— Боже… — пробормотал он.

— Мясо готово. Так что, если ты останешься на ланч, снимай свою шляпу и пиджак. Я не собираюсь делить свои сандвичи по-болонски с чертовым Диком Трейси.

Это было невероятно, но он снова подчинился ей. Ему казалось, что Джинджер ЛаФранс каким-то образом может управлять его сознанием. Он не сразу осознал, что послушно подходит к шкафу и достает оттуда стаканы. Следующей пришла мысль о том, что все это время она знала, что он отыщет ее. Знала и ждала этого.

— Откуда тебе было знать, что я тебя выслежу? — спросил он, уставившись на нее. Сейчас она стояла к нему спиной, поэтому он мог лишь таращиться на ее затылок.

— Я и не знала. Но я дала тебе достаточно информации, чтобы ты мог начать искать, не так ли? Я даже дала тебе имя, которым пользуюсь. Возможно, и не совсем точное, но созвучное — нельзя же было совсем облегчать тебе задачу. Я бросила тебе вызов, и ты его принял. Ведь так?

— Я не понимаю, — покачал головой он. — В чем смысл?

— Тебе положить бумажную салфетку?

— Да к черту салфетки! Я задал тебе вопрос: в чем смысл?

— Лед в холодильнике, — сказала она почти нараспев. — Хлеб в хлебнице. Живи моментом, Золотко.

Затем она наполнила стаканы и одарила Партлоу ослепительной улыбкой, в которой не было ни тени злобы, и на несколько секунд Джон Партлоу начал думать, что смотрит не на Джинджер ЛаФранс, а на кого-то другого. Он представил ее невинной продавщицей из какого-нибудь маленького магазинчика за гранью этого грешного мира. Представил, как она выходит с работы и идет на прогулку с букетом, который он мог бы подарить ей — в какой-нибудь другой жизни. Партлоу был шокирован тем, как быстро она могла преобразиться — будто улыбка изменила сами кости ее лица и заставила выглядеть такой мягкой, что возникали сомнения, сможет ли она укусить зефир.

И вдруг Джон Партлоу ощутил легкую дрожь, пробежавшую по телу, и понял, что стоит не на краю того «летнего сада», образ которого она посылала ему своей улыбкой, а на краю опасного и вязкого болота. В этот момент он едва не сорвался с места и не выбежал прочь из номера, послав к черту все — и «Паккард», и деньги, и планы об избиении. Возможно, Джинджер прочитала все это по его лицу, потому что, удовлетворившись его выражением, она снова повернулась к сковороде. Голос ее, когда она заговорила, звучал тихо, струясь, словно шелк:

— Как тебе идея разделить двести тысяч долларов?

Убирайся отсюда, — приказал он сам себе, но даже не пошевелился.

— Ты слышал меня, — повторила она. Ей вторило шипение жарившегося мяса.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем Партлоу сумел вернуть себе дар речи.

— Я не собираюсь грабить Федеральный Банк США.

— К черту, они все равно уже прогорели, — сказала она. — Итак, все готово. Где хлеб?

Они ели свои сандвичи за маленьким круглым столиком у окна, из которого открывался вид на реку. Партлоу продолжал ждать, когда она снова заговорит о двухстах тысячах долларов, но она явно не торопилась начать этот разговор. Вместо того она заговорила о Новом Орлеане, о том, как она несколько раз приезжала туда, и это казалось ей местом, где она в какой-то момент смогла бы осесть — с причудливой архитектурой и коваными балконами… и, конечно же, на Миссисипи смотреть было гораздо интереснее, чем на Рэд-Ривер, потому что тамошнее речное движение было активным, как в аду.

— Ты меня проверяла? — вдруг спросил Партлоу. — Когда давала все эти подсказки о том, как найти тебя, и прочее дерьмо… ты меня проверяла, чтобы понять, подхожу ли я тебе?

Она сделала глоток чая и чуть приподняла подбородок, поставляя лицо дуновению вентилятора.

— Ага, — ответила Джинджер, наконец.

— И убийство дока — тоже? Это было испытание?

— Это, — качнула головой она, — было необходимостью. Пришлось убрать его с дороги. Куда бы мы ни отправились, с ним это было бы небезопасно, — она щелкнула кусочками льда в своем стакане, чуть взболтнув чай, и наклонила голову, чтобы лучше расслышать звук, словно это вызывало у нее приятные воспоминания. — Но я думаю, ты вполне можешь называть это испытанием. Если хочешь. Понимаешь, когда ты только вошел в тот зал в Стоунфилде, я подумала: ничего себе! Вот, что значит быть квадратом, который считает, что он круг. Я знала, что ты мошенник, с первых секунд… это было слишком очевидно, этого не понял бы только круглый идиот. Хотя, надо признать, что слишком многие мягкотелые увальни, живущие в этом мире, и есть круглые идиоты. Но затем… когда ты подошел и помог нам провернуть все гладко, я подумала: Хмммм, а у этого парня может быть потенциал. Возможно. Я решила дать тебя шанс показать, на что ты способен.

— Ты имеешь в виду, проверить, могу ли я убить человека?

— Посмотреть, насколько ты ценишь логику, — поправила она. — Как я говорила, мне нравится играть. Я очень хороший игрок, и я пригласила тебя за свой игорный стол.

— А что будет главным призом?

Джинджер покончила со своим сандвичем и слизала с указательного пальца остатки острой горчицы, прежде чем ответить.

— Так ты хочешь знать барыш? Посмотри в это окно, скажем… под углом градусов в двадцать.

Ему пришлось встать из-за стола, чтобы сделать это. Он всмотрелся в залитый ярким солнцем пейзаж, пробежал взглядом по улице, затем по причалам, мастерским и складам вдоль реки, по которой медленно и лениво двигались суда.

— Ну ладно, — вздохнул он. — И на что мне смотреть?

— На одной из стен склада красным написано имя. Видишь его? Прочти.

— Ладенмер, — скучающе произнес он. — И что с того?

— Ты никогда не слышал о Джеке Ладенмере?

Партлоу отвернулся от окна, прикрыв глаза, раздраженные ярким светом.

— В этом имени смысла не больше, чем в приступе чьего-нибудь кашля.

— Ха! — невесело хохотнула она. Она сидела и смотрела на него несколько секунд, прежде чем он почувствовал, как цепкие пальцы ее волевого контроля поползли у него под кожей, словно пытаясь прощупать его силу духа. Он подумал, что глаза цвета шампанского в буквальном смысле посылают сигналы прямо ему в мозг, пытаются сказать, насколько игра будет стоить свеч. Затем Джинджер поднялась со своего места, подошла к узкому шкафу, открыла его и взяла с верхней полки небольшой металлический ящик. После она снова села за стол, расположившись между их запотевшими стаканами холодного чая, открыла крышку ящика, и Партлоу увидел, что внутри содержится коллекция газетных вырезок.

— Джек Ладенмер, — стала рассказывать она, — основал свою судоходную компанию здесь, в Шривпорте, около пятнадцати лет назад. Он отлично справился, но его ограничивала река. Поэтому здесь он по-прежнему держит свои склады и несколько барж, но свое основное, идущее в гору дело он перевел в Новый Орлеан, — Джинджер выбрала одну из вырезок и показала ее Партлоу. Заголовок гласил: Ладенмеру Достается Завидный Контракт. — Он только что получил правительственный контракт на транспортировку строительных материалов вверх и вниз по Миссисипи для Гражданского Корпуса охраны окружающей среды. Это стоит больше миллиона долларов — по крайней мере, так говорят «Forbes» и «Fortune». А еще это мне подтвердил некий частный секретарь из компании «Рандольф» из Талсы, Оклахома. Знаешь ли, можно получить много интересной информации, если умеешь улыбаться нужным людям.

— Ох… — только и выдохнул он. — Этот твой прием я знаю. Ладно, допустим, этому Ладенмеру повезло. Отлично, но в чем смысл? Я все еще не понимаю.

Джинджер слабо улыбнулась ему, снова встряхнула кубики льда в стакане с выражением триумфа, вернула вырезку в коробку и отнесла ящик на место.

— Жену Ладенмера зовут Джейн, — объяснила Джинджер. — У них двое детей: малютка Джек восьми лет и очаровашка Нилла десяти лет. Как считаешь, может ли каждый ребенок стоить по сто тысяч, при условии, что их… позаимствуют на некоторое время?

Повисла тишина, нарушаемая лишь гулом вентилятора, пока Партлоу осознавал, что только что услышал.