной части нерадивого охотника, принявшей на себя удар стрелы.

Обратный путь в Стоунхардсвен прошёл спокойно, если не считать смешки трёх охранявших Клауса латников, обсуждавших произошедшее. Но и они замолкли, увидев раненного рыцаря, который пытался встать, но из-за раны и доспехов беспомощно дрыгал ногами.

Крепко сжимая в руке футляр, Клаус всю дорогу не мог прийти в себя: этот бедный покойный рыцарь, просивший об услуге, вызывал все больше вопросов.

«Кто пытался убить его? И кому тот нес письмо?»

Рыцарь упоминал лорда Грандсмара, которого Клаус знал, встречал его, когда тот гостил у отца в Кресслэнде, родовом замке Крессенгов.

– Мы уже близко, – сказал Жозеф, оторвав Клауса от его мрачных дум.

«Стоунхардсвен…»

Клаус помнил, как впервые приехал сюда и стал полноправным властителем двух деревень. Беззаботная жизнь в замке отца казалась страницей из другой жизни.

Клаус Крессенг был седьмым и самым младшим из сыновей лорда Айхема Крессенга из королевства Кориан. Поэтому с самого детства Клаус знал, что никогда не сможет достичь тех высот, на которые могли претендовать его старшие братья. Но он был уверен в том, что отец любит его также, как и других, и после своей смерти не оставит никого без соответствующего наследства. Яркой внешностью Клаус не блистал, но и совершенно некрасивым его назвать было нельзя. Некоторые даже шутили: не прижил ли старый лорд последнего сынка от крестьянки? Лицо у Клауса было вполне обыкновенное, по некоторым меркам даже симпатичное. Глаза же, как ему сказали, были в точности как у умершей при родах матери: большие и оранжевые, кажущиеся доверчивыми. Хотя, возможно, они не только казались, но и были такими, учитывая характер Клауса – добрый, податливый и слегка наивный. Даже доспехи не всегда придавали его образу воинственность и жестокость.

С ранних лет Клаус любил мечтать, и, как ему казалось, мечты его были слишком велики для молодого юноши, хоть и благородного происхождения. Он сторонился шумных компаний, которые собирали его братья, предпочитал уединение за книгами и прогулки в лесу, неподалёку от замка. Клаус мечтал, что в будущем станет великим рыцарем и будет командовать орденом Пурпурного Сердца, ведя за собой знаменитых воинов, готовых бесстрашно защищать королевство. Однажды ему приснилось, что его избрали Великим магистром ордена и он повёл огромные войска против северян, вторгшихся в их страну два года назад, и против восточных варваров, про которых рассказывали отцовские солдаты. И мечтами своими он не делился ни с кем, кроме одного случая, когда в одиннадцать лет открылся своему брату Конраду, которому в ту пору было тринадцать. Мало того, что тот поднял Клауса на смех, так в придачу ещё и разболтал обо всём обитателям замка. Весть дошла и до отца, но он, к удивлению Клауса, сказал лишь, что это не страшно, что со временем это пройдет.

Всех сыновей лорда мастерству владения мечом, копьём и стрельбе из лука обучали старые домашние рыцари. Четырех старших – Марка, Виллиса, Данема и Шудгара, – и трех младших – Тирона, Конрада и Клауса – обучали отдельно. И, как заметил Клаус, старшим отдавалось куда больше времени и сил, в то время как младшим уделялось лишь по три-четыре урока в неделю. Видимо, отец считал, что четверых защитников его владениям хватит, а младших нужно больше обучать грамоте и наукам. Клаус был не против этого, но с грустью осознавал, что таким путём стать прославленным воином ему не удастся. И по вечерам, когда все отдыхали или готовились ко сну, он втайне тренировался в старой конюшне вместе с конюхами, заодно обучая их тому, что сам узнавал на тренировках.