«Квартира съемная. Продавленный диван…» Квартира съемная. Продавленный диван. Лежим – мечтаем. Шепчешь ты: «На море поедем этим летом…» Кто же спорит — поедем. Покупаем чемодан. Я не был там, на море, никогда. Мне все равно. А ты была, и тянет тебя на море. Значит, явью станет мечта твоя. Зашелестит вода, и море, как крыжовник (что за цвет?), — зеленое, возникнет и поманит… Лежим с тобой. Мечтаем. На диване. И города и мира больше нет, есть море. Что ж, купальник надевай в горошек. Дочь в песке пойдет копаться. Я закурю. А ты пойдешь купаться. Но только за буйки не заплывай. Не заплывай. Мечты – как сон в руке — такие явные, в них можно погрузиться. Спи и мечтай. И пусть тебе приснится прибой и алый парус вдалеке. «Плачет Таня. Мячик утонул…» Плачет Таня. Мячик утонул. Молодость прошла, и муж в запое…. Танечка, не плачь, возьми отгул, да оставь ты этот мяч в покое, отдохни, ведь Агния Барто знать не знала о такой концовке: мячик, лужи, мальчик под зонтом на пустой трамвайной остановке, пьяный муж и дочка на сносях, дел гора и низкая зарплата… Наша жизнь – несовершенна вся, что ж теперь рыдать? А ведь когда-то, в детстве, было всё наоборот: рубль за счастье, эскимо и мячик, карусель, последний оборот и напротив самый лучший мальчик. «Вагон качает, с ним сопряжена…» Вагон качает, с ним сопряжена дорога бесконечной лентой ночи. И в подстаканнике стакан грохочет, а за окном такая глубина и огоньки проносятся туда, — туда, откуда еду я обратно. Пейзаж ускорился и превратился в пятна, и с тёмным небом спелись провода. А через семь каких-нибудь часов, мой город захолустный, забубённый, старушкой дряхлой подбежит к вагону: – Водичка, пиво, чебуреки, сок… И чудо-птица – курский соловей, которого пиарят старожилы, из нас с тобою вытянет все жилы бесхитростною песнею своей. «Белгород – Москва. «Райцентр» Дьячкова…» Белгород – Москва. «Райцентр» Дьячкова. За окном деревья семенят. Проводница в блузке подростковой робко спрашивает у меня: – Кофе? Чай? Как дурачок киваю. Тарахтит стаканчик на столе, в такт стихам как будто подвывая, — Кофе, чай, «Последний вечер ле…» «То зайкой скачешь, то поёшь щеглом…» То зайкой скачешь, то поёшь щеглом, то чеховским медведем ночью бредишь… И где-то на гастролях под Орлом напьёшься, плюнешь и домой уедешь Как есть, в чужих усах и бороде, в костюмчике старинного покроя… – А где артист такой-то? – Да нигде. Ушел в запой. – Бывает и такое. Бывает. Правда. Всё Шекспир соврал: мир не театр, а большая свалка. Ну кто из нас гастролей не срывал вот так, с плеча, чтоб никого не жалко? …На третий день заявишься домой и в зеркало посмотришь – битый Гамлет. И Станиславский, в раме за спиной, чего-то там несвязное промямлит. «Наш дворник третьи сутки как пропал…» Наш дворник третьи сутки как пропал, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
