Так было и теперь: когда надо было бежать, спасаться, укрыться как можно дальше, Венера заставила ее шагнуть навстречу Золотому Дракону, то ли бросая ему вызов, то ли надеясь парализовать его своим взглядом, но ни того ни другого не получилось, дракон отразил ее взгляд. Мужчина, посланный им, сам родился под теми же звездами и предчувствовал этих странных, бесконечно одиноких женщин, которые живут в ожидании одного-единственного, не замечая других, бросающих к их ногам свои миры и ненавидящих их лишь за то, что их жертвы остались незамеченными. Золотой Дракон всегда знал, что единственный – это он, и не торопился, заранее уверенный в своей победе. Да, теперь он смотрел на нее глазами мужчины, эстета, поэта, жадного до ощущений, отнимающего аромат даже у цветка, что уж говорить о женщине, на которую он смотрел глазами Золотого Дракона, полностью находясь во власти его слоистой мерцающей тени. Все же капля ее яда попала ему в глаза, и этого было довольно, чтобы он на время ослеп, видя и теперь уже страстно желая только ее – женщину звездного кольца Ашлеша. Сказка? Конечно сказка, но такая сказка определяет нашу судьбу.
Молодая симпатичная женщина, каких, впрочем, много в каждом городе, проснулась ранним апрельским утром оттого, что солнце коснулось ее век, теплым лучом бесцеремонно скользнуло по лицу и устроилось в щелке между сомкнутых губ, запечатлев на них свой первый весенний поцелуй. Надо было вставать, бессмысленно тратить время на пустые, пусть и приятные, мечтания, сон уже не вернется, а сделать можно многое, если заставить себя немедленно встать. Она не была беспомощным или слабым существом, хотя выглядела со стороны именно такой, без стержня, и это ее вполне устраивало. Зачем окружающим знать, какая ты на самом деле, им, этим людям, нет ни до кого дела, они заняты собой, и, даже когда глядят тебе в глаза, кажется, что смотрят внутрь себя самих, найдя свое отражение в твоих зрачках. Что ж, имеют право быть такими, ей до них дела нет. Жаль только, что и близкие люди порой становятся такими – отчужденными, эгоистинно капризными, забывая, что другая жизнь – такая же ценность, как и их собственная, и ничего не может быть в этом мире без взаимной любви.
Ее внутренний мир был определен ее Луной, расположившейся в двенадцатом доме натальной карты в созвездии Весов. Все говорило о том, что женщина была излишне застенчива и замкнута в себе, доверяя скорее своей интуиции, чем жизненному опыту, приобретение которого она к тому же избегала. Точно раковина-жемчужница, она старалась поплотнее сомкнуть свои створки, не допуская в свой мир никого постороннего. Не потому, что была скупа, а потому, что очень дорожила этим созданным именно ей миром своих фантазий, во многом заменяющим ей реальность, и боялась его разрушить. Но ее Луна расположилась на лунной стоянке под названием Свати, представленной звездой Арктур, которая дает людям, рожденным под этой накшатрой, внутреннюю неугомонность, наделяет их желанием приключений, так что, несмотря на застенчивость, их постоянно обуревает необъяснимое желание перемен, которому они подолгу сопротивляются, но в какой-то момент не выдерживают и, подобно незадачливому Синдбаду, пускаются в опасные и далекие путешествия, в поисках недостающей им частицы самих себя. Скорпион, который восходит на восточном горизонте в момент ее рождения, находился во владениях божественной звезды, означающей женскую энергию Вселенной, что от рождения уже определяло ее служение духовному началу, что она, тем не менее, всячески скрывала от других, потому что не знала, в чем миссия ее жизни, для чего она пришла в этот мир. Хотя с самого детства она чувствовала свою несхожесть с окружающими, но научилась скрывать ее, маскируя то под инфантилизм, то под кокетство и легкомыслие. Собственно, звезды не дают нам большого пространства для маневров. Восходящий знак Скорпиона показывал те качества, которые человеку надо приобрести самому, путем самовоспитания, и она научилась, будучи человеком мягким и часто уступая другим, тем не менее, не отклоняться от своей, выбранной именно ею линии жизни и не препятствовать реализации жизненных планов других людей. Она дорожила своей свободой и независимостью как непреложной ценностью и никому бы не позволила ее ограничить. Именно поэтому она так осторожно выбирала себе мужа, ища в нем прежде всего друга и союзника, готового уважать ее интересы, так же как она будет уважать его. Но всего предусмотреть нельзя, и, выиграв в одном, обязательно проиграешь в другом.
Любовь. Казалось, это чувство будет в ней жить вечно. Но ведь так и есть, она любит, любит весь мир. Звучит фальшиво, однако это именно так, весь мир, но как бы хотелось, чтобы этот мир был в одном-единственном человеке. Она не ханжа, хотя, как наследница классических традиций русской интеллигенции, склонна к самокопанию и самоистязанию, увы, тоже. Но именно любовь оказалась для нее под запретом.
– Все будет хорошо! – эту фразу она старалась говорить себе всегда, особенно когда появлялись сомнения. А они появлялись часто даже без видимых причин, что лишь подтверждало то, что причины таились где-то в более глубоких сферах и от них просто так не отмахнешься, они все равно выйдут на поверхность.
– Ладно, – еще раз попробовала успокоить себя женщина. – Будут бить – будем плакать.
И стала просматривать свои записи: сегодня в институте состоится конференция, и она собиралась на ней выступить. Конечно, никакой острой необходимости в этом выступлении не было: она в отпуске по уходу за ребенком и может пребывать в этом состоянии аж три года. Только если выпасть на три года из научного процесса, то вряд ли потом в него уже вернешься. Поэтому, недолго поколебавшись, она согласилась выступить.
Проглядев текст доклада, женщина, удовлетворенная его внутренней логикой, отложила бумаги в сторону и пошла посмотреть, спит ли еще ребенок. Дочь уже проснулась, но не плакала и никак не выдавала себя, с любопытством разглядывая движущиеся по краю детской кроватки солнечные тени, создаваемые колышущимися ветвями деревьев. Увидев свою маму, девочка улыбнулась, как улыбаются только маленькие дети – всем лицом сразу, когда удивительно прозрачные, еще не приобретшие своего индивидуального оттенка, серо-синие их глаза вдруг наполняются внутренним светом и становятся лучистыми. Глаза ребенка – это отнюдь не вырост мозга, как любят говорить медики, это именно зеркало их еще не ограниченной никакими жизненными условностями души.
– Да, теперь, когда родился второй ребенок, думать о решительных переменах в жизни поздно, двоих одной ей не поднять, – размышляла женщина, ведя свой обычный внутренний диалог с самой собой. – Жизнь сложилась, и ничто эту отлитую в монолит форму поколебать уже не может. Значит, нужно жить именно так, не строя фантастических планов, добиваясь реальных успехов и всегда идя вперед, не останавливаясь. На конференцию нужно к двум, значит, еще много времени.
Ее Солнце располагалось в созвездии Льва в десятом доме, и самореализация для нее значила очень много. В сущности, она никогда не была склонна к тому, чтобы замкнуться в рамках домашнего быта, ограничив свои жизненные интересы только воспитанием детей и заботой о муже. Хотя и дети, и муж значили в ее жизни очень много. Женщина не столько знала, сколько чувствовала, что брак в ее жизни во многом является определяющим фактором. И это было так, потому что положение ее Солнца определяло возможность ее жизненного процветания посредством брака или союза и лишь в таком случае делает их привлекательными, щедрыми, талантливыми и наделяет хорошей интуицией.
В институте было непривычно оживленно, пришло много народа, и создавалось впечатление активной научной деятельности, но все это была суета. На пленарном заседании говорили общие вещи о важности и нужности, о востребованности, о незаменимости и непреходящей ценности, но было сухо в мыслях и скучно. Мужчина, сидя во втором ряду актового зала, согласно кивал головой, делая это чисто механически, почти не слушая говорящих. Потом ради интереса стал перелистывать программку с докладами и именами выступающих, в надежде найти что-нибудь стоящее для себя или неординарное в смысле постановки вопроса. Скользя взглядом сверху вниз страницы, он невольно запнулся на незнакомом имени, вернулся и еще раз перечел фамилию. Определенно она не была ему знакома, более того, он был уверен, что женщину эту он никогда не видел, и все же сердце екнуло.
