Дори тоже был среди остальных, но ко мне не подошёл, и слава Богу.

Вечером я остался дома — настроения справлять день независимости в этом году у меня так и не появилось. Гай звонил, когда снаружи на улице раздавались хлопки и треск фейерверков, но я не взял трубку.

Майские «праздники» наконец закончились, и я с облегчением вышел на работу.

****

К концу мая мне позвонил отец.

— Поздравляю, у тебя родился племянник — сказал он, очень довольный. Каждый новый внук был для него достоянием, дополнительным весом к репутации в общине.

— И тебя — сказал я. Время было рабочее, я встал с кресла и вышел в коридор, чтобы не мешать разговором Илане.

— Приедешь на брит? — спросил он.

— Через неделю? Постараюсь. Пошли мне адрес и время.

— И ещё… — он помялся — Рафаэль хочет, чтобы сандаком был бы дед.

— Он не согласится — ответил я сразу же.

— Если ты попросишь…

— Не попрошу — резко сказал я.

— Миха — голос отца стал ледяным.

— Он не согласится, даже если ты, я и вся наша семья приползем к нему на коленях из самого Иерусалима. Так что я не буду даже пытаться — оборвал его я. Даже если дед согласился бы (хвала небесам, он этого никогда бы не сделал), я сам бы не допустил такого.

— Очень жаль — сказал отец тихо.

— Пригласи кого-нибудь другого. Полно людей будет прыгать от радости на его месте.

— Рафаэль хочет…

— Не все, что Рафа хочет, он обязательно должен получить. Мне надо идти работать.

— Иди — сказал отец. По его голосу я услышал, что он не считает эту тему закрытой. Черт с ним, я не собирался уговаривать деда. Наоборот.

Как-то так получилось, что с Дори в течение мая мы не перекинулись и парой слов. Воспоминание о том утре жгло меня, хоть я и старался не думать об этом. В конце концов, в тот момент мы оба были немного не в себе. Он потерял отца, а я — даже не знаю, почему я ответил тогда на его прикосновение. Он был последним человеком на земле, которого я мог представить… Но ощущения, которые я испытывал тогда, были сильнее, чем когда-либо в моей жизни.

Я уже выходил из машины, когда услышал звук входящего сообщения. Вытащил телефон, прочёл:

«Дед сказал, что подумает. Дожми его».

Подумает?!

Я со всей силы хлопнул дверцей машины.

Дожать?!

Не помню, как оказался в квартире.

— Курт!

Дед не отзывался, но по стуку посуды я понял, что он на кухне.

— Какого черта бывший эсэсовец обещает подумать быть сандаком у своего правнука?! — я ворвался на кухню, и остановился, как вкопанный.

Дед стоял посреди комнаты с тарелкой печенья и чашкой кофе.

А на стуле возле него сидел Дори Зелиг.

И, судя по его выражению его лица, он понимал немецкий не хуже нашего.

— Ты болван — выплюнул дед. Положил тарелку и чашку на стол, сел на второй стул и скрестил руки на груди.

Я растерянно смотрел на Зелига, пытаясь понять, что делать дальше.

Дори посмотрел на нас и засмеялся.

— Так вот… — он выговорил с трудом, но продолжать дальше не смог — смех душил его — вот что ты… две тайны…

Курт проигнорировал его, и обратился ко мне.

— Ты серьезно думал, что я соглашусь? Они весь день меня сегодня пытали этим бритом. Я ответил, что подумаю о том, чтобы придти, не о том, чтобы быть сандаком. Твой отец и ты, и твои братья — вы все просто безголовые…

— С этим разобрались. Спасибо, что объяснил. — прервал я его — Что ты здесь делаешь? — повернулся я к Дори.

— Пришел поговорить — ответил тот, уже успокоившись — на работе никак не получается, и это не телефонный разговор.

Я тоже сел, потёр лицо руками, пытаясь понять, с чего начать.

— То, что я сказал деду…

— Останется между нами.

Я невесело усмехнулся, понимая, что к списку наших общих секретов добавилась ещё одна строка.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил я после того, как дед объявил, что выходит прогуляться вокруг парка и за ним закрылась дверь.

— О том, что произошло тогда у меня дома.

— Что же, говори.

Он несколько секунд подбирал слова.

— Мне очень жаль, что я это допустил. Я был не в себе.

— Как видишь, я не сопротивлялся — ответил я.

— Да, я знаю. Но я не должен был этого начинать. Я хочу, чтобы между нами все осталось бы, как прежде. Это возможно?

— Возможно — ответил я, понимая, что он прав. С учётом всего остального, добавить в наши с ним отношения элемент секса было бы все равно что… например, в плавательный бассейн с акулами пустить ещё стайку пираний.

Тем не менее, у меня защемило сердце. То, что я тогда чувствовал… Это было не похоже ни на что.

Но передо мной сидел сейчас не тот, кто сжимал меня в объятиях тем ранним утром. Дори снова был самим собой — и представить что-то подобное с ним было немыслимо.

Он поднялся со стула, не притронувшись к своей чашке.

Я проводил его к двери, и он протянул мне руку для прощания.

Я пожал ее, почувствовав, как даже это короткое прикосновение отзывается во мне отголоском того, что было в то утро.

Он посмотрел мне в глаза.

— Розенберг — тихо сказал он.

— Что?

— Пошло оно все к черту.

— Что? — я не понял. А потом, когда он резко прижал меня к себе, и его отчаянный поцелуй словно выбил из меня дух, уже не хотел ничего понимать.

Мы пришли в себя, когда в двери послышался скрип ключа Якова.

Отскочили друг от друга.

Дед вошёл в квартиру, бросил на нас короткий взгляд, и ничего не сказал, пройдя сразу к себе в комнату.

— Мне пора — сказал Дори.

— Увидимся завтра — ответил я.

Закрыл за ним дверь, и сразу же заперся у себя в комнате, зная, что Яков не зайдет ко мне без разрешения. Мне совсем не хотелось сейчас от него слышать о том, какой я болван. Я знал это и без него.

****

Июнь прошел незаметно, и в один прекрасный день я понял, что работаю в компании уже целый год. Год, за который прошло куда больше событий, чем за все пять прошлых лет, вместе взятых.

Компания росла, и в начале июля присоединила к себе небольшую инвестиционную фирму. Из-за слияния работы для всех сразу же прибавилось, и я порой засиживался за компьютером до позднего вечера.

Гай, внимательно следивший за всем, что касалось меня и его брата, видимо сделал какие-то выводы, но — увы, в свою пользу. Потому что в скором времени перешёл к решительным действиям.

Я этого не ожидал — поэтому, когда через пару недель дед постучался ко мне в комнату со словами «к тебе пришли», подумал, что это опять Дори, хотя с того дня он ни разу не приходил ко мне домой. Ожидая увидеть его, я вышел в гостиную, но вместо него в любимом дедовском кресле сидел Гай.

— Извини, что без звонка — сказал он, поднимаясь мне навстречу.

— Что-то случилось? — спросил я, внутренне подбираясь. После того новогоднего корпоратива я больше не мог смотреть на него иначе, как на потенциально опасного противника.

— Нет, просто подумал, что мы с тобой так и не поговорили после того… вечера.

— Что же, давай поговорим — я был не из тех, кто в подобных случаях затыкает себе уши, и всегда был готов выслушать вторую сторону. Даже если знал, что не услышу ни слова правды.

Он уселся обратно в кресло. Я предпочел остаться стоять.