Никто никогда не поступал так с Томлинсоном. Любой сделанный им минет был штукой крайне редкой и на вес золота, не говоря уже о том, что никому не было позволено насиловать его рот, не заботясь об удовольствии Луи.

Никому до Гарри.

Захлёбываясь слюной, кривясь от лёгкой боли в челюсти Луи продолжает принимать жёсткие толчки, лишь для того, чтобы услышать удовольствие Гарри в диком финальном вопле.

Он не разочаровывает, кончая громко, обильно, почти вырывая волосы Луи, в попытках удержать сознание в рвущемся на части от наслаждения теле.

Вкус малыша всё ещё чувствуется на губах, корни волос пульсируют едва заметной болью, а Гарри уже жмётся, как котёнок, благодарно вылизывая рот Луи, почти мурлыча от полученного удовольствия. Словно и не он только что насаживал этот рот на свой член.

— Я. Так. Сильно. Люблю. Тебя, — говорит он, перемежая слова поцелуями, и Луи улыбается собственным мыслям, прижимая мальчика к себе.

Томлинсон благодарен судьбе за то, что на его пути попался этот мальчишка, не по годам взрослый, совершенно испорченный, развратный и в то же время абсолютно наивный. А ещё определённо точно не умеющий заниматься любовью.

И лишь когда Гарри начинает проваливаться в сон, уютно устроившись у него на плече, Луи приходит в себя. Мягко растормошив ребёнка, он оставляет нежный поцелуй на носу и, глядя в приоткрытые глаза, произносит:

— Свидание, Гарри.

Мальчик кивает, трёт правый глаз рукой и с тяжёлым вздохом садится на кровати. Неведомая ранее нежность обволакивает каждый дюйм эгоистичного сердца, рождая новые высокие чувства, и Луи хочется умереть и жить вечно одновременно. Он притягивает Гарри, и тот послушно отвечает на поцелуй, всё ещё мягкий и сонный.

Луи кажется, он, наконец, узнал как выглядит счастье.

✷✷✷

Локоть Томлинсона под пальцами успокаивает, дарит чувство защищённости, и Гарри почти удаётся расслабиться. До момента, пока они не оказываются носом к стеклянным дверям ресторана, в котором собираются его друзья, и, несмотря на все горячие заверения Луи, мальчик паникует, неосознанно впивается ногтями в кожу своего парня.

— Мы всё обсудили, малыш. Нечего бояться, — Луи останавливается, нежно касается подбородка пальцами и заглядывает в глаза с такой преданностью, что сердце Гарри тает. Он готов отправиться за Томлинсоном на край света. На край света, но не в компанию взрослых ребят, успешных и уверенных в себе.

Гарри зажимается, и чувство никчёмности вновь выплёскивается через край, затопляя не только его, но и отношения с Луи в целом.

— Это твои друзья, — благоговейно шепчет он. Но Томлинсон лишь смеётся, прижимая его голову к своей груди.

— И твои тоже, малыш! Энди и Элен там. Они не дадут тебя в обиду. Но главное - я, я не позволю никому ни единого косого взгляда в твою сторону.

Он толкает дверь, втягивая мальчика в гудящую атмосферу праздника. Не поднимая глаз от пола, Гарри пытается нагнать Луи, и влажная от беспокойства рука выскальзывает из сильных пальцев. Томлинсон лишь перехватывает ладонь крепче.

Чем ближе к столику, тем сильнее бьётся сердце, разрывая барабанные перепонки грохотом отбойных молотков. Гарри уверен, все в зале ресторана слышат этот звук и знают, насколько сильно он напуган предстоящим знакомством.

Мягкое кресло принимает его как раз во время, ноги отказываются держать ровно. Луи садится рядом, пожимая протянутые над столом руки, раздавая приветствия, а Гарри всё не поднимает глаз, и единственная его победа над собой состоит в том, что он всё ещё смог не зажмуриться.

Знакомые пальцы касаются ладони, и Энди чуть сжимает его руку, прежде чем поздороваться.

— Привет.

Гарри неловко улыбается в ответ. Элен перехватывает оторванный от скатерти взгляд и кивает.

Его друзья.

Плечи чуть расправляются, и собственнический рык со стороны Луи даже заставляет улыбнуться искренне и светло, когда Томлинсон просит “убрать свою грязную руку от моего парня”. Элен смеётся в голос, а Энди хитро подмигивает мальчику, прежде чем демонстративно поднять руки вверх, показывая Томлинсону свои самые чистые намерения.

Ревность приятна, чего Гарри не может сказать о заинтересованных взглядах. Он жмётся к пахнущему табаком плечу Луи и случайно улавливает обрывок чужого разговора.

— Вы вроде как были вместе? —спрашивает высокий брюнет у Луи, но отвечает ему Рэйчел, девушка, ненависть к которой долго выжигала внутренности Гарри.

Ей было позволено целовать Томлинсона.

— Нет, Сэм. Это совсем другое. Мы вроде как обменивались дружескими одолжениями.

Гарри не настолько наивный, чтобы не понять - они говорят о сексе. Отголоски прежней ревности неприятно колят в груди, но парень приобнимает её, прижимает ближе жестом собственника, и только Луи достаётся его предупреждающий взгляд.

— Я не думаю, что тебе ещё стоит об этом переживать, — тихо, но весомо говорит Гарри. Луи сжимает его колено под столом, но лицо всё такое же беззаботное, будто ничто в этом мире не трогает его, будто на всё плевать.

Гарри знает, что Луи не плевать на него. И этого достаточно.

Рэйчел улыбается, и негативные чувства к ней сглаживаются. Мальчику даже удаётся выдавить кривую улыбку в ответ.

— Вау, вы и правда вместе, — произносит кто-то за столом, и Гарри кивает. Шатен в недоумении хмурит брови и задаёт закономерный вопрос. — Сколько тебе лет, малыш?

Но тёплая ладонь Луи на колене придаёт уверенности, и мальчик отвечает, сдерживая раздражение:

— Я Гарри. Не малыш, — Энди поднимает вверх большой палец, а гордая улыбка Томлинсона согревает.

— Рано или поздно он подрастёт, Лиам, — подмигивает Луи своему приятелю, но тот не сдаётся. Он высказывает опасения, понижая голос так, чтобы Гарри не слышал их разговор. Ему и не нужно слышать, чтобы понимать - отношение окружающих к этой любви наполненно осуждением и страхом, и это нормально. Но Гарри знает, в их с Луи силах изменить мнение других.

Сидящий рядом блондин улыбается от уха до уха и протягивает мальчику высокий стакан, наполненный тёмной жидкостью. Звон кубиков льда о стекло вызывает дикую жажду, и Гарри благодарно принимает напиток.

— Это…?

— Чай, — произносит тот, и Гарри кивает, осушая полстакана за раз.

Лимон забивает горькое послевкусие, но терпкий запах бьёт в нос, и мальчик кривится, отрываясь от напитка.

— Что за сорт? — хрипит он, прижимая пальцы к губам.

— Американский, — хохочет блондин, похлопывая мальчика по плечу. — Лонг-Айленд называется.

Не понимая шутку до конца, Гарри просто улыбается, и вновь берётся за стакан. Странная лёгкость в пальцах чуть напрягает, но голубые глаза незнакомца лучатся добротой. Он кивает, подбадривая, и ещё пару следующих глотков мальчик делает уже с удовольствием, пока Луи, наконец, не решает обратить на него своё внимание.

— Найл! — кричит он, и Гарри вздрагивает, когда жёсткие пальцы Томлинсона забирают стакан со странным чаем, что начинает нравиться всё сильнее с каждым новым глотком. — О чём думала твоя ирландская задница?!

В руках оказывается кола, но Гарри хочет свой чай назад. Шум в голове мешает услышать вопрос, который задаёт ему Луи. Мерно двигающиеся губы не позволяют как следует сосредоточиться. Мальчик водит головой вслед движениям Томлинсона, а потом неожиданно для себя подаётся вперёд, ловко завладевая желанным ртом, совершенно не заботясь о людях вокруг и о том, что Луи пытался сказать до того, как был грубо прерван поцелуем.

— Да ты набрался, — выдыхает Энди. — Всего с половины стакана.

Луи оттягивает сопротивляющегося Гарри от своего лица и сжимает его щёки в ладонях, удерживая от новых поцелуев.

— Детка? — вопросительно произносит он.

Гарри расфокусированно смотрит в его лицо, впитывая в себя каждую идеальную линию. Будто ангел перед ним, идеальный, эфемерный, с холодными глазами и жестокими, злыми губами. Но Томлинсон улыбается нежно, и в груди горит огонь, сжигая душу ребёнка. Гарри пытается понять, что это: действие алкоголя на его неокрепший организм или огромное чувство, зовущееся любовь. Но, несмотря на причины, ему кристально ясно одно - он сгорит до конца, превратится в пепел под взглядом этих пронзительных глаз. Гарри не против, если Луи остаток жизни будет смотреть на него так. С голодным обожанием внутри.