— Во-первых, я рад за тебя. Кажется, это первый раз, когда я слышу, как ты ругаешься. Значит, это место и эти люди влияют на тебя, — он подмигивает мне. — А во-вторых, он не следит за тобой все время, выискивая в твоих действиях что-то неправильное. Мав просто не может оторвать от тебя глаз, и не нужно быть гением, чтобы понять — почему. Последнее, что я тебе скажу, дорогая, ты, может, и похожа на нее, но любой, у кого есть глаза, видит, что у тебя с ней нет ничего общего. Она была слабой и умела ловко манипулировать людьми. Она высосала из него каждую унцию счастья, которая в нем была. Она брала и брала, как гребаная пиявка, ничего не отдавая взамен.

— Всё, что ты делаешь, — это отдаешь, Тыковка. Рано или поздно он увидит, какая ты на самом деле, увидит настоящую тебя.

Он наклоняет голову, разглядывая мою шею.

— Я не лечил чужие раны с тех пор, как служил в морской пехоте, но даже с моими неуклюжими пальцами и двумя левыми большими пальцами до завтра ты доживешь. И все же сделай старику одолжение. Не уходи на ночь глядя с кровоточащей раной и без малейшего представления о том, куда податься. Я не усну, если ты уйдешь. Ты поспишь здесь, а завтра мы поговорим. Я попрошу Дока приехать, он осмотрит тебя и наложит швы. Затем ты сможешь решить, что делать. Если захочешь уйти, я отвезу тебя куда только пожелаешь.

Он встает и идет в ванную. Я слышу, как шумит вода. Он возвращается через минуту, вытирая руки о маленькое полотенце.

Поспать здесь. Встретиться с врачом, а затем уйти.

Мой голос дрожит, когда я спрашиваю:

— Что будет с Литой?

Гриз смотрит на меня сверху вниз.

— Не беспокойся о ней. Беспокойся о себе. Почему бы тебе не привести себя в порядок, пока я схожу вниз и принесу тебе тайленол?

Я делаю все возможное, чтобы привести себя в порядок за время его отсутствия. Смачиваю ткань и стираю кровь с моей кожи так тщательно, как только могу. Я промываю несколько прядей волос под водой, а затем насухо вытираю их полотенцем. После этого я переодеваюсь в другую пижаму. Ту, в которой я не буду выглядеть как жертва техасского убийцы бензопилой.

Простыни запачканы кровью, так что я складываю их в дальнем углу. Я захожу в комнату и сажусь, прислоняясь к спинке кровати и потянув одеяло на себя. Гриз возвращается и протягивает мне две таблетки тайленола и стакан воды. Он садится на край кровати. После того, как я заглатываю таблетки, он одаривает меня тёплой улыбкой и гладит по руке.

Такой по-отцовски заботливый жест.

Неожиданно мне в голову закрадывается мысль, что я могу смотреть на моего отца и не знать об этом. Он подходит по возрасту. Мы оба рыжие, и у него зелёные глаза.

— Гриз? Как ваше настоящее имя?

В течение минуты он задумчиво меня рассматривает. В его глазах вспыхивает понимание.

— Мик. Мик О’Брайен.

Я знала, что это был выстрел наугад, но все-таки надежда в моей груди сдувается как шарик, и меня охватывает грусть.

Он хмурится.

— Ты знаешь его имя? — спрашивает он, как будто знает, почему я задала этот вопрос. Я киваю. Мы оба на мгновение затихаем.

— Как тебя зовут, милая?

Могу ли я довериться ему? Моё нутро и моё сердце говорят мне «да».

— Мои близкие зовут меня Эм.

— Эмма?

— Эмбер.

На его лице медленно расплывается кривая ухмылка.

— Это хорошее имя, — говорит он. — Сильное имя, а ты у нас сильная девочка. Ты продолжаешь сражаться и обязательно выиграешь эту битву. Я гарантирую это.

Затем опираясь на свои бедра, он встаёт.

— Я дам тебе немного отдохнуть. Моя дверь третья справа. Заходи, если тебе что-то понадобиться.

Он ещё раз мне кивает и идёт к двери. Открывает её и замирает, после чего блокирует своим телом дверной проем и закрывает за собой дверь.

Я слышу, как он говорит резким тоном, который я никогда раньше не замечала в голосе Гриза:

— Что я тебе сказал?

— Чёрт, успокойся. Я просто хочу извиниться и убедиться, что с ней все в порядке.

Это голос Мава, отвечающий на вопрос Гриза с заметным акцентом.

Я слышу щелчок. За которым следует мертвая тишина.

— Ты правда выстрелишь в меня?

— Приблизишься сегодня к этой двери, и, ты чертовски прав, выстрелю.

На какой-то миг повисает тишина, после чего я слышу звук тяжелых шагов, удаляющихся прочь.

Впервые с тех пор как я приехала сюда, я ложусь спать с запертой дверью и закрытым окном, потому что мне необходим небольшой барьер между мной и дьяволом по другую сторону двери.

Глава 17

Перестаньте преследовать жнеца. Развернитесь и позвольте ему преследовать вас.

МАВЕРИК

Сегодня я потерял с трудом заработанное уважение многих людей. Людей, которые, как предполагается, должны следовать за мной, людей, которых я уже давно считал своими братьями, а теперь сомневающихся во мне, в моих решениях… в моей вменяемости.

Они имеют на это полное право.

Я позволил яду ненависти, обосновавшемуся во мне благодаря Дане, накапливаться и множиться внутри меня, пока сам не стал подобием змеи.

Держась руками за раковину, я смотрю на незнакомца в зеркале.

Из-за расширенных зрачков мои глаза кажутся более темными. Жуткими. На лице расцветают синяки, а когда я оттягиваю мой ноющий от боли подбородок вниз, глубокая рана на моей губе начинает кровоточить по новой, в результате чего медный привкус крови проникает в мой рот. Я состриг свои волосы много лет назад и с тех пор стригся раз в несколько недель, потому что хотел изгнать поселившегося во мне человека, который влюбился в такую девушку, как Дана. Избавиться от хорошего парня, которого она использовала в своих интересах.

До меня доходит, что я, наконец, добился успеха.

Я больше не вижу человека, которого воспитали мои родители. Ребенка, который ходил в церковь каждое воскресенье. Парня, который с отличием окончил свой класс, потому что обучение давалось ему легко. Парня, который всегда сноровисто рисовал прямые линии и другие удивительные вещи. Я не вижу беспокойного святого. Того, кто по наивности думал, что он мог погрузить свою ногу в пучину греха и не вынуть ее обратно.

Единственное хорошее, что я вижу в своем отражении, — библейские сюжеты на моей руке и слова Божии, вытатуированные на моей груди. «Он открывает глубокое из среды тьмы и выводит на свет тень смертную». ~ Иов 12:22.

Слова, которые сейчас приобретают для меня совершенно иной смысл.

Я хватаюсь руками за раковину, когда меня накрывает волной сожаления. Я крепко закрываю глаза. Боже… Я облажался…

Я цеплялся за увядшую черную розу. И вместо того, чтобы изменить ее, я позволил ей изменить меня.

Теперь я тону во тьме… Я только что напал на единственного человека, который раскрасил яркими красками мой темный мир.

Куколка.

И все же я отношусь к ней так, словно она Дана.

Та, что заслуживает человека, которым я являюсь сейчас. Человека, в которого она меня превратила. Она, а не другая. Куколка не была катализатором, который изменил меня. Тем не менее, ей приходится иметь дело с последствиями этих изменений.

Она просто ищет место, где смогла бы осесть и где никто не будет вытирать о нее ноги. Она борется за выживание. Дай ей шанс, черт возьми.

Она борется за будущее. Будущее, которое я чуть не отнял у нее, потому что был слишком зациклен на своей собственной боли, чтобы разглядеть ее.

Кэп предупреждал меня об этом, когда я впервые сказал ему, что хочу заявить права на Дану как на мою собственность. Он знал, что она разрушит меня. Он сказал: «Эта девушка не думает о завтрашнем дне. У нее нет планов на будущее. Нет мечты. Нет интересов, которые давали бы ей стимул добиться желаемого. Она потянет тебя вниз, брат. Это не та девчонка, на которую ты должен заявлять свои права».

Мельком взглянув на руку с татуировками, я вижу рыжеволосую Еву и провожу большим пальцем по ее лицу. Я не послушал его. Я думал, что нашел свою Еву, я был готов начать свою жизнь с чистого листа.