Он помнил грубые руки. Тот, кто пришел в их дом и убил счастье мальчика, почему-то не убил его самого. Хотя, наверное, все же убил, оставив лишь дышащую оболочку.

Его забрали и принесли в темноту. Втолкнули в грязь, втоптали в похоть, вынули все светлое.

В первый раз было мучительнее всего. Он не понимал, почему казалось, что его разрывают на две части, не понимал, почему мужчина над ним втискивается в его хрупкое тело, а руками оставляет синяки на бедрах.

Он не понимал, почему так больно.

Мальчик кричал, но никто не шел к нему на помощь.

Потом стало легче. Потом ему начали вкалывать какое-то вещество прямо в руку, и становилось ярко. Становилось смешно. Смешно не потому, что было хорошо, а потому, что было до истерики непонятно. Это как щекотка. Ты смеёшься, но не хочешь этого.

Но всё же тогда не было больно. И хотелось ещё. Снова и снова окунаться в водоворот красок, чтобы забыть о сотне мужчин, сменяющих друг друга.

Хрупкого мальчика любили клиенты. Кажется, поэтому он и прожил так долго.

Мальчик танцевал. Не ради счастья, а ради новой дозы. Во мраке, муках и неясности он был совершенно один, никому ненужным долгие годы.

Он танцевал на стеклах.

На стеклах, под названием жизнь.

***

Мальчик верил, что когда-нибудь станет лучше. Наверное, верил так сильно, что боролся.

Наверное, верил так сильно, что смог обманом добраться до телефона и набрать 911.

Наверное, верил так сильно, что из последних сил держался за ускользающее сознание, когда боль обрушивалась на его тело ударами тяжёлых ботинок со всех сторон. Его поймали. Он успел позвонить.

Мальчик чуть не пропустил тот момент, когда зажёгся яркий свет, раздались выстрелы, а боль куда-то ушла. Он почти умер, но его слух задел добрый голос:

– Хей, держись. Я детектив. Детектив Лайтвуд. Мы вытащим тебя отсюда. Не уходи.

Этот голос спас его тогда.

***

– Магнус, все хорошо? – Алек сел рядом с ним на диван и обеспокоенно провел по щеке.

Мальчик улыбнулся.

Сейчас все хорошо.

А как может быть иначе, если рядом с ним его Александр? С глазами цвета васильков, мудрым взглядом и ласковыми прикосновениями.

Его Александр, который буквально олицетворял счастье.

***

Мальчик, танцующий на стеклах, вырос.

Ему помогли превратить стекла в пыль – они больше не режут.

Вдвоем танцевать намного легче.

========== Часть 27. Малек. ==========

Комментарий к Часть 27. Малек.

Милая сказка для чтения перед сном

Ветка хрустит под тяжестью ботинка и разламывается на две половинки. Алек вздрагивает.

Лес вокруг него живой. Кажется, что еще чуть-чуть, и почва под ногами начнет дышать, а еще через мгновение раззявит свою пасть и проглотит любого путника, зашедшего в лес без спроса.

Алек, кстати, определенно не спрашивал разрешения, когда заступал за незримую границу, отделявшую его дом от зачарованного леса.

Во всем виноват Джейс Эрондейл и немножко Саймон Льюис. Джейс затевает игру в карты на желание, а Саймон уговаривает отнекивающегося Алека принять в ней участие.

Не то чтобы наследный принц не умеет играть в карты, просто не умеет жульничать. А вот его братья делают это просто мастерски. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, что пока Алек пропадал на дополнительных уроках этикета, танцев, военного дела, истории королевства, географии, обучении переговорам и прочим безумно важным для будущего короля вещам, младшие принцы сбегали со слугами в дальние залы, прятались за портьерами и совершенствовали шулерское искусство.

Так что да, у Алека нет никаких сомнений в том, что он проиграет, и лишь мысленно молит всех божеств, чтобы у братьев не хватило фантазии на какое-нибудь изощренное задание за проигрыш.

Кого он обманывает?

Алек знает, что у этих двоих фантазии больше, чем у всего вместе взятого главного гарнизона Его Величества.

Но даже в самых пугающих мыслях он не мог и представить, что заданием будет войти в зачарованный лес, дойти до самого центра и принести что-нибудь оттуда, как доказательство.

Алек вообще-то наследник, в его планы не входит умирать.

Но еще в его планы не входит отступать. Наверное, поэтому он уже несколько часов бредет по этому чертовому лесу и вздрагивает от каждого шороха.

Впереди между плотно стоящими деревьями мелькает просвет, и Лайтвуд облегченно переводит дух. Можно же считать первую поляну за несколько километров центром леса? Даже если и нельзя, он все равно собирается сделать вид, что так оно и есть.

Алек выходит на залитую солнцем поляну и даже замирает на мгновение, от восторга приоткрыв рот. Она блестит. Каждый сантиметр зеленой травы, каждая трещинка на коре дерева буквально светится изнутри. Этот блеск встречается с солнечным светом где-то в метре над землей и превращается в яркие радуги, зависшие в воздухе.

За всю свою жизнь Алек не видел ничего более волшебного.

В самом центре поляны стоит ель. Зеленые иголки и темно-коричневая кора выглядят весьма обычно, но вот шишки… Всех цветов и оттенков, которые только можно вообразить, и если это не то, что нужно принести Джейсу и Саймону в качестве доказательства, то Алек даже не знает, что еще.

Лайтвуд делает шаг и выходит из тени деревьев. Боится даже вдохнуть лишний раз, лишь мягко и осторожно ступает по траве и протягивает руку к заветной шишке. Он не знает, почему его внимание привлекает именно самая нижняя, крупная, удивительно-яркая, но знает, что только она ему и нужна.

Рука касается теплых шершавых чешуек, и губы Алека расплываются в улыбке. Он сделал это.

Почти.

– Тебе не говорили, что брать чужое – нехорошо, наследник?

Лайтвуд вздрагивает от раздавшегося за спиной голоса.

Все мысли о шишке моментально вылетают из головы, и он медленно оборачивается – в метрах трех от него стоит… парень. Самый удивительный парень из всех, когда-либо встреченных Алеком.

Высокий, с бронзовой кожей, почти обнаженный. Лишь набедренная белая повязка скрывает его наготу. Алек видит золотистые кошачьи глаза с вертикальными зрачками и заостренные кверху уши, но лишь краем глаза, потому что все его внимание привлекают ноги, которые от щиколоток и ниже покрыты коричневой шерстью и переходят в копыта.

Лайтвуд неосознанно делает пару шагов назад и замечает это только тогда, когда в спину упираются острые ветки.

– Какой-то ты неразговорчивый, – существо надувает губы и хитро щурится. – Без спроса пришел в мой лес, хочешь сорвать шишку с моего дерева жизни и даже не знаешь, что ответить?

Алек откашливается и старается – только старается – не теребить полы камзола пальцами.

– А ты кто?

Отлично. Вопросом на вопрос. Господин Старквезер погладил бы тебя по головке. А потом отправил бы к отцу, чтобы тот всыпал тебе по первое число.

Незнакомец приподнимает бровь и складывает руки на груди. Его эта ситуация явно забавляет.

– Юный принц, ты пришел в лес и даже не удосужился хорошенечко разузнать про его обитателей? Я начинаю искренне сомневаться в том, что королевство людей ждет счастливая жизнь, если к власти придешь ты.

Алек стискивает зубы. Слова настолько правдивы, что даже злят.

Лайтвуд и без всяких парнокопытных знает, что оплошал.

– Я читал, что волшебные существа гостеприимны и добры, и лишь поэтому переселились за границу леса, – с намеком произносит он. Лучшая защита – это нападение, не так ли? – Потому что люди начали пользоваться их отношением, играли на их чувствах и подчиняли себе.

– Эльфы и гномы добры, конечно же. Даже после столетий службы людской расе, – задумчиво тянет незнакомец. – Но ты не учел, что я живу ближе к людям и напитался вашей отрицательной энергией, – говорит таким тоном, что невозможно понять, шутка это или нет.

Алек снова мысленно напоминает себе, что он – будущее своего королевства. Будет не очень прилично ударить жителя леса.

К тому же, именно он тут незваный гость.