Мы все разразились хохотом, ведь это было ну очень смешно. Особенно если видел этих двух вживую.
— Стас, ну ты и сплетник! — Женя, ухажер из Германии, качал головой, но продолжал смеяться. Они весь вечер переглядывались и посылали друг другу сигналы.
— Ой, Жень, ладно тебе. — улыбаясь, ответил Стас.
— А вы чего, ребят, так редко стали в клуб ходить? — Паша ждал у бильярдного стола своей очереди. И скорее всего думал, какого хрена я не даю никому поиграть. Я решил, что нужно промазать и «уступить» ход.
— Ты это у Саши и спрашивай! Я хожу! — Стас уже прилично подпил.
— Саш? Что в клуб не ходишь? — молодой человек натирал мелком навершие кия.
Я пожал плечами.
— Сам не знаю… Раньше интересно было, сейчас не очень. — я решил, что могу позволить себе ещё стаканчик виски с колой, поэтому ушел к столику.
— Паш, а ты не спрашивай, а приглашай. — вмешался Стас.
— Сплетник, сводник и болтушка! — поддел его Женя.
— Приглашу, конечно, почему нет? — Паша весь вечер намекал мне, что не прочь «позажигать». Мне было приятно, но не особо нужно.
— Что за стрёмный плейлист? Эта «Гага» третий раз уже играет за последние десять минут… — Стас пошел играть свою очередь и бурчал на всех из-за «плохого» плейлиста.
— Господи… Сделай так, чтобы он сегодня не нажирался, — наигранно обратился его ухажер к потолку.
— Саш, может ты свою музыку поставишь? — спросил Паша, намекая на то, что у него не было толкового плейлиста.
— Не-е-е, пусть лучше Стас.
— Стас! Хватит уже пить! Поставь свою музыку, раз моя тебе не нравится. — возмутился Паша.
Стас не ответил. Его очень уверенно целовал Женя, прижимая к бортам почти так же, как и меня когда-то прижимали. Вот только их поцелуй был настоящий, живой, красивый, страстный и добрый. Паша смотрел на меня, а я как-то засмущался.
— Пойду принесу ещё бутылочку… — я ожидал, что Стас будет выписывать художественные «ПА», он всегда так делает. Если хочет целоваться — целуется, если хочет кричать — кричит. Человек без фильтра. Я ожидал от него этого, но всё равно было неловко. И ещё было грустно. Слава же знает, когда у меня день рождения, я в этом был уверен. Тогда почему?!
Чтобы избавиться от бесчувственной твари, которая так или иначе каждые пять минут приходила на ум, я пил.
— Чего грустишь? — ожидаемо, что Паше надоест наблюдать за «Стасовыми страстями», и он придет ЗА мной ИЛИ ко мне.
Я стоял на кухне и что-то копошился в пакетах, в которых, на самом деле, не было ничего интересного. А он подходил всё ближе и ближе. И я думал, что же делать? Было грустно и обидно — самое то, чтобы потешить себя местью, но с другой стороны, Слава же сказал — «Встречаемся». Значит, если я сделаю это, то ничем не лучше его самого.
— Саш, а ты знаешь, ты мне всегда нравился. Когда Стас сказал, что к тебе поедет, я его почти умолял, чтоб с собой взял. — Паша подходил со спины — я молчал. — Ты очень привлекательный, необычный, красивый…
Чем больше он говорил, тем острее я ощущал эту пропасть между тем, какие отношения могут быть и какие они у меня были со Славой. Я уже и забыл, что значит, когда кто-то тебе говорит приятные вещи искренне. Он обнял меня сзади.
— С тобой так хорошо… — шею обожгло поцелуем. — Извини, если я тебе покажусь легкомысленным, но я правда уже давно хотел, чтобы ты и я…
Он всё говорил и говорил, а я думал, что услышать такое от Славы было бы просто невозможно.
— Стой, Паш. — я уже приготовился к тому, что, он начнет на меня наседать, поэтому придумывал отмазы на ходу.
Я повернулся к нему, поймал мягкий взгляд, попытался аккуратно убрать его руки.
— Саша, какой ты красивый… Хочу, чтобы тебе не было так грустно, как сейчас, любить тебя всю ночь, нежно, чтобы ты обо всём забыл. Скажи, чего ты хочешь? — он опустился на колени, — Хочешь? Скажи? А я очень хочу… Чтоб тебе было хорошо, чтобы ты понял, насколько красивый, сексуальный, мягкий.
— Не надо…
— Почему? — он встал рядом, обнял, потянулся к шее. — Я понимаю тебя, иногда всё не так, как мы хотим. Бывает больно, бывает страшно, но иногда нужно просто уметь принять себя таким, какой ты есть. — прикоснулся рукой к паху, — Я же просто хочу сделать тебе приятно, не буду ничего требовать взамен, буду нежным, — погладил наливающийся член, — Что не так? Не молчи, скажи, что ты хочешь, и я сделаю. Хочешь отсосу, хочешь сам меня выеби, если это нужно, ну?
Я только сейчас понял, что Слава же никогда до этого не опускался до того, чтобы сделать мне минет. Как больно было осознать, что я же тоже хочу, чтобы он вот так…
— Саша… — он обнимал меня нежно, ненавязчиво, аккуратно, — Скажи, что ты хочешь, я всё сделаю. Возьму тебя как ты хочешь, и тебе всё позволю, ты только скажи. Саш? Саш, ты чего? Не плачь, не плачь, Саш, всё хорошо. Если не хочешь — то просто скажи, я тебе больно не хочу делать, и не буду, и не собирался. Не плачь только, пожалуйста.
А в груди у меня всё сжималось и разжималось, будто кто-то рукой сердце реанимирует. Давно не пил — напился, и вот пожалуйста. Не стал я сопротивляться. Слишком больно было себя сдерживать, и я отдался простым и примитивным желаниям, чтобы забыть о тех, которые были уже далеко не простые и примитивные.
Паша не соврал, был нежный, ласковый, добрый, всё время спрашивал меня, нравится ли то, что он делает, или нет, а мне всё нравилось. Я бы на всё согласился в тот вечер от Славы, даже на простое — «Поздравляю». Но его не было. Зато был Паша, и он хотя бы создавал ощущение, что я кому-то важен и нужен. Без изысков, без похоти и боли, это был нежный секс, возможно, такой, который был мне нужен. Удивительно, каким, оказывается, может быть добрым один мужчина к другому.
Утром отходил от похмелья. Долго и мучительно просыпался, а потом лежал, вспоминая вчерашнее.
Ребята разъехались к обеду кто по делам, кто домой отсыпаться. Паша настоял на том, чтобы мы хотя бы телефонами обменялись, чтобы «если вдруг будет грустно и одиноко» могли созвониться или списаться. И вот когда все уехали, и я остался один, то понял, что Стас молодец, как бы то ни было, но он организовал для меня хороший день рождения. Старался как мог, как умел.
А от Славы — ничего. Ни звонка, ни смски, вообще ничего. Вот и «люблю», вот и «встречаемся». Я даже подумал, что его «Извини» — это было не за тот удар, который он на меня обрушил, а как отказ от наших отношений. Мол «извини, давай расстанемся». Как хитро написать вот так двусмысленно. Вроде и за то, что сделал, извинился, и человека послал. Я скучал по нему и порывался написать или позвонить. И чувство вины меня ещё больше к этому подмывало. Но как сказал мне сам Слава — «Нужно знать цену унижению». Я её знал, цену эту, поэтому не позвонил. Решил, что так будет лучше. Для меня и для него. Неделю меня ломало, а потом стало легче. Если он сам молчит — значит сам так хочет. Единственное — я связался с адвокатом, под предлогом узнать, как идет дело, спросил, выходил ли Слава на связь. Меня заверили, что всё хорошо, на связь он выходит, в курсе всех дел. И вообще волноваться не о чем. Вот и хорошо.
Дней через пять после дня рождения звонил Паша, приглашал в клуб или туда, куда я сам захочу, но я тактично отказался. Я скучал по Славе и думал о нем каждый день, и чем больше шло времени, тем больше хотелось задать ему все свои вопросы. Чем дольше длилось это молчание, тем больше я хотел уже сдаться и написать первым.
Ещё через неделю, когда дел на работе было не так много, я, вроде, решился, уже почти нажал «вызов», но снова передумал в последний момент, и пытка началась по новой. А ещё это изнасилование, которое не давало покоя.
По какой-то неведомой причине мне было очень важно и нужно выяснить, что тогда произошло, почему? И почему всё вскрылось именно сейчас.
Такое случается, когда не можешь поговорить с человеком по разным причинам, но очень хочешь, вот и начинаешь искать любые контакты с его окружением, погружаться, хоть невольно, хоть осознанно. Вот и я искал, подпитывал себя, если не воспоминаниями, то его проблемами.
