– Издан приказ о ревизии месторождения номер три, – глухо сказал он, – и всех связанных с ним предприятий. В том числе – проектного бюро. Наверху недовольны задержкой.
Я осталась стоять у открытой двери на террасу, хотя Тайка уже с воодушевлением просочилась в дом и явно направлялась на кухню.
– И ты здесь в порядке начала расследования?
Хотен чуть склонил голову, осторожно взял меня за руку, улыбнулся – но врать не стал:
– В том числе.
Я подавилась воздухом.
– Нет, я не жду, что ты тотчас вынесешь весь сор из избы, – понимающе усмехнулся Хотен, не дождавшись от меня адекватной реакции. – И допрос немедленно учинять не буду. У меня, к сведению, рабочий день закончился четыре часа назад… как и твой. Давно ты пашешь в таком темпе? На тебе лица нет.
От необходимости судорожно обдумывать ответ (что бы Хотен ни говорил о допросе, на самом деле он его уже начал) меня спасла настойчивая трель переговорника. Я высвободила руку и виновато улыбнулась ревизору. Он понятливо кивнул, но сомневаться не приходилось: о своем вопросе Хотен не забудет, и мне так или иначе придется сознаваться в многонедельных переработках.
Но, надеюсь, у меня будет достаточно времени, чтобы сообразить, как бы изложить это таким образом, чтобы проектное бюро не выглядело сборищем бездельников, которые спохватились только в последний момент, когда вышли все сроки.
– Привет, – мученически выдохнула трубка мне в ухо голосом Беримира. – Ты дома?
– Да, только что приехала, – сдуру покаялась я и зажмурилась в ожидании врачебной проповеди о вреде нервного истощения.
Но это, к счастью, по-прежнему был Беримир, и вместо лекции по общеизвестным истинам меня ожидало полуминутное укоризненное молчание. Справедливости ради, оно действовало на меня куда эффективнее; по крайней мере, устыдилась я сразу же.
– Зато мне дали выходной! – ляпнула я в свое оправдание.
Хотен заинтересованно склонил голову к плечу, и я юркнула в дом, пока он не услышал что-нибудь еще более занимательное.
– Найду тоже, – мрачно сообщила трубка, и я застыла с одним валенком в руке посреди прихожей. Но потом сообразила: Найд – это Найден, и он изрядно преуспел в налаживании связей с врачом. А раз так…
– Еще какая-нибудь упоительная история? – предположила я.
– Не то слово, – согласился Беримир. – Угадай, кто в первый же день патрулирования застал попытку незаконного подключения к магопроводу?
Я зажмурилась.
Работа с опасными энергоносителями, сложной аппаратурой и повсеместной автоматизацией очень быстро заставляет чувствовать себя так, словно вокруг одни идиоты. Долгая работа в подобных сферах потихоньку внушает мысль, что, если вас окружают идиоты, значит, вы – центральный.
Но даже на фоне столь прискорбных выводов идея подрубиться напрямую в единственный на данный момент магопровод – на минутку, высокого давления, диаметром в мой рост, с перспективой снабжения четырех окрестных сел и одного города – выглядела, мягко говоря…
– Выжившие есть?
– Есть, – обрадовал меня Беримир. – Найден. Сдается мне, парень родился в рубашке… хотя с его везением куда актуальнее было бы родиться с грелкой в руках. Я, собственно, из-за чего звоню: у него в общежитии с грелками напряг. Он, конечно, обложился бутылками с горячей водой, но татуировку все равно этим не перекрыть, а я на дежурстве в стационаре. Не завезешь ему грелку? Или Велиславу попроси, а то этот счастливчик опять переохлаждение схватит.
Велислава, насколько я помнила, как раз осталась в проектном бюро – вместе со всем конструкторским отделом; я покосилась через плечо и твердо решила не говорить об этом вслух.
– Ладно, у меня была запасная. Ты его осмотрел?
– Не я, Болеслав. Если увидишь его фонтанирующим ядом – не удивляйся, он тоже чудом вспомнил, как работать без диагноста.
Я бы очень сильно удивилась, если бы вспомнила, кто это, – но предпочла промолчать и об этом.
– Хорошо, последний вопрос, – вспомнила, наконец, я. – А где это общежитие находится?..
Разумеется, Найдену не могло не свезти и тут. У Бюро Правопорядка своего общежития не было: все сотрудники, приехавшие на месторождение, заказали перевозку собственных домиков – таких же легких каркасников с куполами, как и у меня. Найденыш оказался единственным, кому требовалось жилье, и его, недолго думая, распределили… в общежитие к шахтерам. Одна я туда соваться на ночь глядя побоялась, так что пришлось вкратце изложить Хотену историю моего «знакомства» с Найденом, старательно обходя вопрос о том, что я делала на пустой улице в десятом часу.
Мои филологические страдания оказались напрасны: общежитие пустовало. Первая смена шахтеров в полном составе лежала в стационаре, вторая – пахала за двоих на месторождении, пробивая новый штрек. Похоже, только этим и объяснялось, как Найден, с его-то коммуникативными навыками, остался без грелки в полностью заселенном общежитии.
Сонная вахтерша обрадовалась нам, как родным, словно мы ее вовсе не разбудили, но бдительности не потеряла ни на секунду.
– Я уж думала сама за грелкой бежать, – доверительно сказала она, зябко кутаясь в шаль, – но мне нельзя надолго оставлять пост, а до дома еще полчаса езды. Запишитесь в журнал визитов, вот здесь. А потом я покажу дорогу, как раз на обход пора.
Хотен, у которого давно глаза слипались, раздраженно дернул щекой и вместо записи предъявил женщине корочки ревизора.
После этого нам уже не радовались. Но дорогу честно показали.
Найдену, как назло, досталась угловая комната на первом этаже. По всей видимости, пустовала она потому, что была одной из самых холодных, и туда никто не хотел заселяться. Отсутствие климатического купола делало свое дело; лично я бы отсюда переехала при первой же возможности.
Одно окно выходило на подмороженные кусты перед стоянкой, второе – вовсе на дорогу; установили их неправильно, и изнутри по низу стекла шел толстый слой льда, а снаружи сияли белизной инеевые перья. Кто-то из жильцов попытался законопатить щели засохшей травой и мхом; из-за этого комнатка чем-то неуловимо напоминала заброшенное фазанье гнездо, но никак не человеческое жилье. Над радиаторами воздух дрожал от контраста температур, но мощности не хватало, чтобы прогреть помещение до приемлемой температуры, и вторая койка предсказуемо пустовала.
Открывший нам дверь кокон из одеяла проследил мой взгляд и бодро заявил простуженным голосом:
– Зато здесь светло! – и с любопытством повернулся к ревизору, застывшему нерушимой скалой и всем видом демонстрирующему, что за меня есть кому постоять.
Как будто это требовалось.
– Хотен Верещагин, ревизор третьего чина Особого корпуса, – коротко отрекомендовался он, заметив интерес.
Обычно этого хватало, чтобы свести все нежелательные контакты к минимуму и, бонусом, обезопасить от них меня. Но на сей раз Хотен не на того напал.
– Найден Лом, – изрек мой найденыш, резким движением откинув за спину «капюшон» из одеяла, позволяя рассмотреть изуродованное шрамом лицо, и уверенно протянул ладонь для рукопожатия. – Тиша о вас рассказывала… ну, когда не ржала с моего имени. Что теперь-то?
– Лом, – виновато всхлипнула я, не в силах бороться со смехом, и сунула ему грелку. – Найден Лом! Ох, да как ты школу закончил, тебя же должны были задразнить насмерть!
Найденыш пожал плечами под одеялом.
– Как-то закончил. Но ничего, – искоса взглянув на меня, хмыкнул он, – ты, похоже, решила наверстать и задразнить-таки… чаю? Или чего-нибудь посерьезнее?
Хотен, по всей видимости, собирался отказаться и уйти. Но вместо меня ответил мой желудок, еще отлично помнивший, что такое «посерьезнее» в исполнении Найдена, и тот беззлобно рассмеялся:
– Понял, вопрос глупый. Подождите здесь пару минут, хорошо? Добегу до кухни, заодно грелку наполню.
Я виновато кивнула и, получив рекомендацию не разуваться ни в коем случае, уселась на вторую кровать: стул в комнате был всего один, металлический, холодный даже на вид. Хотен с сомнением покосился на него и остался стоять, прислонившись к стене и выжидательно склонив голову к плечу.
