Пра… дедушка спускался вниз и ходил по пещерам?

Ну да, конечно, ответил следопыт.

И как он это делал?

Он был великий охотник. Он делал вот так, – следопыт показал руками, – и твари замирали. Ненадолго, но хватало времени, чтобы проскочить мимо. Не знаю, как у него получалось, я-то не великий охотник, но совершенно точно он делал вот так. Попробуйте, это должно помочь.

Спасибо большое, сказал полковник. Мы непременно сделаем вот так, только с шоковыми гранатами.

Я как мог описал следопыту действие светошумовой гранаты.

Не надо, сказал тот. Сотрясение привлечет только больше солдат. Лучше жечь их огнем, если у вас есть пламенное оружие, но учтите, они решат, что это стихийное бедствие и надо спасать все ценное. Солдаты продолжат драться, а рабочие укатят вашу штуку в пещеры, где вы ее просто не найдете…

Подумал и добавил: кстати, жареные они очень вкусные.

А ты-то откуда знаешь?

Ну так прапрапрапрадедушка…

Достаточно, попросил Газин. Советник, на будущее увольте меня от сказок про дедушек.

Не хотел бы, чтобы у вас сложилось превратное мнение о полковнике. Он первый сказал, что проблема решается инсектицидом, и в теории мы даже смогли бы его сделать. Нам просто катастрофически не хватало времени. Капсула приближалась к расщелине, ведущей в черт знает какие катакомбы. На дне каньона у спецназа есть хотя бы свобода маневра. Чтобы достать контейнер с вакциной, хватит трех-четырех минут. И резко наверх, вертолет нас вытащит. В конце концов, там всего лишь тараканы, пускай здоровые и с зубами…

Следопыт догадался, что ему не поверили, и слегка обалдел. Всю обратную дорогу я объяснял ему, как у нас устроена передача опыта из поколения в поколение, и почему никто на Земле не сможет доказать, что его прапрапрапрадедушка «делал вот так», если не предъявит картинку или письменный источник.

О том, что источник хорошо бы с печатью и на официальном бланке, я деликатно умолчал. И без того местные жалеют землян за нашу очевидную бестолковость. А тут уважаемый человек может решить, будто мы совсем убогие.

Я сам был такой убитый всем этим, что когда попался на глаза Унгури, она взяла меня за руку и долго не хотела отпускать. Пришел Унгусман, оценил, как девушка на меня смотрит и как я под ее взглядом набираюсь жизненных сил. И вдруг говорит: знаешь, есть люди, у которых голова вождя. Они правильно думают, правильно все оценивают, умеют смотреть в будущее… Но этого мало, чтобы стать вождем. Чтобы стать вождем, надо быть вождем!

По счастью, я уже научился интуитивно ловить тонкие нюансы языка. Программу-транслятор от такой мудроты просто заклинило.

Объясни, о великий, попросил я.

Да он сам не понимает, сказала Унгури и рассмеялась.

У вашего покорного слуги чуть сердце не выпрыгнуло. Перешучиваться с вождем может кто угодно, но насмехаться над ним – дело сугубо родственное. Либо меня приняли в семью, а я и не заметил, либо в династии Ун намечаются подвижки, и великий Унгусман уже ограниченно великий, а я, лопух, опять-таки, прошляпил.

Вождь напустил на себя загадочный вид и ушел.

Нет, ограниченно великим он не выглядел даже со спины.

Пообещай, что не полезешь в каньон, вдруг попросила Унгури. Понимаю, надо идти, но пусть это сделают воины, а ты не думай даже.

Я честно ответил, что таскать барахло из муравейника не мое дело.

Она обрадовалась и меня поцеловала – научилась по земным фильмам, наблюдательная барышня, – сказав, чтобы я лишнего не думал, что ей просто интересно, как это у русских делается и какие ощущения. Мы немного еще потренировались, и я поспешил обратно в лагерь, уже не такой убитый, зато несколько озадаченный.

Ребятам из спецназа жить оставалось меньше часа.

Тремя часами позже капсула прекратит движение. Мы локализуем ее на дне огромной пещеры. Там найдется узкая трещина в потолке и относительно ровная площадка близко к центру.

Вертолетчики скажут, что им, к сожалению, в трещину – никак.

На обсуждение встанут два варианта: либо взорвать потолок, либо залить пещеру напалмом. Первый будет признан ошибочным (термиты откопают капсулу раньше нас), второй сомнительным (вдруг и правда укатят ее в боковые туннели, которых внизу тьма).

Чернецкого вообще никто ни о чем не спросит.

…Подкатил вездеход, с брони съехал на заднице полковник Газин, невысокий, крепкий, поперек себя квадратный. Быстро кивнул Акопову, меня как бы не заметил, отмахнулся от дежурного лейтенанта и бросил Чернецкому – тот уже стоял возле машины навытяжку:

– Я видел. Не надо доклада. Потом накажу за самоуправство, а сейчас давайте главное: получилось?..

– До потолка пещеры допрыгнем легко, боком в трещину войдем. Может, удастся высунуть крыло наружу, но не факт.

– То есть вылететь целиком не получится…

– А вылетать не надо. Сверху над трещиной встанет подъемный кран и схватит меня за крыло манипулятором. И вытянет.

Акопов издал сдавленный звук.

– Сможете? – полковник обернулся к нему.

– Сердечный приступ я смогу, – сообщил Акопов и сунул руку под куртку. – Прямо сейчас.

– Не разрешаю. По завершении операции – пожалуйста. Хоть инфаркт.

– Злодей ты, Саша, – сказал Акопов, потирая грудь. – Предупреждать же надо.

– Я как раз собирался все тебе объяснить, просто не успел, – Чернецкий развел руками и посмотрел на меня: мол, вот свидетель.

– У меня же струя!.. Я зависну – тебя сдует к чертовой бабушке.

– Тебе не надо висеть над трещиной, ты встанешь на края. Только немного раскрути винт. Опусти манипулятор на десять метров, и я тебе свое крылышко прямо в клешню суну.

Акопов со страдальческим видом уставился вверх.

– Законцовка крыла отвалится.

– Ты ближе к мотогондоле хватай, – посоветовал Чернецкий. – Даже если перекосит, это не имеет значения, главное, у меня боковая проекция – совсем плоская. Хватай и тащи, я отлично пролезу. Это все займет минуту. Положишь меня рядом с трещиной, мы перейдем к тебе на борт и поедем домой за заслуженным наказанием.

– А если застрянешь?

– Тогда Шурик с контейнером вылезет на крыло, ты опустишь трап и заберешь его, – терпеливо объяснил Чернецкий. – Меня сбросишь, а дальше по обстановке. Если я смогу, то попробую еще раз. Если машина не сдюжит – будем из пещеры выходить пешком в сторону каньона, там нас военные подберут вертолетом.

Акопов глядел на Чернецкого, тот делал невинное лицо. Все отлично понимали, что это значит: «выходить в сторону каньона». Вчера отделение спецназа там сгинуло с концами, даже мокрого места не нашли.

– Ну, я смотрю, у вас все продумано, – сказал полковник. – Сколько моих бойцов возьмете?

– Четверых. Ровно четыре центнера, ни грамма больше. Садимся, ваши прикрывают, Гилевич достает контейнер, взлетаем… Надеюсь, ясно, что никаких гарантий.

– Еще бы. А вам-то ясно, что я не могу дать санкцию на такую авантюру? Она технически невыполнима, и я обязан ее запретить. Поэтому – только добровольцы. Все пишут заявления, что добровольно решили принять участие без ведома начальства. И ваши, и мои. И экипаж подъемного крана тоже!

– Естественно, – слабым голосом согласился Акопов. – Вот я их сейчас обрадую…

– Думаете, меня развлекает вся эта хренотень? – взвился полковник. – Воодушевляет, ага?!

– Извините, – сказал Чернецкий. – Может, по нам не видно, но мы в шоке после вчерашнего. Очень жалко парней. Мы глубоко скорбим.

– Угу, – подтвердил Акопов.

Полковник обвел летчиков пронзительным взглядом и кивнул. Отстегнул от пояса фляжку, сделал несколько жадных глотков, плеснул воды на ладонь и протер глаза. Стало заметно, что он совершенно вымотан и держится на одних нервах.

– Слушайте, Акопов. Я понимаю, вы ничего не боитесь, вам просто сама идея не нравится. Но у меня нет для вас других идей. Мы в полной заднице. Мы не можем перестрелять этих тварей. Не можем залить хренов муравейник напалмом. Вообще ничего хорошего сделать не можем…