— Если хочешь, мы можем притвориться, что это был сон.

Мои соски затвердевают и начинают ныть от боли.

Если я немедленно нас не отвлеку, он в считанные секунды нагнет меня над этой столешницей. Полностью игнорируя сгущающееся в воздухе между нами неистовое желание, я говорю:

— Ну, если мы собираемся притворяться, мне нужно будет выбросить эту гадость и отмыть сковородки.

Он посмеивается, пока я поворачиваю кран, чтобы наполнить раковину водой и добавить немного моющего средства.

— Ты моешь, я вытираю, — заявляет Мав, подхватывая с пола кухонное полотенце, которое он до этого уронил.

— Ты умеешь вытирать посуду?

Он улыбается и щурится. Затем скручивает полотенце и хлестко бьет меня им по попке.

— Слишком дерзкий ротик, Куколка.

Грозно глянув на него, я потираю свою пятую точку.

Мав выбрасывает сожженную еду. Я наблюдаю за ним и не могу отделаться от мысли, какое это расточительство. Не так давно я была бы благодарна за каждый кусочек этой сожженной пищи. Я думаю о ночлежке и всех людях обитающих в нем. Я думаю об Айви и задаюсь вопросом, где она сейчас.

Я блуждаю в своих мыслях, пока опускаю сковородку в раковину. Но через несколько минут я заставляю себя подумать о чем-то менее удручающем. Например, о Маве, которого я до безумия хочу узнать.

— Гриз сказал, что ты учился в колледже.

Мав кидает на меня взгляд.

— Да. Им нравится твердить об этом, как о моём личном рекорде или о чем-то в этом роде.

— Может, они завидуют… или просто гордятся тобой.

Он награждает меня странным взглядом, который сменяется на задумчивый.

— Хмм. Если они гордятся мной, то никогда не признаются в этом.

— В каком колледже ты учился?

— Корнелл.

Продолжая отмывать сковородку, я интересуюсь:

— Я слышала о нем, но понятия не имею, где он.

— В Нью-Йорке. Сначала я хотел уехать как можно дальше от дома, но потом получил неполную стипендию. Я не мог отказаться от нее, так как это была одна из лучших школ по изучению архитектуры.

— Значит, ты из Нью-Йорка? — бормочу я себе под нос. — Ну, это многое объясняет.

Он подталкивает меня в бедро и забирает сковородку из моих рук.

— Как поживаешь? — произносит он с заметным акцентом, окидывая взглядом мое тело.

По моим рукам бегут мурашки. Смеясь, я говорю:

— Боже мой, у тебя такой же акцент, как у него.

Он даже одаривает меня таким же похотливым взглядом, какой был у Джо в сериале «Друзья».

Он говорит еще что-то. Но, если честно, я не могу разобрать слова. Что-то наподобие «забудьобэтом».

Улыбка, которая растягивает его губы, пронзает меня до самых костей. В животе все трепещет, и внезапно я становлюсь чересчур разгоряченной и перевозбужденной.

— У тебя с рождения были такие способности к искусству? — говорю я, пытаясь прийти в чувство.

— Я не знаю, были ли они с рождения, но в средних и старших классах я был весьма способным малым. Способным настолько, что не был обделен вниманием со стороны преподавателей. Я выиграл пару конкурсов. И однажды один из моих учителей усадил меня за стол и сказал, что я могу построить на этом карьеру. Я люблю рисовать, поэтому мне было легко определиться с выбором профессии, в которой я мог продолжать претворять свои идеи в жизнь и зарабатывать деньги. Проектируя дома и здания, я вижу, как мои идеи оживают.

— Наверно, классно, что у тебя есть дело, которым ты хочешь заниматься до конца своих дней, — я склоняюсь над раковиной, чтобы приложить немного силы на определенном участке. — У меня никогда не было работы, к которой бы я чувствовала то же самое, а у меня их было немало.

— Сколько?

— Гммм… — я произвожу мысленный подсчет. — Где-то около четырнадцати.

— Четырнадцати?

Я киваю.

— Да. Я была официанткой, горничной, нянькой. Время от времени приглядывала за детьми сразу в нескольких семьях. Работала хостес в двух разных ресторанах, а также работала в зоомагазине, — я усмехаюсь. — Так что, Буп была не первой паучихой, с которой мне пришлось иметь дело.

Мав заметно вздрагивает, и я хохочу.

— Где еще?

— Мммм… в торговом центре, где у меня не сложилось, а прошлым летом спасателем на пляже.

Сковорода выскальзывает из его рук и с грохотом падает в раковину. Он извергает проклятия и шарит рукой в воде, пока не ухватывается за нее, затем бросает на меня недоуменный взгляд.

— Мы говорим о спасателе в красном купальнике, бегающем по пляжу и спасающем людей?

Я замираю и вполоборота поворачиваюсь к нему.

— Ну, технически, я должна была бегать, только если нужно было кого-то спасти. Остальную часть лета я просто сидела или стояла на вышке, наблюдала за посетителями пляжа и акулами в воде. Но мне нравилась эта работа, потому что я могла взять с собой Уилл и дать ей возможность поиграть на песке.

— У тебя остался этот купальник?

Я смеюсь.

— На самом деле это не так сексуально, как считают люди.

— У меня встает от одной только мысли об этом, — он ухмыляется мне. — В следующий раз, когда Ник устроит вечеринку у бассейна, напомни мне притвориться, что тону, чтобы ты прибежала меня спасти.

Я качаю головой.

— Скорее всего, я дам тебе утонуть, — говорю я сквозь смех.

— Нет, ты спасешь меня.

Внутренне я с радостью соглашаюсь, но усмешка, которой он меня награждает, на мой взгляд, слишком самоуверенная, поэтому я сую ему влажную сковородку, и он отшатывается, когда я его обрызгиваю.

Он вытирает последнюю сковородку и спрашивает:

— Если бы у тебя был выбор, кем бы ты хотела работать?

В памяти всплывают планы, которые я строила, когда была моложе. Я всеми ими пожертвовала. Мои оценки были феноменальными. Я вступила в математический клуб и команду по плаванию, понимая, что, если я это сделаю, у меня будет больше шансов на стипендию. А стипендия давала мне возможность выбраться из ненавистной квартиры и жизни, в которой я прозябала.

Пожав плечами, я отвечаю:

— Раньше я хотела стать учителем начальных или средних классов. Мне было все равно. Но чтобы сделать это сейчас, мне нужно получить аттестат и копить деньги на колледж. Поэтому я не знаю. Полагаю, я была бы довольна любой работе, которая позволила бы мне возиться с детьми.

Пару секунд он изучает меня, пока вытирает сковородку, а затем опускает ее на столешницу.

— Звучит так, будто ты уже сдалась. Если ты хочешь быть учителем, тогда…

— Нет.

— Ты все еще можешь стать учителем. Если это то, чего ты хочешь.

Я киваю и снова возвращаюсь к мытью посуды.

— Знаю. Но этот поезд уже ушел.

Мав выходит из кухни, словно наш разговор окончен. По правде говоря, я обижена. Я знаю, он считает, что я должна бороться изо всех сил за то, что хочу.

Он возвращается, неся желтоватую папку на кипе всевозможных книг.

Застигнутая врасплох и удивленная, я шепчу:

— Где ты их взял?

— У меня есть друг, который преподает в местной средней школе. Когда ты рассказала мне, что вынуждена была бросить учебу, я позвонил ему этим утром и спросил, что именно нужно будет подучить, чтобы ты могла получить аттестат.

— Мав…

— Я же говорил, что собираюсь загладить вину за все то жуткое дерьмо, которое тебе причинил, Куколка. Это только начало.

— Тебе не нужно было этого делать.

— Я хотел, — он постукивает пальцем по папке. — В этих бумагах сказано, что тебе нужно знать, чтобы подготовиться к тесту. К тому же, здесь несколько проверочных вопросов и предварительных тестов, которые ты должна пройти. Я проведу Интернет, чтобы ты могла учиться здесь, если хочешь, или у Бетани — неважно.

Он подталкивает меня к этому. И хоть мне немного тревожно, не могу отрицать, что мне это необходимо. Я никогда не заботилась о своих собственных потребностях. Чаще всего на первом месте были другие.

— Это очень мило с твоей стороны, — он подходит ко мне. Я провожу руками по его груди, а затем оборачиваю их вокруг его шеи. — Спасибо.