– Благородство! – воскликнул Люк Маркс и хрипло расхохотался. – Кому нужно твое благородство, хотел бы я знать? Мне не нужно. Когда мы поженимся, времени для благородства у тебя будет в обрез. Французский ей занадобился! Послушай, Фиби, когда я скоплю денег на ферму, кому ты станешь говорить «парле-ву-франсе»? Коровам?

Девушка поджала губки и отвела взгляд. Парень как ни в чем не бывало скреб и строгал свою жердь, не обращая внимания на троюродную сестру.

– Видел бы ты, – промолвила Фиби, – как путешествовала мисс Грэхем с горничной и курьером, как она ехала в карете, запряженной четверкой лошадей, а ее муж – тот не мог на нее надышаться, найти места на земле, достойного, чтобы на него ступила ее нога!

– Все это хорошо, Фиби, когда куры денег не клюют, – отозвался Люк. – Ты свои-то не больно транжирь: они нам пригодятся, когда мы поженимся.

– А кем она была в доме у мистера Доусона каких-нибудь три месяца назад? – продолжила девушка, словно не слыша того, что сказал ей жених. – Такой же служанкой, как и я сама! Работала за плату, и работа у нее была потяжелей, чем у меня. Видел бы ты ее блузки и юбки, Люк! Все старое, поношенное, заплатанное, хотя и в них, признаться, она смотрелась королевой. А сейчас мне, горничной, она платит больше, чем сама получала у мистера Доусона. Еще недавно я видела, как она выходила из гостиной, сжимая в кулачке несколько соверенов и серебряных монет – плату за три месяца, а поглядел бы ты на нее сейчас!

– Не думай ты о ней, – сказал Люк, – подумай лучше о себе. А что, если мы откроем пивную, а? На этом деле можно заработать кучу денег!

Девушка сидела, по-прежнему не глядя на жениха, и ее бледные серые глаза были устремлены на темно-красную полоску заката, медленно угасавшую за стволами деревьев.

– А посмотрел бы ты, какая роскошь в доме, Люк, – сказала она. – Снаружи – старье да рухлядь, а полюбовался бы ты на комнаты миледи! Сплошные картины, позолота, высоченные зеркала от пола до потолка. Потолки расписные, дворецкий говорит, это стоило не одну сотню фунтов, и всё – для нее.

– Что и говорить, повезло ей, – пробормотал Люк с ленивым безразличием.

– А видел бы ты ее, когда мы были за границей! Тамошние джентльмены толпами ходили вокруг нее. И сэр Майкл нисколько не ревновал. Наоборот, он даже гордился тем, что его жену принимают с таким восхищением. Слышал бы ты, как она смеялась над своими поклонниками и как беспечно отвергала их комплименты! Где бы она ни появлялась, все сходили от нее с ума. Сколько времени оставались мы на одном месте, столько и было там разговоров о ней, и только о ней.

– Будет она вечером дома?

– Нет, они с сэром Майклом отбывают на званый обед в Бичез. Туда семь-восемь миль езды, так что вернутся поздно, не раньше одиннадцати.

– Ну тогда, Фиби, ежели, как ты говоришь, в доме у них красота неописуемая, мне бы хотелось взглянуть на эту красоту – хоть одним глазком.

– Нет ничего проще. Мистер Бартон, дворецкий, знает тебя в лицо и не станет возражать, если я покажу тебе лучшие комнаты в доме.

Уже почти стемнело, когда парень и девушка вышли из кустарника и медленно направились к дому. Дверь, что они отворили, вела в людскую; рядом была комната, где проживал дворецкий. Фиби Маркс, получив разрешение показать дом родственнику, зажгла свечу от фонаря, освещавшего людскую, и велела Люку следовать за ней.

В длинных коридорах, обшитых черными дубовыми панелями, было сумрачно; свеча, которую держала Фиби, почти не давала света, мерцая в широких проходах крохотным желтым пятнышком. Люк опасливо озирался по сторонам, пугаясь скрипа собственных башмаков.

– Жуть какая! – пробормотал он, когда они вошли в главный зал, где тоже стояла непроглядная тьма. – Я слышал, в прошлые времена здесь кого-то убили.

– Убивали всегда, Люк, и в прошлые времена, и в нынешние, – отозвалась девушка, поднимаясь по лестнице.

Они прошли через огромную гостиную. Вокруг было великое множество шкатулок – обшитых бархатом, из золоченой бронзы, инкрустированных… Бронзовые украшения, камеи, статуэтки, безделушки – все это мерцало и поблескивало в неверном свете свечи.

Фиби пересекла маленькую столовую, примыкавшую к кухне и увешанную оттисками гравюр, сделанных с дорогих картин, вошла в прихожую и остановилась, подняв свечу над головой.

Парень, широко раскрыв глаза и рот, осмотрелся вокруг.

– Красиво, что и говорить, – промолвил он. – И денег, конечно, стоило кучу.

– Посмотри, какие картины на стенах, – сказала Фиби, указывая на панели восьмигранной комнаты, сплошь завешанные работами Клода, Пуссена, Воувермана и Кейпа. – Я слышала, что одни только эти картины стоят целое состояние. Здесь передняя, вход в апартаменты миледи, бывшей мисс Грэхем.

Она отодвинула зеленую портьеру, закрывавшую дверь, и ввела ошеломленного деревенского парня в сказочный будуар, а затем в комнату для одевания. Открытые двери гардероба и платья, разбросанные по софе, – все оставалось в том беспорядке, какой царил здесь в минуту отъезда, когда миледи покидала свои владения.

– Все это я должна прибрать до возвращения миледи, Люк. Посиди здесь, я недолго.

А парень все смотрел и смотрел по сторонам, подавленный окружающей роскошью, затем не без некоторого колебания выбрал самое массивное из кресел и осторожно присел на краешек.

– Будь моя воля, показала бы тебе драгоценности, Люк, – сказала девушка, – но, увы, ключи миледи всегда уносит с собой. Драгоценности хранятся у нее вон там, на туалетном столике с зеркалом.

– Как, в этой штуковине? – воскликнул Люк, с изумлением уставясь на большую шкатулку красного дерева с латунной инкрустацией. – Да в этот ларь можно было бы сложить всю одежду, что сейчас на мне.

– Там бриллианты, рубины, жемчуг, изумруды… До краев полнехонько, – отозвалась Фиби, раскладывая шелестящие шелковые платья по полкам гардероба. Перед тем как положить последнее платье, она встряхнула его оборки, и внезапно до ее слуха донесся слабый металлический звон. Фиби живо запустила руку в карман платья.

– Подумать только! – воскликнула она. – Миледи забыла свои ключи! Если хочешь, я покажу тебе драгоценности, Люк.

– Ну, раз такое дело, тогда конечно… – сказал парень, поднимаясь из кресла и поднося свечу поближе к Фиби, пока та отпирала шкатулку.

То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Боже, сколько тут всего! Интересно, сколько это стоит? А это? А вот то? Люк взирал на сокровища, сгорая от зависти.

– Одна-единственная такая игрушка обеспечила бы нас до конца жизни, Фиби, – хрипло промолвил он, вертя бриллиантовый браслет в громадных багровых ручищах.

– Положи на место, Люк! Положи немедленно! – крикнула девушка вне себя от ужаса. – И повернулся же язык сказать такое!

Вздохнув, Люк нехотя положил браслет, но от шкатулки не отошел, продолжая внимательно разглядывать ее со всех сторон.

– А вот это что? – спросил он немного погодя, указывая на медную кнопку внутри шкатулки.

Не дожидаясь ответа, он нажал на кнопку, и секретный ящичек, отделанный внутри темно-красным бархатом, стремительно выдвинулся из шкатулки.

– Нет, ты только взгляни! – воскликнул Люк, придя в восторг от своего неожиданного открытия.

Фиби Маркс отложила платье миледи и подошла к туалетному столику.

– Прежде я этого не видела, – медленно промолвила она. – Интересно, что там, внутри?

Там, внутри, не было ни золота, ни драгоценных камней – только детский шерстяной ботиночек, завернутый в бумагу, да крохотный бледно-каштановый шелковистый локон, явно срезанный с ребячьей головки.

Фиби рассматривала все это, широко раскрыв глаза.

– Так вот что прячет миледи в секретном ящичке… – пробормотала она.

– Всякий хлам она тут прячет, – беспечно заметил Люк.

На тонких губах девушки зазмеилась странная улыбка.

– Не вздумай никому рассказывать, что я тут нашла, – предупредила она, кладя содержимое секретного ящичка себе в карман.