На конце грунтовки, как и сказал мотоциклист, находились невысокие, но добротно построенные из камня и кирпича винные погреба, за которыми начинался небольшой лесок, покрывающий возвышенность. Молодые листья, уже появившиеся на деревьях и кутарниках, давали возможность маскировки, а толстые стены погребов представляли хорошую защиту в случае боя. Вся техника была загнана в лес и замаскирована ветвями, «Пантер» занял позицию за одной из построек так, чтобы мог контролировать дорогу и съезд к погребам, зенитная установка встала в кустах на самом краю леса, прикрытая тенью деревьев, но с возможностью свободного разворота своих скорострельных орудий в случае атаки с земли или воздуха.

Расставив посты, оберштурмфюрер фон Шенкоф дал остальным разрешение окопаться и отдыхать, а сам влез на башню замаскированного танка. В деревне внизу было тихо, что означало, по крайней мере, что с его людьми пока всё в порядке – он был уверен, что даже в случае засады эти опытные ветераны не дадутся просто так, без боя, и не будут взяты врасплох.

Оставалось только ждать. Внутри танка что-то тихо скрипело и лязгало – механик-водитель, неутомимый венец Манфред Ленц, постоянно с любовью поправлял и ремонтировал всё, что можно в своей новоприобретённой машине – его собственный, точно такой же «Пантер», сгорел во время неудачной атаки на Будапешт вместе со всеми остальными членами экипажа, и с того времени он был тем, кем не хочет быть ни один танкист – пешим бойцом. Когда они наткнулись на брошенный танк, Манфред сразу уцепился за эту возможность и, быстро найдя среди остальных ещё четырёх танкистов, сформировал экипаж и попросил фон Шенкофа о разрешении присоединить танк к их колонне во время похода на Брно. Командир согласился – в конце концов, даже несмотря на свою топливную прожорливость, это была бы самая сильная бронемашина из всего того, что у них было в наличии…

Вышло солнце, в деревеньке где-то завёлся трактор и вовсю кричали петухи. Офицер уже начинал нервничать, когда увидел двух человек, приближающихся по полю в их направлении. Один из них был, без сомнения, Крошка – не узнать его гигантскую фигуру было практически невозможно. Шли спокойно и совершенно в открытую – значит, внизу всё в порядке…

«Янке наверняка остался дома, а Завацки ему, естественно, это разрешил… – фон Шенкоф усмехнулся себе под нос: – Хотя бы один из нас уже благополучно добрался домой… и то хорошо…»

– Герр оберштурмфюрер! – Крошка подошёл к танку. – Там чисто! Русских не было и не проезжали… Всё спокойно, думаю, можем войти в деревню за провиантом и так далее…

– Янке… Остался?

– Я, герр оберштурмфюрер… – Крошка вытянулся в стойку «смирно». – Я позволил себе разрешить роттенфюреру Янке, как в тот момент старший по званию, взглядом к обстоятельствам…

– Вольно, всё в порядке… У Янке дома всё нормально?

– Так точно.

В этот момент послышался быстро приближающийся звук авиационных моторов, и прямо над их головами на минимальной высоте, казалось, почти касаясь верхушек деревьев, с рёвом пронеслись несколько советских штурмовиков «ИЛ-2», удаляясь в направлении на Брно.

«Летающие танки», как их называли немцы, вызывали у них такой же ужас, как и легендарные «Катюши». Этот самолёт, предназначенный для боя против наземных целей, со своим арсеналом бомб, ракет, пулемётов и специальных противотанковых скорострельных пушек, был способен вскрыть, как консервные банки, даже тяжёлые немецкие бронемашины и бетонированные огневые точки и разносил смерть и погром в рядах противника всюду, где бы ни появился, оставаясь при том сам практически неуязвимым: даже крупнокалиберные зенитные пулемёты не могли прострелить его бронированный фюзеляж, а тяжёлые орудия ПВО были в большинстве случаев не способны взять его в прицел, так как русские штурмовики летали обычно очень низко и на высоких скоростях, исчезая так же неожиданно, как и появлялись.

– На Брно… – Майер проводил взглядом звено штурмовиков. – А куда мы, герр оберштурмфюрер?

– До вечера останемся здесь – передвигаться колонной днём в нашем случае равняется самоубийству, – а за это время нужно решить… не думаю, что имеет смысл вступать в конфликт с противником, лишние бессмысленные жертвы… Ни Брно, ни Берлину мы уже не поможем, Острава, думаю, уже полностью окружена тоже… Я лично не хотел бы сдаваться никому, даже если мне прикажут, но если из двух зол выбирать меньшее, то к «иванам» точно не пойду… – Он постучал своим автоматом по приоткрытому люку. – Радист!.. Манфред, есть у тебя там радист?!

– Так точно, герр оберштурмфюрер! – из верхнего люка показался худой молоденькиий солдат в серой форме артиллериста-самоходчика Вермахта (регулярной армии), видимо, один из тех, что прибились по дороге и были выбраны Манфредом в экипаж. – Ефрейтор Кёпке, герр оберштурмфюрер! Назначен радистом в экипаж шарфюрера Ленца шарфюререм Ленцем!

– Но-но! Не ори так! Из госпиталя?

– Так точно, герр…

– А аппарат твой работает? – перебил его офицер.

– Так точно, но, судя по всему, мы далеко, чтобы войти в контакт…

– Это я знаю, но, судя по антеннам, это командирский танк, принимает какие-нибудь гражданские диапазоны?

– Так точно, герр оберштурмфюрер! – ефрейтор на секунду скрылся в люке, и тут же они услышали сквозь шипение и треск приёмника приглушённые звуки вальса. – Вот, герр оберштурмфюрер… – его голова опять показалась над башней.

– Радист! Нет, погоди… Майер! Ко мне!

– Герр…

– Рихард, ты ведь понимаешь по-русски?

– Так точно…

– Найди кого-нибудь там в лесу, кто говорит по-английски, сядьте в танке с радистом и поищите в эфире какие-нибудь новости, русские и союзников, если поймаете… Переговоры… Всё, что угодно, из чего можно понять ситуацию на фронте и вокруг нас…

– Так точно! Выполню!

Было уже около половины восьмого и абсолютно светло, когда все одновременно повернули головы на север: тишину разорвал приходящий оттуда грохот вздаленной канонады, наследуемый серией мощных взрывов, а потом всё слилось в единый непрерывный гул – началась артподготовка перед атакой. На небольшой населённый пункт Орехов, находящийся около двадцати километров южнее от Брно, упали первые советские снаряды – начался штурм города, одно из последних танковых сражений Второй Мировой войны в Европе, которое продлится ещё почти целую неделю…

Почти одновременно со звуками артиллерийской стрельбы на окраине леса показался вернувшийся Янке.

– Герр обершт… Александр! – позвал он командира. Тот спрыгнул с танка, а Янке продолжал: – Я говорил со старостой – в окрестностях пока чисто, о том, что нам дадут продовольствие, тоже договорился, но он просит, чтобы мы здесь не оставались – если вдруг будет бой, то деревне конец…

– Это я понимаю…

– И ещё кое-что: здесь недалеко три дня назад приземлился в поле на пузо подстреленный «Хейнкель». Пилот – полковник, лежит в доме у старосты, ходить не может, какая-то важная птица, говорить хочет только с высшим присутствующим офицером, вроде как что-то серьёзное, я у него уже был – выглядит плохо… Хотя был явно рад, что мы сюда попали раньше Советов… Староста сказал, что какие-то мешки у него под кроватью и чемодан тяжеленный, приказал вытащить из самолёта и никого к ним не подпускает… Летел, говорит, из Остравы в Мюнхен… Вы с этим танком поосторожнее, этот погребок-то как раз мой… – он, усмехнувшись, указал в сторону «Пантера», стоящего у невысокой кирпичной стены.

– Хорошо, – фон Шенкоф кивнул. – Не будем терять время, возьми человек десять наших, из дивизии, и идём в деревню за продуктами… И с лётчиком этим поговорим.

– Есть, герр оберштурмфюрер!

Сзади к ним подошёл Майер:

– Герр оберштурмфюрер…

– Да, Рихард?

– Разрешите, я тоже заскочу, гляну, как там мои. Здесь километра четыре до Браттерсбрюнна… Я через часа три буду…

– Пойдёшь сам?

– Староста местный сказал, я слышал, что там тоже чисто, так что пойду сам.