Я не знаю, что… что вы сделали со мной. Но я действительно хочу, чтобы вы прекратили.

Реджина.

Рот Эммы распахнулся в шоке, когда она закончила читать письмо. Если Реджина чувствовала себя смущённой, то это было абсолютно ничто в сравнении с взрывом хаоса, который пронесся рикошетом внутри её собственной головы. Реджина была права: это было смешно. Это должно быть шутка. Это просто должно было быть.

И всё же, всё, что Эмма могла видеть, были тёмные, проницательные глаза Реджины, и то, как они смотрели на неё. Полные ненависти. Полные негодования.

Полные неопределённости.

Она вскочила с кровати, сбежала вниз по лестнице и набросила пальто. Когда Мэри Маргарет повернулась, всё, что она услышала, было хлопанье двери и топот ног её соседки по комнате, спускающейся вниз по лестнице без слов прощания.

***

— Мисс Свон, — хладнокровно сказала Реджина, признавая звук приближающихся шагов даже без необходимости смотреть.

Эмма стояла напряжённо в дверях кабинета, руки теребили рукава чёрного пальто.

Была пауза, прежде чем Эмма заговорила.

— Реджина, — сказала Эмма.

Это было всё, что она сказала. Реджина вдруг удивленно посмотрела вверх, не признавая тихую, осторожную манеру, в которой Эмма сказала это одно слово. Она сказала его, как она подразумевала. Она сказала его, как в первый раз, когда они встретились, она разговаривала с ней, как будто ей важна ответная реакция.

— Что? — ответила Реджина, не в силах сдержать недоверие в голосе.

Голова Эммы была наклонена в одну сторону, её брови сошлись вместе.

— Есть… — начала Эмма, затем запнулась. Она сглотнула, прежде чем снова попыталась, — есть что-нибудь, что вы должны сказать мне?

Реджина моргнула.

— Почему я должна что-либо сказать вам? — спросила она.

Её тон не был агрессивным, но он был всё ещё, несомненно, подозрительным. Эмма даже не вздрогнула.

— Я даю вам шанс, — сказала она тихо, руки ёрзали по бокам, — на самом деле поговорить со мной. Я не буду кричать. Я не буду сердиться. Если у вас есть что-то, чтобы сказать мне, я буду слушать. Так скажите это.

Реджина не реагировала. Она осталась сидеть прямо в кресле, руки расположены на клавиатуре, где они и были, когда Эмма ворвалась в комнату в своей обычной неуклюжей манере. Реджина выглядела, как обычно: спокойная и сдержанная. Но где-то внутри неё крошечное мелочное чувство вызывало зуд в ладонях. Эмма смотрела на неё с… беспокойством. С терпением. Она смотрела так, как никто не смотрел в течение двадцати восьми лет, что она провела в этом городе, и это вызывало боль в груди.

Она знала, что должна наслаждаться этим, но тяжесть пристального взгляда Эммы вызывала удушье.

— Нет, мисс Свон, — медленно сказала Реджина, её глаза посмотрели на встревоженную морщинку между бровями Эммы, — мне нечего сказать вам.

Эмма сглотнула. Подняв руку, она опустила её в карман пальто. Кончики пальцев коснулись края двух сложенных, смятых и неоднократно перечитанных писем.

Но она не вытащила их. Она планировала вернуть их обратно Реджине, чтобы позволить той знать, что они каким-то образом приходят к ней. Сказать ей, что её самотерапия, очевидно, не работает. Но она не сделала ни одну из этих вещей.

Реджина наблюдала, прищурившись, как пустая рука покинула карман и поднялась к голове, чтобы убрать блондинистый локон за ухо.

Эмма кивнула через несколько мгновений.

— Хорошо, — сказала она, больше не глядя на женщину, сидевшую по другую сторону стола. Она отвернулась от нее, медленно направляясь к двери. — Отлично.

Дверь захлопнулась за ней. Реджина поняла, что не дышала.

Это было… необычно. Вид лица Эммы, наполненного срочностью, и весь беспорядок других эмоций, которые она не вполне могла расшифровать, беспокоили её. Чертово женское лицо задерживалось в её разуме ещё более решительно, чем обычно.

Она откинулась на спинку стула и выпустила долгий вздох, её чуть липкие ладони потянули вниз нижнюю часть юбки. Сердце беспорядочно билось. Она с некоторым раздражением отметила, что это было уже, как правило, обычным явлением.

***

— Эмма? Там письмо под…

— Я возьму, — сказала Эмма, выхватывая его из рук Мэри Маргарет прежде, чем та могла внимательнее рассмотреть почерк на конверте. — Спасибо.

— Разве ты не получила такой же на днях?

— Хм, да, — пробормотала Эмма, пожимая плечами. Она отчаянно хотела открыть письмо прямо здесь и сейчас, но заставила себя сложить его пополам и засунуть в задний карман джинсов, — они от… Сидни. Он посылает мне информацию о Реджине.

— Ах, — сказала Мэри Маргарет, идя через комнату, чтобы забрать свою сумочку, — но ты ведь будешь осторожна, правда? Если Реджина узнает…

— Мы постараемся, — сказала Эмма, предлагая ей улыбку. Она должна была быть обнадеживающей, но чувствовалась решительно напряжённой, — обещаю.

— Тогда хорошо, — сказала Мэри Маргарет, забирая рабочие тетради в руки, — в любом случае, мне надо уже уходить. Ты идёшь?

Эмма облизала губы. Письмо уже прожгло дыру в её кармане.

— Да, — заставила она себя ответить, поднимая куртку и ключи со стола, — я прямо за тобой.

Они покинули квартиру вместе, расставшись внизу лестницы, когда Эмма забралась в машину и уехала, а Мэри Маргарет пошла в школу. Эмма ехала так быстро, как могла, весь путь до участка шерифа чувствуя тепло письма через джинсы. Она не могла объяснить, почему столь отчаянно желала прочитать его. Каждый раз, когда она получала новое письмо, оно наполняло её холодным, путающим страхом в животе. Она подозревала, что реакция на это письмо абсолютно ничем не будет отличаться.

И всё же, когда она приехала в офис, то открыла его даже прежде, чем сняла куртку.

Мисс Свон,

Я должна была выпить стакан вина прежде, чем почувствовала себя достаточно смелой, чтобы написать это письмо. Я почти начала находить забавным то, насколько жалкой я стала.

Это было в течение недели, как мы в последний раз говорили. Обычно я вижу это, как хорошую вещь. Обычно это дает мне время, чтобы на самом деле поработать, чтобы провести некоторое время с моим сыном, чтобы ездить по Сторибруку так, как мне подобает. Но на этой неделе… это было трудно для меня. Я не могу объяснить почему. Всё, что я знаю, что всегда, когда слышу стук в дверь моего офиса, я надеюсь, что это вы, хотя прекрасно знаю, что этого не будет, потому что, когда, ради бога, вы хоть раз на самом деле постучали в дверь, прежде чем ворваться в комнату? Это смехотворно. Но опять же, большинство вещей, которые я делаю или о которых думаю в эти дни, кажутся на грани патологического безумия. Поэтому, может быть, я не должна быть так удивлена.

Это забавно, как сильно я, кажется, скучаю по спорам с вами. Раньше я думала, что мне нравились наши бои, потому что они были интересны: потому что, прежде чем вы появились, этот город был таким мягким, и скучным, и серым, что, по крайней мере, крича на вас, я получила что-то, чтобы занять себя. Но я начала понимать, что это не так. Я скучаю по спорам, потому что я скучаю по виду вашего лица, когда оно сердитое, возмущённое и эмоциональное. Это многое должно сказать обо мне, я уверена… но, учитывая, что на самом деле я никогда не видела, как вы улыбаетесь в результате чего-то, что сказала вам я, то полагаю, что это будет просто сделать сейчас. Может быть, в один прекрасный день я буду способна сказать что-то, что удивит вас достаточно, чтобы вы рассмеялись, и тогда я не буду хотеть спорить с вами.

… Я не должна была пить этот бокал вина.

Но это неважно, потому что я выпила его, и собираюсь налить себе ещё один. И не имеет значения, что я пишу сейчас, потому что в любом случае никто никогда не прочтет это: я никогда не планировала просматривать письмо снова, так же, как и не собиралась когда-либо послать его вам. Что бы я ни написала сейчас, это в любом случае строго ограничено стенами этого конверта. Так что я могу говорить то, что на самом деле думаю.