Я снова попыталась подняться, на этот раз не так резко. Теперь у меня получилось. С разочарованием отметила, что кусок подола платья действительно был оторван, а на улице светило солнце. Я бы хотела сказать, что прошлепала босыми ногами до кухни, но двигалась я на самом деле довольно тихо. Книга была при мне. По дороге отметила, что мастер заделал дыру в полу. Он, кстати, стоял спиной ко мне, нагнувшись над столом, и натирал столешницу сухой тряпкой, убирая с ее поверхности мокрые разводы.
– По-моему, ты сейчас в столе дырку протрешь.
Он остановился, убрал рукой назад волосы и повернулся ко мне, расправляя в руках тряпку, а затем складывая ее несколько раз пополам.
– Ты очнулась. Как ты себя чувствуешь? – сухо поинтересовался он. – Голова кружится?
– Нет.
– Болит?
– Нет.
– Что-нибудь вообще болит?
– Нет. Чувствуется остаточная слабость и все.
– Это временное явление.
Я сократила расстояние между нами в долю секунды и обняла его, уткнувшись головой ему в грудь. Он сначала поднял руки, но потом положил тряпку на стол и обнял меня в ответ. Я сдавленно всхлипнула.
– Спасибо…
– За что? – удивился он.
– Ты спас мне жизнь, – из глаз начали течь слезы, они почти сразу же впитывались в одежду учителя.
– Я… очень сильно опоздал. Извини, что тебе пришлось пережить это…
Я покрутила головой, не отрывая лба от тела мастера.
– Ты как никогда вовремя… В противном случае, я бы сейчас сидела за одним столом со своими родителями, Джеймсом и Лорой.
Он утешающе провел рукой по моей спине. Это была не истерика, это было, скорее, счастье, которое нельзя выразить улыбкой или смехом, только слезами.
– Ты голодная?
– Честно говоря, не очень.
– Тебе надо поесть, – он прекратил объятия и подошел к холодильнику, открывая его и доставая что-то изнутри. – Ты пролежала почти сутки, восстанавливая повреждения.
Я послушно села, положив книгу на стол.
– Ты убил его?
– Его нельзя убить. Я просто запер его на время, но он снова выберется.
– Ты просто похоронил его заживо на территории театра?
– Нет, его забрали тернии. Он сейчас не в нашем мире.
– Ясно. Так что он такое?
– Читай, – мастер кивнул на черную книгу, лежащую рядом со мной.
========== Глава 4. Король Терний ==========
В лавке у мадам Ле Ро освещение было неярким, а окна зашторены. На полках были расставлены различные любовные смеси в аккуратных бутылочках с бирками, сухие ароматические смеси трав для проведения ритуалов, в основном одной и той же направленности, и привораживающие пищевые добавки для обычных смертных. Мастер улицы Сердец любила любовные истории и старалась поддерживать их существование любыми способами. Но, видимо, на моего учителя действует далеко не любой способ.
– О, кого я вижу! – обрадовалась она, только завидев нас у себя на пороге.
– Здрасте.
– Бриджет и ее учитель!
– Уверены, что не наоборот?
– Более чем. Что я могу вам предложить?
– Ничего, – резко оборвал ее учитель. – Мы пришли вернуть вам это, – он поставил банку с чаем на прилавок.
– Что, неужели не сработало?..
– Да мы и не пытались, – призналась я. – Сами попробуйте заставить его выпить или съесть что-нибудь подобное.
– Зачем Вы ей это продали?
– Кому? Бриджет? Я не…
– Да нет же, Джулии.
– Э-э, – она попыталась вспомнить, но, похоже, понятия не имела, о ком мы.
– Такая блондинка, выше меня всего на полголовы, а уже считает себя высокой.
– Вряд ли ее это хоть немного характеризует…
– Я вспомнила! – Ле Ро была примерно одного роста со мной и, я была уверена, хорошо меня понимала в этом вопросе. – А почему, интересно, я не должна была продавать ей чай? Она пришла за ним, заплатила за него и ушла. Она же не сказала, что он нужен для Вас.
– А мысли ее читать не пробовали?
– Мысли – это личное, и я никак не могу вторгаться в чужой разум! И кроме того, что это за тон?
– Да, мастер права. Грубиян, – театрально фыркнула я.
– Вы, мадам Ле Ро, – начал он после небольшой паузы более мягким тоном, – помнится, на Поднесении спрашивали у меня, почему я содержу театр. Вот, полюбуйтесь, – он указал в мою сторону сразу двумя руками.
– О, теперь и я правда ясно вижу…
Я поклонилась, будто ожидая оваций и букетов, летящих в мою сторону.
– Признаться, у меня такое впервые, – он облокотился на прилавок. – А нет у вас чего-нибудь от наглых учеников?
– Можете забрать чай, что Вы принесли. По-моему, в самый раз.
– Нет, – он снова встал прямо, как-то сразу посуровел и поднял указательный палец, будто собирается пригрозить мастеру с улицы Сердец. – Никаких. Привораживающих. Чаев.
– У меня не только чаи, у меня…
– Я понимаю, Вы, прежде всего, хотите продать мне что-нибудь, и не хотите возвращать деньги за чай. Могу Вас заверить, они мне не нужны. Ни чай, ни деньги, я имею в виду. А теперь мы вынуждены откланяться…
– Да, я уже, – заметила я. – Откланялась.
Учитель бросил на меня смиряющий взгляд.
– Знаете, – вдруг сказала Ле Ро, – а у Вас и одним взглядом все неплохо получается.
Он промолчал. Мы попрощались и вышли из лавки на улице Сердец.
– Мы пойдем в кондитерскую? На улице Сердец она потрясная. И я хочу кексик.
– Нет. Ты не заслужила.
– Эй, да ладно? Меня повесили вчера, ты… Ты ведь помнишь это, да?
Он остановился и снова недовольно посмотрел на меня. Уж в который раз за день. Амплуа у него такое что ли?
– Ладно, пошли. Только не пытайся закатывать сцены или взывать к моей совести у всех на виду.
– Может, мне еще и на людях с тобой не появляться? Сидеть все время дома, переписывать старые бумаги, ждать, пока меня в следующий раз повесят… Возможно, летально…
– Бриджет! Что я только что сказал?
– Не знаю, мяу, не понимаю по-человечьи, – я толкнула дверь кондитерской и чуть ли не вжалась лицом в витрину. Останавливало то, что люди полировали ее и стирали с нее отпечатки после каждого такого посетителя, и я точно не хотела быть в их числе.
Впервые кексик обозначал действительно кексик, а не пакет кексов, торт и упаковку кислого мармелада. Меня восхитило то, что он был с темно-фиолетовым кремом на верхушке, и на нем была посыпка в виде звездочек. Крупный желтый полумесяц, торчащий из него, дополнял картину ночного звездного неба.
– Ты необычайно быстро сегодня, – заметил учитель, встречая меня у выхода.
– Да, – я убрала пакет в сумку, и мы направились к театру.
С мыслью о том, что дома меня ждет чай и вкусный кекс, идти было крайне легко. Подгоняло и то, что я сразу же сяду за книгу. Все-таки, у меня хватило терпения откладывать ее до этого момента.
Но у театра нас не оставили в покое, у ворот стояли мастер с улицы Пик и его ученица. Я с криком «Робин!» кинулась обниматься. Мастерам нужно было обсуждать «важные» вопросы, в которые их ученикам не надо совать носы, и я принимала это.
– Мы так давно не виделись…
– Ага, с Поднесения.
– Но тебя не было на Поднесении.
– Была. Я уснула, пока ты рисовала Сама-знаешь-кого.
– С каких пор ты превращаешься в кошку?..
Мастера направились в здание театра, и мы последовали за ними. Говорить тихо не имело смысла, так как они беседовали друг с другом и абсолютно точно не слушали нас.
– С тех самых пор, как вывела мастера настолько, что он превратил меня в кошку, лишь бы я заткнулась, – я хихикнула. – А вы здесь зачем?
– Мастер хочет одолжить одну рукопись. Ее не было в библиотеке Элинор. Она сказала, что ее взял мастер с улицы Роз, и мы пришли сюда.
– И о чем она?
– О ликантропии, – тихо ответила Робин, явно смутившись. Мы стояли на лестничной площадке третьего этажа, а учителя скрылись в дверном проеме.
– О, точно. Он уже узнал, да?
– Да.
– Ну да, было бы странно, если бы он не узнал, что его ученица – ликантроп, да еще и за год обучения.
