– Я собираюсь написать мачехе, отправлю ей письмо вечерней почтой, – сказала Алисия. – Я получила от нее весточку, где, в частности, она просит дать ей знать, сколь долго вы пробудете в Одли, с тем чтобы, вернувшись домой вовремя, не упустить возможности принять вас у себя. – С этими словами Алисия вынула письмо из кармана жакета для верховой езды. – В постскриптуме она пишет: «Ты такая рассеянная, Алисия! Пожалуйста, не забудь на этот раз ответить на мой вопрос относительно мистера Одли и его друга!»

– Какой у нее чудесный почерк! – заметил Роберт, когда Алисия разогнула бумажный листочек.

– Да, в самом деле чудесный. Полюбуйся, Роберт.

Она вложила ему письмо прямо в руку, и он несколько минут лениво скользил по нему глазами, меж тем как Алисия легонько похлопывала по шее свою кобылу, которой, судя по всему, надоело стоять на месте и которая готова была сорваться с места по первому требованию хозяйки.

– Тихо, Аталанта, тихо. Верни письмо, Роберт.

– Что и говорить, Алисия, это самый чудесный и самый кокетливый почерк изо всех, что я видел на своем веку! Честное слово, не встреть я в тот вечер свою тетушку, все равно, вглядываясь в строки этого письма, я бы до мельчайших подробностей угадал, как она выглядит. Джордж, посмотри!

Но Джордж, стоявший в нескольких шагах от Роберта и Алисии, был погружен в собственные невеселые мысли и не обратил внимания на восклицание Джорджа.

– Верни письмо, – нетерпеливо повторила молодая леди. – Мне пора возвращаться. Уже начало девятого, мне нужно написать сейчас же, иначе я не успею к вечерней почте. Вперед, Аталанта! До свидания, Роберт, до свидания, мистер Толбойз. Счастливо оставаться!

Гнедая кобыла тут же унесла ее в сторону поместья, и никто не увидел, как из глаз мисс Алисии выкатились две яркие крупные слезы. Они сверкнули всего лишь на какое-то мгновение – гордость девушки, поднявшись из глубины ее рассерженного сердца, моментально высушила их.

– Подумать только! – воскликнула Алисия. – Иметь единственную двоюродную сестру, быть мне самым близким родственником после отца и при всем том интересоваться мною не более, чем собственной собакой!

Но на экспресс, отходивший в десять пятьдесят, Роберт и его друг не попали. Причина была более чем заурядной: в то утро голова у молодого адвоката разболелась так, что он попросил Джорджа распорядиться, чтобы им в номер прислали зеленого чая – самого крепкого, какой только найдется в «Солнышке». С отъездом он решил подождать до следующего дня. Джордж, разумеется, согласился, и Роберт все утро пролежал в комнате с опущенными шторами, развлекаясь челмсфордской газетой пятидневной давности.

– Это все из-за сигар, Джордж, – убежденно сказал он. – Увозя меня отсюда, устрой так, чтобы хозяин гостиницы не попался мне на глаза, иначе прольется кровь!

К счастью для мира и спокойствия Одли, недомогание Роберта совпало с базарным днем в Челмсфорде. Почтенный хозяин гостиницы поехал туда, чтобы прикупить кое-каких товаров для своего заведения, – возможно, среди всего прочего и новую партию тех самых сигар, что возымели для Роберта Одли столь трагические последствия. Молодые люди проскучали взаперти целый день, а когда начало темнеть, Роберт предложил сходить в Одли-Корт и попросить Алисию, чтобы та показала им дом.

– Ей-богу, Джордж, это займет не более двух часов. Жаль уезжать отсюда, не полюбовавшись на старину: поверь, там есть на что посмотреть.

Солнце стояло уже совсем низко над горизонтом, когда они, никуда не сворачивая, двинулись напрямую через луга, взбежали по приступкам стены и вошли в аллею, что вела к арке. Заалел мрачный зловещий закат, от которого возникло чувство, будто кто-то смотрит на вас тяжелым взглядом. В воздухе разлилась мертвая тишина, разом замолкли испуганные птицы, и лишь редкие лягушки квакали в окрестных канавах, словно спрашивая: впрямь ли так уж худо на белом свете? Листья зашелестели, и на душе стало еще тревожнее – не потому, что путешественникам и впрямь что-то угрожало, а потому, что они видели, как хрупкие ветви невольно вздрагивают в предчувствии надвигающейся бури. Вот и глупые часы, не знающие, что такое равномерный ход. Их единственная часовая стрелка описывает полный круг, совершая двенадцать героических рывков. Вот и сейчас, когда наши герои проходят под сводами древней арки, часы указывают на семь вечера, хотя на самом деле сейчас что-то около восьми.

Друзья нашли Алисию в липовой аллее. Девушка прогуливалась в черной тени деревьев, а вокруг медленно падали на землю увядшие листья. Джордж Толбойз редко на чем подолгу задерживал свой взгляд, но – странное дело! – на это место он обратил особое внимание.

– Так должна выглядеть кладбищенская аллея, – сказал он, обращаясь не столько к Роберту, сколько к самому себе. – Как мирно спалось бы мертвым в этой угрюмой тени! Жаль, что кладбище в Вентноре не похоже на это место.

Все трое пошли по аллее к разрушенному колодцу. Там Алисия рассказала им старинную легенду, связанную с Одли-Корт, – мрачную историю, какие во множестве витают вокруг всякого старого дома, словно прошлое – это темная страница, заполненная лишь скорбью и преступлениями.

– Мы хотим осмотреть дом до темноты, Алисия, – сказал Роберт.

– Тогда нам следует поторопиться, – отозвалась девушка. – Идите за мной.

Они прошли через распахнутое окно, построенное во французском стиле, – такие окна, перестроив, несколько лет назад превратили в двери, – вошли в библиотеку, а оттуда попали в зал. Молодые люди прошли мимо бледнолицей горничной миледи – та, взмахнув белесыми ресницами, взглянула на мужчин украдкой. Они уже поднимались по лестнице, когда Алисия, обернувшись, обратилась к девушке:

– Мы только что побывали в гостиной, а сейчас я хочу показать этим джентльменам апартаменты леди Одли. Там прибрано, Фиби?

– Да, мисс. Но дверь в прихожую заперта. Полагаю, миледи, отправляясь в Лондон, взяла ключ с собой.

– Взяла с собой? Но это невозможно! – воскликнула Алисия.

– Тем не менее, мисс, думаю, это именно так. Я не смогла его найти, а его, как правило, всегда оставляют в замочной скважине.

– Ерунда какая-то, – обиженно развела руками Алисия. – Неужели миледи боится, что кто-то, проникнув в ее комнаты, станет рыться в ее платьях и драгоценностях? Все это тем более досадно, что лучшие в доме картины развешаны именно в прихожей. Кроме того, там есть ее портрет. Он, правда, еще не окончен, но сходство с оригиналом поразительное.

– Ее портрет! – воскликнул Роберт Одли. – Отдал бы все что угодно, лишь бы взглянуть на него: оригинал я успел рассмотреть лишь в самых общих чертах. В прихожую нет иного входа?

– Иного входа?

– Да. Какой-нибудь двери, ведущей в другие комнаты, через которые мы могли бы проникнуть в апартаменты миледи.

Кузина отрицательно покачала головой и повела их в коридор, где на стенах, украшенных гобеленами, висело несколько семейных портретов. Картины давно потускнели, огромные фигуры предков в сумеречном свете выглядели устрашающе.

– Вон тот парень с боевым топором выглядит так, словно он собрался раскроить Джорджу череп, – заметил Роберт Одли, указав на изображение разъяренного воина, чья поднятая рука оказалась в этот момент как раз над темноволосой головой Джорджа Толбойза. – Пойдем отсюда, Алисия. Тут сыро и, похоже, есть привидения. Знаешь, я твердо уверен, что привидения заводятся именно от сырости. Спишь, к примеру, в сырой постели, и вдруг посреди ночи просыпаешься от холодной дрожи и видишь перед собой какую-нибудь старую леди в придворном костюме времен Георга I, сидящую у тебя в ногах: старую леди принесло несварение желудка, а холодную дрожь обеспечили сырые простыни.

Новомодных ламп в Одли-Корт не было и в помине. В гостиной горели настенные бра, а комнаты сэра Майкла освещали почтенные толстые восковые свечи в массивных серебряных подсвечниках и канделябрах. Смотреть в гостиной было особенно не на что, и Джорджу Толбойзу вскоре прискучило глазеть на образчики современной мебели и картины, выполненные в академической манере.