– Боятся, – сходу ответила Эммочка, – они, Кира, боятся нас не меньше, а может, и больше, чем мы боимся их. Помнишь, что говорила Хлоя? Что Прогрессоры дают своему просителю иллюзию могущества? Реаниматоры знают, кому они продались. И знают, в чём виноваты. Может быть, они даже знают, кто из нас Церена и у кого Серебряный Кристалл. Но они не знают предела, за которым наша сила заканчивается. И это пугает их. Вдруг мы, оказавшись на их базе, покромсаем их всех в комбикорм, а они не смогут нам ничего сделать?
– Хорошо, если так. Но Прогрессоры знают очень многое. В том числе и то, как устроен “Панцирь”. Они могут подсказать Реаниматорам способ уничтожить его. И вообще... многих из тех, к кому приходили инкопы, я знаю лично. Это что, способ предупредить меня? Почему ко мне такое внимание? Неужели Реаниматоры узнали, что я – Церена? Или её кузина? Или Дженга?
– Ты не видишь магических иллюзий, и это интересно. Может, Серебряный Кристалл – у тебя. Не знаю точно, но... думаю, вероятность того, что ты – Церена, равна уже не двадцати шансам против ста, а тридцати.
– Ты не боишься вспомнить всё, что было? Вдруг ты была замужем... у тебя были дети? И все они убиты?
– Боюсь или не боюсь – не в этом дело, – покачала головой Эммочка, – я не знаю... во мне сейчас обитает словно два человека. Один говорит – живи спокойно здесь, в той среде, которую ты знаешь, здесь у тебя вся жизнь... а второй не соглашается и говорит, что всё это в любой момент может рухнуть в бездну.
– Мне тоже страшно, – Кира вложила свою руку в ладошку подруги, – страшно снова узнать, что случилось с моими настоящими родителями. А если я жила отдельно, своей семьёй...
– Остальные тоже боятся, – сказала Эммочка, – Райка говорит, что чувствует себя так, словно попала в сорок первый год, в то утро, когда война началась. Сыплются бомбы, а внутри всё кричит о том, что у меня было столько планов... я столько всего хотела... и вот всё это улетело в тартарары.
Эммочка встала на цыпочки, обхватила Кирину шею и тихо шепнула, приблизив губы почти вплотную к уху:
– Даже если случится так, что твой “Панцирь” поломается, или кто-то стащит его у тебя, или ты как-то пострадаешь – я не перестану тебя любить. Никогда. Если ты защищала Мидгард в качестве солдата – ты им навсегда останешься.
Девушки надолго погрузились в свои мысли. На полпути к дамбе, разделяющей Борисовский и Нижнецарицынский пруды, Эммочка тоже, по примеру Киры, избавилась от сандаликов, прицепила их к поясу и пошла босиком.
– Знаешь что, Эмка... – сказала Кира, – вот скажи, что ты будешь делать, когда все наши проделки обнаружатся? Ведь говорят же, что нет ничего тайного, что не стало бы явным...
– Если это случится завтра или сегодня – придётся скрываться. Может, даже с нашими родными. Если нас не достанут, то за них примутся. А если угроза Земле будет явной и очевидной – придётся открыться. Хлоя, кажется, говорила об этом... потому что в этом случае уже просто нельзя будет молчать и прятаться. Особенно когда по улицам начнут маршировать инкопы... кстати, а ты можешь себе представить, что у нас в Москве есть люди, которые знают, кто такие эти инкопы? И кто их хозяин?
– Да что ты? – удивилась Кира.
– Один из таких людей живёт в нашем доме. Отец Афанасий, что из храма Усекновения. Он говорил моей маме, что все эти клювоносые, ластоногие, безлицые, зубастые – клоны-биороботы, которых изготавливают в качестве оружия и подселяют в них бесов. Всем своим прихожанам он рассказывает то же самое, и предупреждает их, чтобы были внимательны, а главное – чтобы не боялись, потому что эти клоны сами боятся подходить к храмам и нападать на прихожан...
– Хлоя тоже что-то такое говорила.
– А к Отцу Афанасию зачем-то полковник Приставкин приходил.
– Зачем?
– Это только они двое знают – зачем. Может быть, как раз по поводу того, как вычищать город от инкопов, если они сюда толпами полезут.
– Как же так, – удивилась Кира, – если все всё знали, то почему ничего не делали заранее?
– Элементарно, Ватсон, – улыбнулась отличница, – у кого есть знания – у Отца Афанасия, например – у того нет полномочий. У кого есть полномочия – у тех знаний нет. А может, и есть знания, но другого рода, и они бьют по рукам таких людей, как Отец Афанасий. Вот так-то.
– Ну вот мы пришли на моё любимое место, – Кира указала на выдвинувшийся углом в пруд кусок берега с закрученной кольцом дорожкой.
Девушки прошли на самый угол. Отсюда были видны наполовину скрытые за парковыми зарослями царицынские многоэтажки, пристань на соседнем берегу, дамба Новоцарицынского шоссе...
– Здесь и в самом деле недурно, – заметила Эммочка, – отсюда должен открываться красивый вид на город при восходе или закате. А когда ночью зажгутся фонари в аллеях и окна в домах, зрелище и вовсе будет потрясающим.
Кира встала на цыпочки, вытянула шею и сказала:
– А вон и дом, в котором Гришка живёт. Вон, на Кантемировской...
Эммочка проследила за рукой Киры, огляделась по сторонам и проговорила:
– Слушай, Кирка... помнишь, Хлоя просила нас записать всё, что мы видели в своих снах?
Девушка кивнула. Словесница считала, что наблюдаемые в видениях сцены и детали помогут установить личности или какие-то биографические детали хотя бы какой-нибудь одной панцироносицы. Подруги тщательно изложили все свои сновидения, исписав при этом с полдюжины общих тетрадей, но и этот метод не дал никаких результатов.
– Нужно быть очень мудрым и проницательным человеком, чтобы судить по виденным снам о истинном источнике информации, – заметила она.
– Знаешь, почему я поверила Хлое и решила, что с ней можно иметь дело? – спросила умная ученица и увидев отрицательный жест, продолжила, – сначала я думала, что Лекса... то есть, Хлоя – это наставник того же рода, как в кино..
– Про тайный знак, – кивнула Кира.
– Так вот, я бы никогда не решилась довериться Хлое, если бы она начала хоть в какой-нибудь степени внушать, что есть люди, недостойные того, чтобы с ними считались. Или что мы – лучше всех прочих просто по праву существования. А если бы она начала отрывать меня от мамы, пытаться подменить её собой, я бы возненавидела её, несмотря на то, что мы, быть может, действительно соотечественницы. То же самое и с верой. Мне ещё предстоит сделать выбор, но если бы я увидела в действиях Хлои хоть малейшее подобие принуждения к совершению пусть даже самого невинного ритуала или обряда – и наше сотрудничество можно было бы считать оконченным. Я очень ценю то, что Хлоя взыскивает за каждый признак невнимания к близким людям. И за малейший проблеск гордыни, вызванный наличием у всех нас опасного оружия. Поэтому я доверяю ей.
– Ты права, Эмка, – согласилась Кира, – я как-то ничего этого не замечала и не думала...
– Ты первая поняла всё то, что я только что сказала. Ты вспомнила, что твоя мама знает математику не хуже Хлои. Значит, ты опасалась, что Хлоя вытеснит твою маму...
– Вытеснит? Да ерунда это всё, – махнула рукой Кира.
– Нет, Кирка. Ты большая разиня, но всё равно в тебе обитает словно бы опыт другого человека. Того, которым ты была раньше... – Эммочка смолкла и поглядела куда-то за Кирину спину, – гляди, Кирка, кто к нам идёт...
На дорожке показался Мирослав Кратов, и он явно направлялся к девушкам.
– Похоже, он шёл за нами прямо от спасательного поста, – заметила отличница, – я пойду с Шуриком побуду, не хочу вам мешать... если что, крикни меня.
– С чего ты решила, что ему нужна именно я?
– Ну не я же, – Эммочка прикрыла глаза и заговорщицки улыбнулась.
Что бы ни делал Мирослав на Борисовских прудах, Кире несколько польстило, что он прошёл по берегу почти полтора километра только для того, чтобы увидеть – а вдруг так и окажется? – именно её. И в то же время ей было ужасно неудобно оттого, что Эммочка чисто интуитивно сумела разгадать её самые потаённые мысли...
Кира думала о том, что этот кусочек берега прямо-таки создан для романтических свиданий. Она представляла себя стоящей на углу, но не жарким ясным днём, а на закате или под первыми засветившимися звёздочками. И что она не четырнадцатилетняя растеряйка и плакса, а вполне себе самостоятельная сформировавшаяся девушка, как минимум шестнадцати-семнадцати лет. Вокруг – ни единой души.
