– Да послушай! – перебил меня Саша. – Ты просто не видишь то, что вижу я! Ян говорит…

– Ян! Ян! Ты достал со своим Яном! Как только он появился, то ты тут же превратился во что-то чужое и непонятное! Твой Ян делает из тебя марионетку, а ты слушаешься его, как телок!

– Ты не права, – Саша медленно покачал головой. – Ты просто не понимаешь, Машенька. Просто не понимаешь. Твои родственнички.… Это монстры, а не родственнички! Буквально!

– Все! Хватит! – взвизгнула я, сжав кулаки. – Замолчи! Мы расстаемся! Собирай вещи, и уходи!

– М… – начал он, но оборвался на полуслове, глядя на меня удивленным взглядом. – Маш, ты чего?

Я зарыдала, как маленькая. Слезы текли по щекам, я отвернулась от Саши, не желая его видеть. Он попытался обнять меня сзади, но я вырвалась из объятий, будто ошпаренная. Мне было трудно представить себе его удивление, да и, честно сказать, не хотелось. Я просто желала прекратить этот долгий семейный конфликт, жить спокойно.

– Машенька, – Саша неожиданно рухнул на колени, обнял меня за пояс, крепко прижавшись головой к пояснице. – Пожалуйста, Машенька. Я люблю тебя!

– Нет! – я с трудом вырвалась из объятий, решительно настроившись на расставание. – Все. Собирай вещи, и уходи. Родных я знаю всю жизнь, а тут приходишь ты, живешь со мной два года, и называешь их чудовищами! Нет уж. Все. Между нами все кончено. Уходи, – я снова зарыдала. – Я не хочу тебя видеть!

Выскочив из комнаты, я заперлась в ванной, и плакала там, уперев ладони в раковину. От досады я скалила зубы, по лицу растекалась тушь, и я не находила себе места. Видела себя в зеркале. Отвратительная и жалкая картина, отвратительная и жалкая я, как всегда, заплаканная, беспомощная, мечтающая прижаться к Саше покрепче. Нет. Пора становиться жестче. Решение расстаться было тяжелым, но казалось жестокой необходимостью. Было страшно, что Саша сейчас начнет ломиться ко мне, вымаливать прощения. Хотя, я боялась не этого. Я точно знала, что если он надавит еще чуть-чуть, то я его прощу. Но, видимо, он не хотел больше донимать меня.

Я слышала, как Саша выносил сумки в коридор, и собирал вещи. Их у него было немного, потому собрался он достаточно быстро. Утерев слезы, собрав волю в кулак, я нашла в себе силы выйти из ванной.

– Вот, – Саша протянул мне листочек. – Это номер Яна… Он тебе может все объяснить. Пожалуйста, позвони ему.

Я схватила листочек, грубо смяла его, и швырнула в урну. Мне не хотелось даже слышать об этом Яне, не говоря уже о посредственных или непосредственных контактах. Саша лишь грустно вздохнул, а затем взглянул на меня с тоской.

– Ты уверена? – спросил он, все еще надеясь, что я скажу «нет».

– Я… – заикнулась я. – Да. Я уверена, – нахмурилась. – Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.

Саша кивнул, молча вышел в прихожую, собрав сумки, и вышел из квартиры. Я защелкнула за ним дверь, и слушала, как он топал по лестнице, таща тяжелые сумки. Чем дальше он становился, тем грустнее мне было, а когда звуки шагов стихли, мне захотелось выть волком. Честно, я надеялась, что он развернется, придет назад, и попросит прощения, но этого не происходило.

Придя к себе в комнату, я включила самую грустную музыку, которая у меня только была в смартфоне, и проревела несколько часов. Эмоции выходили из меня через слезы, от чего становилось легче.

В комнату вошла бабушка, присев рядом со мной на диван. Бабушка заботливо гладила меня по спине, обнимала, успокаивала, убеждая меня в том, что я правильно поступила. После урагана эмоций наступило душевное опустошение. Мне ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть, все стало для меня пустым, безразличным.

– Я правильно поступила? – спросила я, желая, чтобы бабушка словесно подкрепила мое решение.

– Правильно, Маша, – кивнула бабушка. – Мне твой Саша вот сразу не понравился, с первого взгляда. Как только я его увидела, то сразу поняла, что не твое. Ваша разлука была вопросом времени, и вот этот момент настал. Ты очень верно поступила. Родные желают тебе добра, и лучше знают, что тебе нужно.

– Да, бабушка, – согласилась я, снова почувствовав в груди неприятный ком душевной боли. – Вам виднее.

Бабушка предложила мне помочь накрыть на стол, сначала я не согласилась, оправдываясь пережитой разлукой. Но затем что-то на меня нашло, и я поняла, что таким образом можно было отвлечься. Вскоре пришли и остальные родственники. Дядя Федя, муж тети Тани, пришли так же папа, Константин Владимирович, и мама, Ирина Александровна. Я запомнила только их приход, а остальных родственников как-то не очень заметила, хотя стол накрывался большой.

Меня поглотило работой.

Я достала из шкафа семейный чайный сервиз, а затем расставила чашки по столу, с расчетом на каждого гостя. Совсем скоро приготовили блюда, которые мама с бабушкой стряпали на кухне, и я принялась переносить их в гостиную. Руки грело фарфоровой лодочкой, заполненной горячим и вкусным мясом, испускавшим ароматный пар. Лодочку я несла на стол последней, и поставила недалеко от своего места, чтобы потом мне было проще до нее дотянуться.

Очень умиротворяли подготовительные мероприятия. Я тщательно размещала по столу посуду с блюдами, внимательно распределяла кухонные приборы между гостями, чтобы никого не обделить. Расчеты, происходившие в голове, пространственные измерения, полностью заполнили мой ум, что позволило мне войти в гармоничное, медитативное состояние, в котором я чувствовала себя уверенно и хорошо.

Довольно быстро стало плевать на все. Да и в животе от голода урчало, а тут уж было не до тоскливых мыслей. Правильно мне говорила мама: «Твое от тебя не уйдет».

А ведь верно.

Если человек любит тебя, то разве не должен ли он пожертвовать всем ради того, чтобы у тебя все было хорошо? Но при этом, должен ли он жертвовать, если ты любишь его? Правильно ли – заставлять любимого идти на жертвы? Если нет, то в чем же тогда выражается любовь?

Наконец-то стол был накрыт.

Он ломился об благоухающих блюд, гости не сдерживали себя, наполняя тарелки, с удовольствием поедая вкусную пищу. Вскоре на стол поставили алкоголь, Константин Владимирович открыл бутылку, разливая вино по бокалам. Скоро включили радостную музыкуу, и через ее гул гости шутили, смеялись, и мило общались между собой. Я поддалась эйфории толпы, стало весело. Мне удавалось с легкостью включаться в семейные разговоры, обсуждая с любимыми родственниками насущные вопросы.

Удалось обо всем забыть. Хотя бы на один вечер.

Вдруг в кармане завибрировал телефон. Это слегка вырвало меня из праздника, я вздрогнула, достав его. Сообщение от Саши. Безразлично ткнув на иконку с изображением конверта, я прочла его мольбы о том, чтобы я осталась вместе с ним, не бросала его. Потом снова что-то о монстрах, и о том, что я не ведаю, что творю. Мне стало немного грустно. Войдя в социальные сети, я увидела, что он и там написал мне несколько сообщений, выражая желание вернуться. Забегав пальцем по клавиатуре, я написала: «Извини, но назад дороги нет. Прощай» – и добавила в черный список.

Вот так.

Мне подали бокал вина, и я не отказала себе в удовольствии выпить. Раньше Саша тоже сидел с нами за столом, но никто и не заметил его отсутствия. Он будто испарился, а затем стерся у всех присутствующих из памяти. Никто не спросил даже, где он, куда делся, и почему его нет за столом. Он был в этой семье как рудиментарный орган, до которого никому не было дела. Видимо, даже мне, раз я так легко с ним порвала.

– Вам в отделе ничего не говорят насчет исчезновений? – спросила Нина Марковна у дяди Феди, вырвав меня из раздумий. – Сегодня с Зиной общалась с соседнего дома, так у нее внук пропал. И у ее знакомых подруг тоже кого-то похитили..

Немного подумав, дядя Федя покачал головой, и сказал затем:

– Нет, мам. Ничего. Люди будто сквозь землю проваливаются.

– Очень плохо, – лицо Нины Марковны стало грустным. – У нас в последнее время часто пропадают люди в Адмиралтейском районе, так что будьте осторожны.