Компетентные органы быстро разобрались, какими мотивами руководствовался то ли обнаглевший, то ли свихнувшийся империалист, когда среди бела дня на глазах у возмущенных свидетелей принялся снимать иконы со стен храма. И, может, именно время вылета рейса из города (и оставшийся в аэропорту корешок авиабилета с фамилией Адика), поскольку аэропорт регистрировал всех пассажиров, включило Адика в круг подозреваемых. Как бы то ни было, его вычислили и привлекли к ответственности. Состоялся странный суд, на котором потерпевший иностранец отсутствовал, а тайные симпатии всех, за исключением служителей культа и группки их приверженцев, были на стороне обвиняемого. И чем тоньше было идеологическое чутьё юриста, тем отчетливее он понимал, что своими противоправными действиями беспартийный Владилен Зотов фактически отстаивал завоевания социализма. Об этом нелегко было говорить всерьез и вслух, но из-под его мошенничества просвечивали и утонченный советский патриотизм, и воинствующий атеизм самого ядовитого толка. Адик разом выставил на посмешище и наших попов с их ребяческой верой в очевидное превосходство православия над остальными религиями, и западный мир чистогана, где даже ученый-биолог, учуяв запах наживы, забывает про бабочек, ради которых приехал на Кавказ, садится не в свои сани и теряет элементарный здравый смысл. Как выяснилось из показаний самого Клауса, он остался глух даже к глумливым предупреждениям самого афериста о готовящемся обмане: куражась и набивая иконам цену, Адик датировал их девятым веком, словно они могли быть написаны до принятия на Руси христианства. Словом, сын продолжал дело отца на незримых фронтах «холодной войны», как едко выразился в кулуарах судебного заседания некто Голубев, следователь по особо важным делам. Кроме того, что Адик утер немцам нос, он, встав на путь фарцевания, адресно повышал благосостояние населения. Владилен не был даже комсомольцем, но из его дел вытекало, что он смотрел на туристов из капстран, как Ленин на буржуазию, и эта преемственность, хоть и странная до карикатурности, тоже умеривала прокурорский пыл самых строгих судей. Во всяком случае, Марат на их месте не мог бы всего этого не понять.
Марат, сидя на полу рядом с Элей, хмуро грыз ногти. Она заметила, что это дурная привычка, но он перебил ее и рассказал Эле вчерашнее происшествие с Жекой на пляже. В своих наблюдениях он характеризовал Адика саркастически и присовокупил к ним догадку, на которую его натолкнули многочисленные улики, что именно Адик подарил Жеке растворяющийся купальник. Но для того, чтобы так жестоко оскорблять девушку перед всеми, надо быть или идиотом – но Адик не идиот, – или иметь веские основания. А откуда они могли взяться, если Адик только что освободился? Скорее всего, в их отношениях была какая-то предыстория. Что могло их связывать еще пять лет назад? Это тем более интересно, что Жека намного младше Адика. Сжато изложив свои соображения и убедившись, что маленькая сплетница впитывает каждое слово, широко распахнув серые глаза и машинально облизываясь, Марат поинтересовался, не знает ли она, что за птица эта рыжая-конопатая Жека…
Конечно, Эля ее прекрасно знала. Она внучка бабы Шуры и соседка Адика этажом ниже. Значит, сейчас Марат с Элей беседуют, сидя на полу того самого полуподвала, где Женя Лунегова и живет (правда, на лето они с бабушкой перебираются в сарай, а жильё сдают отдыхающим). Таким образом, поскольку Жека с Адиком росли в одном дворе, они были хорошо знакомы и, видимо, дружны. Не всякая школьница решится прийти на суд, а Женька на суде Адика была. Хотя она у кого-то раздобыла туфли на безумной шпильке, ярко накрасила губы и надела темные очки, ее узнали и донесли об этой сумасбродной выходке бабе Шуре. Поскольку старуха воспитывает внучек без родителей (есть еще Тоня, младшая Женина сестра, – наверное, он ее видел вчера) и отвечает за них одна, то она встревожилась не на шутку: все эти годы со страхом ждала возвращения Адика и даже с Лорой, Элиной матерью, шепталась о том, как охладить нездоровый интерес внучки к великовозрастному дружку-уголовнику. Было даже придумано некое средство… Тут Эля замолчала, видимо, решив, что сболтнула лишнее, а от прямого ответа, какое же всё-таки это средство, уклонилась. Когда Марат попытался осторожно нажать на девочку, она вовсе замкнулась и погрузилась в какие-то свои мрачные раздумья, время от времени пробегая по лицу Марата тревожным и недоверчиво-колючим взглядом. Не так уж она была наивна, эта девочка-одуванчик. Теперь она показалась Марату старше своих лет – может быть, она просто не вышла ростом, как он, и ей вовсе не девять, а все двенадцать? Во всяком случае, присущая младшим школьницам жгучая страсть тайком выбалтывать чужие секреты у нее имела свои границы. Возможно, потому, что сейчас дело впрямую касалось ее матери? Теперь эта малолетняя свидетельница могла в любую секунду фыркнуть и упорхнуть обратно за ширму, из-за которой появилась, так и не дав Марату никакой зацепки, которая помогла бы найти подход к Адику. Тогда все усилия, потраченные на допрос, пойдут насмарку.
Чтобы вывести Элю из дурного настроения и вновь завладеть ее вниманием, Марату пришлось срочно устроить небольшое представление: он заявил, что у него вдруг жутко разболелся палец и сейчас он его оторвет. Марат оттопырил вверх большой палец левой руки, забрал его в горсть правой и принялся качать и крутить, в то же время незаметно сгибая его фаланги внутри горсти. Когда он наконец со зверской гримасой отнял кулак правой руки от левой, на месте большого пальца несколько обескураженная Эля (нет, всё-таки ей всего только девять) увидела гладкое место. Марат показал ей секрет фокуса – палец (теперь он был согнут вниз) прятался от глаз за тыльной стороной ладони. Хотя оба понимали, что трюк примитивен, Эля улыбнулась, мир был восстановлен, и они вновь стали шептаться. Теперь Марат тщательно следил, чтобы разговор вращался вокруг привлекательных для девочки тем. С интересом он выслушал ее рассказ о том, что она сама может сшить себе платье – в самом деле, это очень полезное умение. Ее научила кроить и шить Тоня вначале, когда они только приехали. Теперь Тоня говорит, что занята, и Эля совершенно самостоятельно, без чужой помощи, сшила себе ситцевую юбку в горошек. Она даже вскочила, намереваясь сбегать за ширмы, чтобы предъявить ему юбку, но Марат, кивнув в сторону спящей Лоры, приложил палец к губам: «Разбудишь…»
Эля помотала головой:
– Да нет! Спать будет до обеда. Она всегда так, когда с Адиком засидится допоздна…
– А где он сейчас? – бесстрастно спросил Марат.
– Спит, конечно. – Эля ткнула пальцем в потолок. – Он недавно от нас ушел.
Они посмотрели на ходики на стене.
Минутная стрелка уже отщелкала три четверти круга. Девочка широко раскрыла глаза и, ойкнув, сказала, что ей пора, скоро начнется фильм, который она давно мечтала посмотреть, – «Дубравка», про девочку, живущую у моря. Может, и Марат с ней пойдет… Выяснилось, что Жека работала кассиром в том же кинотеатре, где Раиса, мать Адика, была контролером. Очевидно, Эля имела возможность бесплатно смотреть кино, быть может, даже вечерние сеансы, и в полной мере ею пользовалась. И, продолжая добровольно принятую на себя, в отсутствие матери, роль опекунши, решила и Марата приобщить к благам бесплатного кинопросмотра. Приезжая маленькая девочка оказалась большой патриоткой недавно построенного местного кинотеатра. Здание современной архитектуры с залом на четыреста мест представлялось ей лучшим в городе, и его исключительность лишний раз доказывало то, что оно единственное в городе, где скоро состоится премьера фильма «Долг чести платежом красен». При этих словах Марат насторожился. «Может быть, это экранизация какой-то пьесы Островского?» – соображал он и не спеша стал разворачивать бумажную пилотку в газету. После вчерашних передряг она совершенно истрепалась и расползлась на сгибах, Марат, пробежав глазами афишу, удостоверился, что, во-первых, фильма с таким названием в ближайшие дни не планировалось, а во-вторых, любая лента крутилась сразу или по очереди в нескольких разных кинотеатрах – иное в разгар летнего сезона было бы непрактично. Марат не стал делиться с Элей своими сомнениями – глупо терять время в спорах с ребенком, – а, согласившись на поход с ней в кино, на ходу поинтересовался, откуда новость. Ага, оказывается, накануне, когда Марат уже спал, Эля слышала, как за ширмой Адик сообщил ее Лоре. Кроме того, он сказал, что после премьеры состоится розыгрыш лотереи: обладателя билета на определенное место ждет ценный приз. Когда она это говорила, ее глаза распахнулись в предвкушении чуда. Но она не знала о разговоре, который Марат подслушал вчера на катере, когда вор и Краб выясняли отношения. «Долг чести платежом красен» – что это всё-таки означает, шут его возьми!..
