Я смотрела на коридор, обвив руками ноги. Белые пляжи. Теплое солнце. Игуаны, что ныряют как выдры, ученые, для которых наука была как воздух.

— Если бы я могла делать то, что хочу? — спросила я.

— Да.

— Я бы осталась, — сказала я. — Я бы вернулась в Алькоро, разобралась бы с ней. Я бы вдохнула в своей стране, успокоившись, даже если бы осталось Пророчество. Я все еще этого хочу. Самна — прекрасное отвлечение, но я сомневаюсь, что смогла бы уплыть. Я хочу жизнь в своей стране, а не приживаться в другой.

Он вздохнул и потер рукой бороду. Я смотрела на него сквозь прутья, мы сидели почти плечом к плечу по сторонам двери.

— Натянуто, знаю, — сказала я.

— Возможно, — он вздохнул. — Мона не говорила, что будет делать с вами?

— Нет еще, — сказала я.

— Тогда сделаешь мне одолжение? — спросил он.

— Какое?

— Сходи в мою комнату. Она вторая в королевском крыле. Твои письма в сундуке под окном, завернуты в копию «Наших общих истоков». Отдай их Моне, это может убедить ее, что ты только пыталась помочь.

— Хорошо, — сказала я. — Если думаешь, что это поможет.

— Да. Но… тогда еще кое-что. Я должен был давно это сделать, но не хватало смелости. И я все еще не знаю, смогу ли.

— Что же это?

Он вдохнул.

— На столике у кровати есть шкатулка. Деревянная, с рыбой. Внутри кольцо, — он поднял мизинец. — Маленькое, с пятью розовыми жемчужинами. Это Амы. Оно было со мной в изгнании, я убрал его, вернувшись. Я думал отнести его, но замирал, открывая шкатулку. Сможешь за меня отнести его к статуе?

Я опустила голову.

— Не думаю, что я подхожу для этого, — сказала я.

— Прошу, — сказал он. — Я не могу сделать это сам. А в таких обстоятельствах… — он махнул на тюрьму вокруг себя. — Я оскорбил память о ней.

— Она умерла, чтобы спасти озеро от Алькоро, — прошептала я. — И ты работал для этого.

— И я смог порвать монархию, которую она пыталась спасти, — сказал он. — Прошу, Джемма.

Я всхлипнула.

— Хорошо. Да, если ты этого хочешь.

— Хочу.

Воцарилась тишина. Холод подступал со всех сторон — с пола, стены, прутьев. Я вытирала слезы. Я не хотела уходить. Хоть в тюрьме было одиноко, я не хотела идти в замок, к беспорядку, что устроила. Я прижалась головой к коленям.

— Джемма, — сказал Кольм.

— Что?

— Я могу к тебе прикоснуться? — его голос был тихим. — Стоило спросить и в тот раз.

Глаза покалывало, я ощутила новую волну вины, хотя не знала из-за чего. Я дошла до корня эмоции, но поняла лишь, что должна это испытывать. Это было правильно, я должна была оробеть и увильнуть от вопроса. Но этой логики не хватило, чтобы подавить резкое желание просто ощутить прикосновение того, кто чудом меня не презирал.

Я прижала ладонь к полу меж двух прутьев.

— Да, — прошептала я.

Его пальцы скользнули вперед, его большая ладонь охватила мою. На его ладони были мозоли, одна была на среднем пальце — мозоли от работы и письма. Его ладони были холодными, как мои, но ощущение кожи на коже послало по мне ток, что ослабил узел в животе. Я прикусила губу, борясь со слезами. Не сработало. Каменные стены усилили мой всхлип.

Пальцы Кольма сжались на моих. Я попыталась вытереть глаза другим рукавом.

— Прости, — прошептала я.

Он подвинулся, свободная рука проникла меж прутьев. Пролезло только до запястья, но он дотянулся до моих колен. Он нежно потянул, притягивая меня ближе, к металлу. Прутья были ледяными, но их перекрывал жар его тела. Он прижался, и наши тела соприкасались меж прутьев, он прижался лбом к моему.

— Плачь, сколько тебе нужно, — прошептал он.

Мы сидели так, прижавшись сквозь прутья его камеры долго, и я забыла о холоде пола и металла. Его большой палец скользил по моей ладони, но чаще замирал на месте. Тишина между нами была уютной, без секретов и вражды, без смятения. Мирной.

А потом в конце коридора скрипнула дверь. Мы отпрянули. Сапоги прошли по полу, пальцы Кольма ускользнули от моих. Стало видно незнакомого солдата.

— Королева просит вас вернуться в замок, — сказал он.

Мона будет злиться. Я подавила вздох, неловко встала на ноги. Кольм в дюймах от меня сделал так же. При страже, вспомнив, что я вернусь туда, где на меня все злятся, я вдруг снова стала робкой. Я сжала плащ в кулаках, осторожно посмотрела в глаза Кольму.

— Прости, — сказала я. — Я попытаюсь поговорить с твоей сестрой.

— Все хорошо, — сказал он. — Не кори себя, Джемма.

Он отпустил прутья, и, несмотря на стража, я коснулась его ладони. Она была холодной.

Я вдохновилась, потянулась к горлу. Я расстегнула плащ, убедилась, что страж видел, как я убрала брошь карман, а потом отдала ему ткань. Плащ был маленьким для него, едва ли отогнал бы холод. Но он без слов принял ткань, прижал ее к груди, словно я дала ему что-то дорогое.

— Спасибо, — сказал он.

Страж кашлянул, жестом указал мне следовать по коридору. Я поспешила за ним.

Снаружи с озера дул пронзающий ветер. Я склонялась из-за него, он проникал под одежду, я крепко прижимала руки к груди. Мы миновали край города, высокая стена окружала Черный панцирь. Я прошла за стражем через врата, чуть не отпрянула от какофонии копыт и топота во дворе. Я шарахнулась в сторону, конюх спешно уводил каштановую лошадь в зеленой накидке.

— Что происходит? — спросила я у стража, когда мы подошли к дверям замка.

Он не ответил.

У входа было не менее людно. Слуги бегали с волнением, почти в панике. Я ускорилась. Близился полдень, я отсутствовала не так и долго. Что произошло за это время, что начался такой беспорядок?

Мы прошли по большой лестнице, что вела на этаж выше, и я поняла, что страж ведет меня в комнаты Моны. Я начала продумывать, как вести себя с гневом Моны. Выступить упрямо? Попробовать воззвать к голосу разума? Попросить прощения?

Сдаться и оказаться за решеткой?

Площадка сверху была украшена изящными гобеленами и потолком с арками, но мой взгляд манили двери слева. Мы миновали первую, вторую, на них были вырезаны камыши. Я смотрела на двери, не поворачивая головы. Комната Кольма.

Кольцо его жены.

Я следовала за стражем, пытаясь подавить желание открыть дверь, пока мы не добрались до конца коридора. Одна из двойных дверей была приоткрыта, трое стражей стояли в комнате за ней. Мы миновали их — я избегала взглядов — и прошли дальше.

Комната подходила Моне идеально. Изящные сине-белые драпировки на стенах, кресла, покрытые шелком. Картина Маяка, сияющего в свете утреннего солнца над трещащим камином. И всюду был жемчуг — большие жемчужины в ручках дверей, маленькие на подушках, серые на камине, белые на шторах. Вся комната мерцала.

Слева была закрытая дверь, наверное, в спальню. Страж отвел меня к другой стене, где была открыта другая дверь, показывая длинный отполированный стол и величавый письменный стол. Оба были завалены бумагами и картами. Я отодвинулась, мимо промчался другой человек, и я через миг поняла, что это был Арлен. Я вдохнула, готовясь к его гневу, но он едва взглянул на меня, хотя я была справа. Он сжимал сверток пергамента под рукой, почти выбежал в комнату за этой.

Я в волнении шла за стражем в кабинет.

Мона и Ро стояли по сторонам длинного стола, в этот раз я не помешала их личному моменту. Их лица была напряжены, как и позы, они стояли лицом друг к другу. Я зашла, и они повернули пылающие взгляды ко мне.

— Джемма, — заявила Мона.

Я оглянулась, страж закрыл за мной дверь, и я ощутила себя кроликом в клетке.

— Что происходит? — спросила я. — Если это из-за…

— На чьей ты стороне? — резко спросила она. — Говори быстро, мне нужно принять решения.

— Ч-что?

— Твой народ идет, — сказала Мона. — Шесть кораблей с тремя мачтами плывут по водным путям, они в цветах Алькоро, вооружены баллистами и чем-то вроде требюше. Скауты Мэй прибыли час назад с новостями.

Мой рот открывался и закрывался, как у рыбы.