— Она наш главный спонсор, Гарри. И она не хочет, что бы ты работал на ЕЕ радио, — Ада выделяет предпоследнее слово голосом, и наклоняется, вытаскивая конверт из верхнего ящика стола. А у меня в голове взрывается бомба. Вот оно! Это то, чего я боялся. — Гарри, милый, я надеюсь, ты когда-нибудь сможешь простить меня…
Ада останавливается, пытаясь дышать ровно. Я вижу как тяжело ей, и больше не могу злиться на нее. Я злюсь на маму Луи, и на себя. Тем временем молодая женщина протягивает мне пухлый конверт, к которому я не тороплюсь притрагиваться.
— Здесь деньги за следующие четыре месяца работы, и если хочешь, я могу дать тебе отличные рекомендации…
Я снова прерываю Аду недослушав.
— Я не возьму эти деньги, Ада. У меня будет лишь одна просьба…
✽✽✽
Спустя два часа я сижу в парке перед своей квартирой. Документы подписаны, работу я потерял. Но о выступлении Лотти я не волнуюсь. Ада обещала мне, что костьми ляжет, но Шарлотта будет петь. Денег миссис Томлинсон я не взял. Дерьмовый мир, в котором все решают деньги!
Я разглядываю листья над своей головой. В просветы между ними пробиваются солнечные лучи. Еще неделю назад шел такой сильный дождь, я промок, и мне было холодно. А сейчас почти нет ветра, и солнце греет мое уставшее тело. Отголоски простуды все еще дают о себе знать, но, как и погода, жизнь меняется. Я все еще верю, что однажды не вспомню о сегодняшнем «дожде», и снова смогу быть счастлив.
Дурак.
✽✽✽
На следующий день я просыпаюсь в пять утра. Как истинный безработный я ложусь спать в девять вечера, и результатом становится мое столь раннее пробуждение. Я долго готовлю себе завтрак, чтобы две третьих от него выбросить в мусорное ведро. Потом столько же времени трачу на душ. Мне некуда торопиться, поэтому я выхожу заранее, чтобы пройтись до университета пешком.
Погода радует ярким солнцем, и я улыбаюсь. Вчера я обдумал хорошенько все, что происходит в моей жизни, и решил, что я не позволю семье Томлинсон пустить ее под откос. Все же каждый человек хозяин своей судьбы.
Но эта самая судьба снова ставит меня на место, подставляя одну из самых болезненных подножек в моей жизни.
Университет встречает меня пустым холлом, и это совсем нетипично для учебного заведения такого уровня. Я задумчиво поднимаюсь на второй этаж, встречая по пути редких студентов, но никого из знакомых. И вот когда я уже готов поинтересоваться у кого угодно, что же все-таки происходит и где все, ко мне подходит секретарь директора.
— Мистер Стайлс! Я повсюду вас ищу! Пожалуйста, быстрее!
Она хватает меня за руку и с силой утягивает к входу в аудиторию для выступлений. Мы преодолеваем большую часть пути, пока я пытаюсь освободиться от ее мертвой хватки. Ее прикосновение выводит меня из равновесия, я нервничаю и теряюсь. Поэтому когда мы входим в комнату, заполненную студентами, в моей голове уже немного шумит.
Секретарь проводит меня до сцены, на которой стоят администрация университета и некоторые преподаватели. И миссис Томлинсон. Я неуверенно поднимаюсь на сцену, подталкиваемый секретарем в спину. В аудитории для выступлений собрались почти все студенты. Они стоят очень плотно друг другу, сидят на всех подоконниках, и друг у друга на коленях. Камню негде упасть, как сильно забито помещение.
Я неуверенно перевожу свой взгляд с толпы на маму Луи. Она улыбается и подносит к губам микрофон, а я вижу в ее глазах лишь приговор.
Шум в голове становится сильнее, беспокойство сжимает мою грудь в своих холодных тисках. Я слышу уверенный властный голос Джоаны, рассказывающий о том, какой я герой. Герой? Почему? Я пытаюсь прислушиваться, но страх мутит сознание, и слова доносятся, словно через плотный слой ваты.
Экран за спиной миссис Томлинсон начинает мерцать, и внезапно на нем появляется фотография из моего детства. Мне восемь и мои родители только что погибли. Я плачу и кричу на похоронах, не подпуская к себе сочувствующих взрослых. Затем ее сменяет фотография, сделанная в больнице через неделю. На мне смирительная рубашка, и взгляд затуманен успокоительным.
До меня, наконец, доходит, что сейчас она рассказывает всей этой огромной аудитории агрессивно настроенных подростков о моей болезни. Я уже вижу удивление, смешанное с отвращением и страхом на ближайших к сцене лицах. И, не смотря на ее улыбку, и громкие слова, я понимаю, что только что стал опасным сумасшедшим в глазах целого университета.
— Так что это просто чудо, что дорогой Гарри не побоялся и поступил в наше учебное заведение. С таким диагнозом редко кому удается покинуть стены лечебницы, и вести нормальную жизнь, как у нас с вами! Поаплодируем!
Она начинает хлопать, и ее нестройно поддерживают некоторые преподаватели. Ни одного хлопка из зала. Я делаю шаг в ее сторону, пытаясь спросить, за что она разрушила мою жизнь, но план Джоаны безупречен и работает на сто процентов. Женщина все с той же благожелательной улыбкой, которая впрочем, не затрагивает глаза, кладет мне свою руку на плечо. Я резко дергаюсь от ее прикосновения. Тогда миссис Томлинсон снова протягивает свою руку, пытаясь коснуться моего лица, и я чувствую что ломаюсь. Я отталкиваю ее руку, спрашивая:
— Почему? Почему вы так поступаете со мной?
Кто-то в зале кричит оскорбления в мой адрес:
— Да он просто псих! Разве это законно? Он может ранить или убить одного из нас! Заприте его там, откуда он вылез!
Мои вопросы тонут в шуме толпы. Студенты негодуют. Я вижу Найла, пробирающегося к сцене через плотное скопление тел. И Джоша в другой части зала, кричащего мое имя. Но они уже ничем не могут помочь.
Джоана подходит ко мне максимально близко, опускает микрофон и все так же лживо улыбаясь, говорит:
— Ты не получишь моего сына, маленький педик. Тебе лучше бежать, пока они не разорвали тебя, а?
Мне нечего ей ответить. Я молча поворачиваюсь к ней спиной, и максимально быстро спускаюсь со сцены. К счастью прокладывать себе путь мне не приходится. Люди и так шарахаются в стороны, словно от зараженного чумой.
Практически достигнув выхода из зала, я наталкиваюсь взглядом на Луи. Он кидает на меня мимолетный взгляд, и снова оборачивается к стоящей рядом девчонке. Будто ничего не произошло. Будто я не потерял только что всю свою жизнь из-за его матери. Он просто стоит там, на обломках моего мира и флиртует с очередной юбкой.
Это забивает последний гвоздь в крышку моего гроба, и я слышу, как она с грохотом закрывается, оставляя меня в мертвой темноте безысходности.
========== Часть 10 ==========
Джош ночует у моей двери и уходит только утром. Я так и не набираюсь смелости его впустить. Мне не хочется видеть никого и ничего. Его жалость и сочувствие уже не склеят мою разбитую жизнь. Лотти звонит каждые двадцать минут, и поэтому мне приходится выключить телефон.
Меня тошнит всю ночь, выворачивает наизнанку. Кажется, с желудочным соком выходит боль. Я засыпаю в ванной на полу, а просыпаясь утром обнаруживаю, что жжение внутри никуда не делось. Боль все еще со мной. Будто огромный шип застрял посреди груди, и рвет меня при каждом вздохе.
Принимая душ, я вспоминаю, что сегодня день фестиваля. Пока горячие капли бегут по моей спине, я обдумываю всё, что произошло со мной за последний месяц. Я словно попал в американскую мелодраму, и по всем законам жанра сейчас должен был стоять где-нибудь на мосту, пытаясь спрыгнуть, а внезапно влюбленный Луи с букетом цветов уговаривать меня спуститься. Я маниакально смеюсь от этой мысли.
К девяти часам мой рюкзак забит немногочисленными вещами. Документы упакованы, батарея телефона заряжена на максимум, решение принято.
Без пятнадцати минут десять я на автовокзале, свободный, как и несколько месяцев назад, до того, как приехал в этот город. Хотя теперь скорее потерянный. Ровно в десять начнется фестиваль, и единственное о чем я жалею прямо сейчас – я не увижу, как поет Шарлотта.
Я откладываю покупку билета на самый последний момент. Вместо этого нахожу свободную скамью в самом углу зала ожидания. Народу на удивление мало, и я сижу какое-то время, просто разглядывая людей вокруг. Вот девушка с синим рюкзаком. Очаровательная блондинка, она все время смотрит на свой телефон, кажется, она не уезжает, а ждет кого-то. Я пытаюсь представить себе, чем она живет, и на какое-то время мне удается забыть, откинуть мысли о Лу.
