Путь от кабинета директора до гриффиндорской башни занимает немало времени, если при этом приходится переходить с портрета на портрет и договариваться с обитателями других холстов о беспрепятственном проходе, поэтому первыми к новой двери в гриффиндорскую гостиную прибыли студенты Гриффиндора, возглавляемые Минервой МакГонагалл.

- Минерва! – произнесла никому из студентов незнакомая высокая и худая женщина в черном платье, украшенном белыми кружевами, которая сменила привычный портрет Полной Дамы. – Как же давно мы с тобой не виделись!

- Здравствуй, Вальбурга, - сухо ответила МакГонагалл, не любившая свою однокурсницу и прекрасно помнившая, что эта нелюбовь при жизни Вальбурги была более чем взаимной. – Фортуна Майор!

- Я сменила пароль, Минерва, - усмехнулась Вальбурга из рамы. – Ну же, подойди ко мне поближе, я шепну новый пароль тебе на ушко. Ближе, ближе, неужели ты боишься даже моего портрета?

МакГонагалл, суровая и прямая, подошла к портрету почти вплотную и даже слегка повернула голову, но наклонять ухо к портрету не стала.

- Иди в задницу, шалашовка! – заорала Вальбурга Минерве прямо в ухо и исчезла с портрета.

Несмотря на любовь гриффиндорцев к своему декану, этот немудрящий розыгрыш, к тому же исполненный столь строго одетой дамой в кружевах, вызвал немало смешков, которые сразу стихли, когда МакГонагалл повернулась к своим студентам.

- Клянусь, я узнаю, кто повесил здесь этот зловредный портрет! – тихо произнесла МакГонагалл в небывалом гневе и удалилась по коридору быстрыми шагами, приказав студентам оставаться на месте.

Коллективный разум гриффиндорцев, собравшихся в кружок перед портретом, еще не успел прийти к заключению, кем является волшебница на их новом портрете, когда портрет привлек их внимание сухим покашливанием.

- Ну что ж, - саркастически произнесла Вальбурга Блэк, вновь появившаяся на своем портрете, - грязнокровочки, изменнички крови и прочие ублюдочки. На чистых, получистых и нечистых рассчитайсь!

- Иди в задницу, шалашовка! – отозвался Фред Уизли, и Вальбурга на мгновение задохнулась от гнева.

- Мы думали, это новый пароль, - пояснил Джордж. – Обманывать нехорошо, тетя!

- Старая карга Мюриэль тебе тетя, конопатый нищеброд, - огрызнулась Вальбурга, которую трудно было надолго ошарашить. – И в свою башню вы больше не войдете!

С этими словами Вальбурга исчезла с портрета вновь, а студенты Гриффиндора стали держать полевой совет, потому что стоять под дверью весь день никому не хотелось.

- Давайте жить дружно, мадам, - наклонившись к раме, предложил Джордж, избранный парламентером за его языкатость. – Вы не ругаете нас, мы не ругаем вас.

- И какой тогда мой интерес? – спустя пару минут отозвалась Вальбурга, появляясь на холсте.

========== II ==========

Пиний Нигеллий, перебираясь с холста на холст, достиг гриффиндорской башни уже тогда, когда по Хогвартсу разнесся слух, что весь Гриффиндор стоит перед новой картиной на своей двери, а картина поливает их всех последними словами. Драко Малфой, конечно же, не мог пропустить такого зрелища и появился на месте событий, не совсем представляя себе, на что способны разъяренные гриффиндорцы и вотще рассчитывая на то, что кто-то из профессоров окажется рядом и в крайнем случае спасет его от расправы.

- Ха-ха, - потешался Малфой, остановившись на почтительном расстоянии и довольно тихо повторяя наиболее удачные оскорбления авторства Вальбурги, но все же постоянно оглядываясь на Крэбба и Гойла, - слащавая деревяшка! Эбонитовая палочка! Краснозадые павианы!

В этот момент от толпы гриффиндорцев отделилась взбешенная Анжелина Джонсон, которая, кроме эбонитовой палочки, уже услышала от Вальбурги, что она арапка и холопка. Анжелина была рада возможности сорвать на ком-нибудь зло, и мимо Малфоя пролетела пара довольно взрослых заклятий, а от попавшего в цель третьего заклятия у Малфоя выросло во лбу невесть что. Малфой пошатнулся, оступился, выпустил в сторону Анжелины несколько защитных заклинаний и бросился наутек, подгоняемый, к своему удивлению, бодрой и циничной руганью Вальбурги.

- … чтоб тебе хвосторога на голову насрала! – закончила через минуту обращенную к недостойным представителям своего факультета речь Вальбурга и ненадолго перевела дух.

- Мы за вами очень внимательно записываем, - сообщил Джордж, который уже давно отдавал должное красноречию Вальбурги. – Нам особенно понравились «хорек-альбинос» и «вагон драклов в сраку».

- Тьфу, - зло сплюнула Вальбурга. – Пропал, пропал Салазаров факультет! В мое время мы бы вас еще как погнали.

- Так уж и погнали бы, - громко усомнился Фред среди всеобщего гомона.

- А то нет, - с удовольствием подтвердила Вальбурга, - у нас один Риддл десятерых стоил.

- Вот теперь я знаю, как чистокровных среди вас отличать, - торжествующе заметила Вальбурга, насладившись гримасами ужаса на нескольких лицах. – Чистокровные-то помнят, как Риддла фамилия. Ладно, заходите уж, раз у вас даже арапчата в одиночку троих гоняют. Пароль на сегодня – Круциатус, в жизни еще пригодится.

Возмутительное и вопиющее поведение портрета Вальбурги стало предметом экстренного педсовета уже на следующей неделе, который начался с покаянной речи Дамблдора, валившего все на коварство Пиния Нигеллия.

- И все же нельзя не признать, что ее поведение совершенно недопустимо, - заметила МакГонагалл, чей гнев на Вальбургу несколько уменьшился от переданной Дамблдором трогательной речи Пиния Нигеллия, живописующей величие материнской любви.

- Тем не менее, именно ее поведение помогло вам добиться от ваших студентов того, к чему вы их тщетно призывали битые два месяца, - отозвался Снейп.

Студенты Гриффиндора действительно в последние дни начали организованно покидать свою гостиную одной большой группой и больше не появлялись в коридорах после отбоя, не рискуя испытывать терпение Вальбурги, которая осыпала проклятиями и довольно меткими оскорблениями любого, кто тревожил ее покой чаще, чем ей того хотелось бы, а пытавшихся посостязаться с ней в сквернословии стращала тем, что всю следующую неделю паролем будет «Слизерин чемпион», и весь Гриффиндор узнает, из-за кого это.

- Если вы имеете в виду грязную ругань, которую распространяет по школе член вашего факультета, то этого я от студентов никогда добиться не хотела, - ловко парировала МакГонагалл.

- Моего факультета? – изумился Снейп, который, действительно, собирался пожаловаться на то, что натренированные Вальбургой гриффиндорцы стали куда острее на язык, а неизбежные стычки с нею дополнительно их сплотили. За день до этого, когда Снейп заменял Люпина, ему хватило неосторожности назвать Гермиону невыносимой всезнайкой, за что его тут же назвали в спину сразу несколькими обидными прозвищами, самым цензурным из которых было «подвальная крыса», а ботинки заколдовали так, что они вместо скрипа стали производить неприличные звуки. Снейп снял с Гриффиндора сотню баллов, но, поскольку урок был сдвоенным, а нарушителям удалось остаться неизвестными, МакГонагалл подала на его решение апелляцию и легко ее выиграла.

- Но ведь Вальбурга Блэк действительно училась на Слизерине, - поддержал МакГонагалл Дамблдор. – Вам, как декану факультета, следовало бы призвать ее к порядку.

Пока Снейп на педсовете героически отбивался от попыток возложить на него обязанность урезонивать Вальбургу Блэк, Пиний Нигеллий Блэк совершал свой обычный вечерний моцион по портретам, направляясь в сторону гриффиндорской башни и своей любимой правнучки, а Вальбурга была занята традиционным пререканием с Невиллем, в очередной раз забывшим пароль.

- А голову ты не забыл? – саркастически спрашивала Вальбурга.

- Я в следующий раз запишу, - пообещал Невилль, смущенно уставившись в пол.

- Да ты сдурел, парень! – возмутилась Вальбурга. – Ты еще на лбу себе пароль запиши, чтобы его каждая собака знала. Черта ли я тогда здесь время свое трачу? Написать вон над дверью «Скажи друг и входи», и живите сами, как знаете!