Падаю на колени, хватаю себя за волосы…

Ударяюсь руками о мелкие колючие камни, сжимаю их в ладонях, пока новая волна боли не заставляет меня заткнуться и судорожно втянуть в стонущие лёгкие воздух. Какой воздух? Тёплый, холодный, горячий, сырой?.. Ничего не чувствую. Не могу чувствовать. Не имею права. Лишена этой возможности.

Всё, что есть я – призрак в плену собственного разума.

Всё, что есть вокруг – чёрно-белая картинка, заевшее воспоминание, моя неизбежность.

Грязное свинцовое небо нависает над неспокойной гладью широкого озера окаймлённого густым кипарисовым лесом. Вершины деревьев тонут в небесной пучине, путаются в тягучих, как смола грозовых тучах и дрожат от порывов ветра, который с корнями пытается выдрать из чёрной земли их могучие стволы.

Гладь озера напоминает жидкую ртуть, отражая в себе грязно-серые небесные разводы. Неспокойная, тревожная гладь… Она зовёт меня подойти ближе, опустить ступни в холодную мёртвую воду и покориться течению.

Делаю шаг. Шатаюсь. Обхватываю себя руками, тихонько всхлипываю, до крови кусаю губу и ступаю по илистому дну. Длинные чёрные локоны, повинуясь порывам ветра, взметаются над головой, ударяют по лицу, бьют в спину, подгоняя. Иду на глубину, чувствую, как намокает одежда, липнет к телу, становится тяжёлой и тянет меня вниз, за собой.

Ветер хлещет по лицу, как скальпелем режет кожу, бросает в меня удары проливного дождя. Не знаю, о чём думаю. Не знаю, зачем это делаю. Не понимаю, что стало причиной…

Ухожу с головой под воду и позволяю себе камнем пойти на дно. Не сопротивляюсь. Не боюсь. Принимаю.

Вода хлещет в горло, лёгкие стонут, сжимаются и умоляют о кислороде. Глаза открыты и всё ещё смотрят сквозь мутную воду бушующего озера. Веки сдаются последними, чувствую, как они тяжелеют, медленно опускаются, готовые принять блаженную темноту. Лёгкие завершают свою борьбу, покоряясь. Сознание уплывает вместе с безвольным телом ударяющимся о дно.

Последнее, что чувствую – нестерпимую, острую, как лезвие раскалённого клинка волну боли, словно кто-то клешнями вцепился в плечи, сжал их стальными пальцами и безжалостно рванул в разные стороны, разорвав меня на две части.

Последнее, что вижу – ослепительную вспышку золотистого света. Такую яркую, что боль ударяет по глазам даже сквозь закрытые веки.

Последнее, о чём думаю… Хотела бы знать. Но я понятия не имею, о чём думала в последние секунды своей жизни.

Смерть настигает меня, цепкими пальцами хватая в ледяные объятия. Теперь я принадлежу ей. Теперь моё тело принадлежит земле. Теперь моя душа – собственность Лимба.

***

Задыхаюсь.

Заглатываю ртом воздух, переваливаюсь на бок, обхватываю шею руками и, прижав колени к груди, лающе кашляю. Хочу сплюнуть воду, которой в помине нет и не может быть ни в желудке, ни в лёгких и вовремя включаю рассудок, чтобы из-за очередного кошмара не выглядеть ещё большей дурой в глазах десятка очевидцев, наблюдающих за моими далеко не самыми изящными телодвижениями на бугристом полу пещеры.

Никак не могу привыкнуть. Уже тысячи раз видела сон о том, как тону в озере, а всё никак не могу проснуться без кашля и стонущих от нехватки кислорода лёгких. Подумаешь, каждую ночь вижу этот кошмар… В Лимбе этим никого не удивишь, если только он не новая душа застрявшая здесь. В Лимбе, все мы мертвы и все мы каждую ночь видим одно и то же – сон о собственной смерти.

И в Лимбе все заблудшие души давно к этому привыкли.

Видимо все кроме меня.

Кочевники, или как их некоторые вроде меня называют – торговцы-мародёры, всё ещё посмеивались с моего припадка, когда я поднялась на ноги и, виляя из стороны в сторону, направилась к выходу из пещер.

Терпеть не могу кочевников. Эти не особо приятные личности, если их вообще можно назвать личностями, обворовывают сектора фантомов, после того, как отряды мирных секторов забирают из них новые души, и скитаются по всему Лимбу впихивая своё барахлишко тем, кто в этом барахлишке нуждается. Ну, или выставляют на обмен, что пользуется б`ольшим спросом. Потому что, чтобы оплатить товар натурой усилий много не надо, да и ума тоже. Таким образом и клиент остаётся с товаром и торговец доволен.

Выбираюсь на улицу и, щурясь от слепящего солнца, бреду вниз по склону горы, подальше от пещер, подальше от торговцев, подальше от вовремя пресечённого позора – наклоняю голову и выблёвываю в траву весь вчерашний скудный ужин. И так практически каждый раз после сна. Со стороны наверняка выгляжу, как постоянно блюющая душа. Малоприятное зрелище.

Отхожу в сторону, упираюсь спиной в шершавый ствол дерева и сползаю на землю.

В воздухе всё ещё чувствуется прохлада после ночи безумного холода. В Лимбе всегда так: ночью либо жарко до запаха жареного мяса, в который превращаешься ты сам, либо настолько холодно, что внутренности обрастают ледяной коркой. Этой ночью со мной происходило последнее так что, несмотря на тёплые лучи восходящего над одним из заброшенных секторов солнца пытающегося прогреть мою загрубевшую кожу, зубы всё ещё стучат, а мышцы только-только начали отогреваться.

– Катари! – позади доносится взволнованный басистый крик Шоу, и я невольно прикрываю глаза борясь с раздражением. – Катари! КАТАРИ!!!

– Здесь я! – выкрикиваю, не поворачивая головы, и тяжело вздыхаю. Отбрасываю в сторону налипшие на лоб седые локоны, снимаю с запястья резинку и стягиваю волосы в пучок на затылке.

– Катари! – Шоу, поскальзываясь на траве, приземляется передо мной и недовольно смотрит из-под тяжёлых бровей. – Почему ушла? Почему ничего не сказала? Почему не разбудила меня?!

Снова вздыхаю, глядя в ясные, как лунная ночь глаза моего друга и верного спутника Шоу.

– Времени не было, – киваю в сторону, где на траве остался мой вчерашний ужин.

Вижу сквозь густую рыжую щетину, как губы Шоу недовольно поджимаются. Проводит огромной ладонью по стянутым в тугой хвостик медным волосам и отводит взгляд в сторону пещер.

– Я говорил, что идти с торговцами – плохая идея! – рычит недовольно. – Они… они…

– Шоу, – не даю закончить пылкую речь и опускаю ладонь на массивное плечо друга, чувствуя, как он всё ещё дрожит после ночных холодов. – Нам нужен был новый проводник через сектора, ты знаешь это не хуже меня. И что могло быть проще, как примкнуть к шайке торговцев, у которых и есть необходимый нам проводник?

Шоу приземляется на пятую точку, упирает лоб в кулак, качает головой и вздыхает. Знаю, ему тяжело принять это. Две недели назад наш проводник ушёл, предав нас. Он был наставником Шоу. И другом, как мы думали. Но недавно у нашего проводника, видите ли, «третий глаз» во лбу открылся и, прозрев, он отказался идти с нами дальше, сославшись на то, что устал и пора бы ему уже обосноваться в одном из мирных секторов и посвятить себя спасению новеньких душ. Таким образом, мы остались без проводника, а значит – без возможности находить окна ведущие в другие сектора Лимба. И дабы не застрять в каком-нибудь секторе в компании фантомов пришлось примкнуть к группе кочевников, которые приняли нас, хоть и не бесплатно, разумеется.

– Катари… – ясные зелёные глаза Шоу с печалью смотрят в мои.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – качаю головой. – Так что…

– Нет, Катари! – Шоу хватает меня за руку. – Ты же знаешь: я с тобой до конца, что бы ни случилось, и какое решение ты бы не приняла в следующую секунду. Я лишь… я лишь хочу, чтобы ты ещё раз подумала над тем, что мы делаем. Есть ли в этом смысл?

– Смысл? – с горечью улыбаюсь, до боли в глазах глядя на восходящее солнце. – Я не знаю, если ли смысл, Шоу. Но точно знаю, что выбора у меня нет. Сектор крика – единственное место, в котором есть ответы… для меня. И я должна найти этот сектор. Потому что это всё, что мне остаётся. А для того, чтобы найти сектор крика мы должны попасть в Лютый город, а для того, чтобы попасть в Лютый город…