Затем Хлоя материализовала на левом запястье переговорное устройство, имеющее вид обычного декоративного циркониевого браслета. Эта вещь имела одну особенность: оставленная без хозяина на срок свыше пяти минут, она вновь телепортировалась на его руку, если не имела повреждений. На правом предплечье женщина материализовала устройство для телепортации, выполненное в форме наручи. Оба предмета находились в рабочем состоянии, без повреждений.

Хлое предстояло покинуть территорию США на самолёте, а стало быть, пройти таможенный контроль. Ей нечего было бояться. Научно-техническая мысль Земли слишком слаба и не в состоянии обнаружить даже самое пустячное отклонение, вызванное присутствием в теле инородных материалов. Другое дело, если бы Хлоя проглотила патрон… но если его интегрировать в пространственно-энергетическую структуру организма, то никто его не найдёт — хоть разбейся.

Теперь предстояло сделать самое главное — развернуть «Панцирь». Это был целый боевой комплекс, в состав которого входил преобразователь измерений, гравикомпенсационный прибор, система связи, навигации и наблюдения, ядерно-резонаторный излучатель и другие хитроумные устройства. «Панцирь», как и пистолеты, ничем не выдавал свое присутствия, и капитана Пи можно было даже пополам разрезать — и не найти ничего интересного.

«Панцирь» был надет на Хлою незадолго до четырнадцатилетнего заточения. Такие же «Панцири» носили и девять розыскиваемых ею соотечественников.

Женщина закрыла глаза и тихо сказала:

— Хелхем, дай мне силу!

Развёртку «Панциря» ни с чем нельзя было спутать. Мягкая волна, похожая на дуновение горячего ветра, звук, напоминающий шелест опавшей листвы, слабое потрескивание, лёгкое сжатие, распространившееся по телу, толчок в подошвы… Кожа соприкасается с чем-то похожим на мягкую тёплую резину. Во всём теле — приятная лёгкость, словно при пониженном тяготении.

То, что сейчас смотрело на капитана Пи из зеркала, лишь очертаниями походило на человека. Вся она, от макушки до пяток, была скрыта под тонким слоем слабо светящейся субстанции, на вид напоминающей расплавленное стекло. Субстанция не имела материальной основы — она представляла собой несколько слоёв математически искажённого пространства, призванных защищать хозяина от поражения различным оружием.

Теперь Хлоя могла не опасаться шальной пули, осколка, ударной волны или открытого пламени. Падение с большой высоты тоже не было для неё смертельным. Пока «Панцирь» работал, Хлоя могла с лёгкостью преодолевать очень многие препятствия, при желании даже прыгать с крыши на крышу в плотной городской застройке, и двигаться со скоростью, недостижимой для обычного человека.

Убедившись, что её «Панцирь» исправно функционирует, Хлоя испробовала его оружие. Поток частиц из ядерного резонатора превратил сигарный ящичек в мелкую древесную пыль. Защиты от такого оружия на Земле тоже не существовало. Оно могло, в зависимости от установленного режима, распылить что угодно, начиная от танковой брони и заканчивая живой тканью.

Хлое были даны и специальные полномочия. Она могла в очень широких, не предусмотренных регламентом пределах, программировать свой «Панцирь». Кроме неё, существовало ещё девять панцироносцев; все они находились сейчас на Земле. Принцесса Церена была одной из них.

— Хелхем, забери силу, — сказала капитан Пи. Короткая вспышка — и иномерные слои исчезли, явив обратно своего носителя.

Женщина села на диван и подсчитала оставшиеся дни своего отпуска. Прикинула, как лучше всего проникнуть на российскую территорию. Телепортироваться покамест нельзя — её появление на Земле должно проходить строго в рамках закона. У неё имелось ещё два комплекта материалов для легализации, стало быть, Элизабет Аренд вскоре прекратит своё существование. Ей на смену должна прийти гражданка России Александра Яковлева, приехавшая в Калифорнию по подложному приглашению. Возможности Лэнса Коэна как высокопоставленного работника ЦРУ (в том числе нигде не учтённые возможности офицера иномерной разведслужбы)позволяли ему состряпать любые документы и забраться в любую ведомственную сеть. Ему под силу сделать так, чтобы через неделю после Хлоиного отъезда никто нигде не нашёл ни единого упоминания о пребывании в США некой Элизабет Аренд и Александры Яковлевой…

====== 6 ======

6

Кира всё чаще и чаще видела странные сны, и запоминались они всё лучше. Незнакомые пейзажи, встречающиеся на фоне этих пейзажей знакомые и незнакомые животные, фантастические городские ландшафты, сцены из жизни людей, которых она никогда прежде не видела, сии люди пользовались вещами, о назначении которых она понятия не имела, и говорили между собой на наречии, которого она не смогла определить даже приблизительно… впрочем, её успехи в изучении всего лишь одного английского языка оставляли желать лучшего.

«И почему я, — думала девушка, — начала так хорошо запоминать эти сны именно с той поры, когда Норка обнаружила, что я — падчерица? »

С фактом своего сиротства она примирилась довольно быстро. В самом-то деле, что тут такого особенного? Мало ли на свете детей, чьё происхождение под большим вопросом? В годы гитлеровского нашествия чуть ли не каждый пятый ребёнок лишился одного, или обоих родителей, и ничего — выросли, отучились, полюбили, отстроили страну… Печально, но факт — дети остаются без родителей. Так-то вот.

Вот только как узнать подробности своего прошлого? Да и стоит ли?

Несколько раз Кире предоставлялась возможность начать непростой разговор, но всякий раз во рту немел язык, а подходящие слова улетали в тартарары. Приходилось придумывать какие-то отговорки, ибо мама иной раз замечала, что с дочерью творится что-то странное. Шли дни; разговор постоянно откладывался на завтра…

Норка иногда уводила Киру в дальний угол школьного коридора, чтобы поинтересоваться — состоялся ли упомянутый выше разговор.

— Чего ты резину тянешь? — недоумевала подруга, — нечего ходить с таким видом, будто тебя горчицей накормили. Вот на днях твой батя вместе с Шуриком из дому вечером ушли. А ты опять молчала?

— Страшно как-то, — мялась Кира, — а если это очень больная тема? Эдак я своими вопросами всю семью развалю…

— Развалится семья или нет — важно не это, — отрезала Норка, — а то, что тебе сердце велит. Если предки тебя любят, то ничего они не развалят…

— Ты жестокая, — хмурила брови Кира.

— Жизнь жестокая, — парировала Норка, — друзья отворачиваются и предают, родители детей бросают, братья и сёстры друг друга ненавидят, но есть ты и твоя любовь. Вот что важно…

Кира лишь молча кивала, со всем соглашаясь, но дело так и не двигалось с мёртвой точки. Разговор опять переносился на завтра, на послезавтра…

Как-то раз, уже в самом начале апреля, Киру угораздило сильно расшалиться на уроке геометрии. К доске был вызван Севка Бакисов. Главный шутник и весельчак класса возле доски всегда становился каким-то вялым, начинал ныть, мямлить невпопад, спотыкаться, ронять мел или тряпку — одним словом, выступал как мог. Весь класс потешался, глядя на его душевные терзания (мол, это тебе не анекдоты про Вовочку травить). Сейчас он решал какую-то жутко трудную задачу — впрочем, без надежды на успех. Кира тоже ничего в ней не поняла, кроме того, что в тетради нужно было начертить квадрат. Севка веселил публику своими выкрутасами, Кира под шумок тоже норовила как-нибудь отличиться, и кончилось это тем, что Валентина Николаевна влепила Бакисову «красного лебедя», а Кире велела пересесть за первую парту.

Эммочка Мокрецова всегда сидела на первой парте одна-одинёшенька. Кира совсем не горела желанием сидеть на виду — ни пошептаться, ни записочку бросить — но тут последовало новое наказание: Валентина Николаевна объявила, что Кира вместе с Эммочкой будет убирать класс после уроков. «Пусть бы эта умница и убирала всё сама, тем более сегодня её очередь… — думала шалунья, — мне-то зачем… »

На перемене произошёл случай, заставивший Киру получше присмотреться к своей новой соседке по парте.