Поднявшись с тела убитой, Ланесс завернул кинжал в черную ткань и спрятал его в сумку.

Скоро я всем докажу, что все, что они знают о Боге – ложь…

Еще пятнадцать человек повесились вчера ночью. Времена были тяжелые. С каждым днем тела погибших сектантов все чаще и чаще всплывали в новостных газетах. Вдобавок ко всему ланессиды активно пропагандировали свои догмы и предупреждали о неизбежных суицидах в будущем. Очевидно, страх бороздил просторы людских душ, однако никто не догадывался, что на самом деле было на уме лидера сектантов…

Ребенком Анар любил собирать сложные пазлы и решать математические уравнения для старших классов. Быть может, как раз поэтому мальчик был обречен на одиночество. Он вырос в небольшом мусульманском гетто в России. В те годы неонацисты часто нападали на мигрантов в районах, заселенными ими, разрушая местные рынки и торговые ряды. Отец Анара тоже работал торговцем и продавал в уличных палатках турецкую одежду, духи и даже сладости. Несмотря на доброжелательный нрав отца, однажды группа недовольных покупателей избила его до полусмерти и раскидала весь товар по улице. Именно с тех пор замкнутость стала отличительной чертой характера Анара.

Истинным мучением для него были школьные года. Анар увлекался литературой, с удовольствием писал эссе по русской и зарубежной классике, но учительница как будто не замечала стараний мальчика. После школы его часто преследовали расисты, громко выкрикивая «иммигрантская свинья», «черноголовый». Из-за всего этого он чувствовал себя неполноценным, но при этом не понимал, что он сделал не так и чем заслужил эту ненависть. Чрезвычайно болезненным для него было отношение школьного библиотекаря, который презрительно разглядывал книги, которые сдавал Анар. Библиотекарь разговаривал с ним подчеркнуто медленно, как будто тот не понимал русского языка, и тщательно следил за тем, чтобы случайно не коснуться руки мальчика, ясно давая понять, что не хочет этого, потому что он грязный.

Все это было нелегко, но со временем Анару удалось наладить отношения с одноклассниками, и те приняли его в свой круг. Однако время от времени он все же слышал от русских что-то вроде «мигранты мне не слишком нравятся, но ты – исключение, потому что ты на них совсем не похож». Упоминания о его неславянском происхождении регулярно всплывали в разговорах даже с самыми близкими друзьями. Как правило, это выражалось в виде дружелюбной шутки или безобидного замечания, но Анар каждый раз воспринимал это как грязь, прилипшую к нему навсегда. Поэтому он терпеть не мог, когда у него спрашивали «А откуда ты?». Стоило людям понять, что он не такой как они, сразу же срабатывал рефлекс, и предвзятость брала свое.

На самом деле по-настоящему его ранило то, что все, что ему говорили о нем, было чистой правдой. Анар действительно был «другим» мальчиком, вынужденным завоевывать то, что остальным доставалось без борьбы. Каждый день он смотрел в зеркало и говорил: «Сегодня я буду лучше, чем ты», – принцип, которым он руководствовался следующие пятнадцать лет. Работая упорнее и дольше остальных, он достиг черного пояса по айкидо, изучил четыре иностранных языка и накопил немаленькую сумму денег. Однако несмотря на пройденное время и закаленный дух, ненависть за всю боль, причиненную ему русскими, не отпускала. Все детство он страдал от дискриминации и предвзятого отношения.

Однажды, сидя в Ленинском парке в одиночестве, он держал в руке найденную на скамейке новостную газету, в которой заметил статью с заголовком «Череда суицидов продолжается. Обнаружен еще один подвал заполненный телами». Такие статьи частенько появлялись в новостях, с тех пор как в городе появилась эта секта.

Ланессиды. Он часто думал о них.

Куда бы он ни ходил, на каждой улице, в каждой забегаловке, в любом кругу, в любом обществе, обсуждались ОНИ. О них говорили везде. Как-то раз Анар оказался в кругу студентов, среди которых были ланессиды.

– Я клянусь любить тех, кто любит меня! – сказал один из них. – И мстить тем, кто причинил мне боль!

Мстить?

Ланессиды преподносили месть, как нечто справедливое. Для них она была наивысшим и благороднейшим вознаграждением ущемленного разума, который никогда не сможет достичь гармонии, пока не совершит акт мести. Это сильнейший мотиватор, способный смутить даже самое доброе сердце.

Под эгидой ланессидов по городу прошла волна суицидов, вне всякого сомнения, посеявшая страх в людских сердцах. Труднообъяснимым было то, что все до единого найденные трупы были искалечены: лица их были изуродованы, руки и ноги отрублены либо сломаны. Ходили слухи, что их лидер не человек, а Бог, умеющий проникать людям в головы и завладевать их разумом.

Анар слушал ланессидов и думал о мести. Мсти тем, кто причинил тебе боль! – звенело в его ушах. Он вспомнил школьный ребус «казнить нельзя помиловать, где нужно было поставить запятую.

Невысокий мужчина стоял на пустынном причале, задумчиво прикуривая сигарету. Вдруг он засмеялся, и слезы радости наполнили его глаза. Впервые за долгую карьеру, полную успешно выполненных заданий и безупречно разработанных планов действий, ему предстояло принять достойный его вызов, агент Т1 ждал его двадцать лет. Он давно чувствовал, что готов, оттого его переполняло чувство нетерпения. Докурив, он потянулся в карман за ключами, намереваясь ехать в свой офис – место, где все началось.

Секретное Бюро Национальной Безопасности (СБНБ) заседало под зданием Музея изобразительных искусств. Изолированный, защищенный бункер имел два выхода, один их которых проходил через потайную дверь в галерее музея. Но глава СБНБ, агент Т1, заходил в бункер только через второй проход, который начинался от самого бульвара и тянулся сквозь длинный подземный коридор, расположенный под цирком и вокзалом. Тысячи людей ежедневно ходили по этим улицам, не подозревая о том, что под их ногами находится тоннель, ведущий в офис самой секретной службы в городе.

Помимо внутренней разведки и агентуры, деятельность СБНБ включала добывание военно-технической информации, сведений о научных достижениях в военной области, секретных материалов недружественных стран, а также иностранных образцов современных вооружений. Глава бюро подчинялся только министру обороны, который давал ему практически полную свободу действий.

Т1 подъехал к воротам не на своей машине и ждал поднятия шлагбаума. Сторож задерживался дольше обычного, и агент посигналил. Не узнав автомобиль, охранник недоверчиво подошел к нему и попросил опустить затонированное окно. Т1 повиновался. Его серые и необычно добрые глаза на этот раз были серьезными, и впервые за семь лет работы на СБНБ охранник заметил, что начальник носит линзы.

– Я тороплюсь. Немедленно поднимите шлагбаум, – приказал он ему.

– Да… одну секунду, – повиновался сторож, поспешив в свою будку.

Прежде чем агент Т1 успел проехать, сторож вернулся и виновато выдавил:

– Я очень извиняюсь, шеф… просто… я не узнал вашу машину. Простите меня.

– Ты сделал все правильно, – ответил Т1 и нажал на газ.

Бункер представлял собой громадное подземное помещение глубиной в семь этажей. Здесь имелось практически все, включая спортзал и стоматологический кабинет. Некоторые сотрудники буквально жили в бункере, для них он стал домом. Это было самое безопасное место в городе.

Проехав первого охранника, Т1 прошел целый ряд защитных систем, прежде чем заехать на внутреннюю парковку и дойти до лифта, ведущего на четвертый этаж, где располагался его офис.

Агента Т1 ожидала команда из трех верных и талантливых человек, которые заметно оживились, как только он зашел в офис. Это были агент С20, агент Д8 и агент Б44, для которого глава бюро был эталоном патриотизма. Маленькая группа лучших агентов являлась наивысшей ступенью СБНБ и руководилась непосредственно Т1. Именно она решала вопросы первостепенной важности.