Литмир - Электронная Библиотека

И плюс полтела нет – я не могу. Вот мне два ведра вот, дай бог, до того забора, и то – не донесу, просто не смогу физически. У меня вот это рука только, ключица и последнее ребро – вот оно, одно. А этого нет – яма [показывает дыру на левом боку, там, где были удалены рёбра]. Меня вот сюда ударят если – прямо в сердце попадут, просто кулак, вот – яма. У меня нет рёбер, всё отрезали. Куда я в таком виде, кто меня возьмёт, на какую работу? В компьютере я ноль. Ну не умею я, реально не умею, для меня это сложно. Ну куда? Сторожем никуда не берут, по справке в пищеблоках нельзя, в детских учреждениях нельзя, на ветру нельзя. А куда „льзя“-то, ну куда?

– А что вообще как правило люди говорят, когда они мимо проходят? Говорят какие-то негативные вещи или что-то хорошее, может быть, иногда говорят? Как в основном?

– Да нет, в основном хорошие люди идут и понимают. Единственное говорят: только не пей, покушай. Большинство добрых людей и самое интересное, что я удивлён, вот честно, потому что практика-то у меня очень большая. Я удивлён знаешь чем: вот подать идёт в основном от молодых людей, и именно не россиян, а чечены, узбеки, таджики – вот именно от них. Самое большое – именно от них, я тебе реально говорю, статистика: именно они, именно эти ребята. И плюс пожилого возраста женщины, ну и молодые, но женщины.

Я в Москве, последнее время в Москве. Я мечтаю об этой мечте, хочу уехать, забыться, в деревеньке где-нибудь заселиться – и всё. Козочку, курочку и домик – и больше ничего мне не надо. Всё остальное я сам сделаю, руки у меня не из жопы. Я сруб могу рубить, я по деревяшке могу, по штукатурке, по шпаклёвке, плитку – могу, в своё время научился.

– Ты мне скажи, что ты думаешь о власти о нашей теперешней?

– Для меня это сложный вопрос, правда, как бы тебе это помягче сказать, не нагрубить бы. Я могу сейчас такую вещь произнести, я не знаю, ошарашит она тебя или нет. Но можно, я так коротко и внятно: я им не верю никому. Ложь, ложь, ложь. Причём кругом, вся высота – одна ложь. Нет ничего, справедливости нету, я не знаю, может, я общаюсь с такими людьми, но я же вижу всё… Пускай Путин заедет в глубинку на своей „Кабрио“, ну пускай заедет, пускай посмотрит: люди бедствуют, нищета, разруха! В городах да, живут, я согласен, но пускай заедет куда-нибудь. Посмотри, чего творится-то, пускай просто посмотрит, ну хоть одним глазом своим. Тогда я ему поверю, если он приедет. Пока не верю, нету веры там. Ложь, ложь и ложь – для меня лгуны и ещё какие.

Я при коммунизме, когда на стройках строился после техникума, у меня была зарплата восемьдесят рублей, мне хватало на всё. Мне колбаса не нужна была, мне, правда, на всё хватало. И чего, далеко уехали, нормально уехали от царя к царю? Через мгновение – сто лет. Я посмотрю, как они дальше будут, я так посмотрю, дай бог только счастья мне увидеть, кого же он поставит приемником. Не удивлюсь, Шойгу если, я не удивлюсь. Или как у нас Васильева-то с Сердюковым-то награбили миллиарды – не села.[1] А знаешь, почему не села? А потому что сестрёнка жены Медведева родная. Ну как, кто же её посадит-то, ну кто? Пускай живут, только они не задумываются никогда знаешь о чём? Страдать-то будут ихние дети за грехи-то ихние.

Ты что думаешь, если много денег – ты счастливый? Поверь мне – нет, лучше их не видеть, и не надо они. У меня тоже были и машины, всё было, реально по тем временам я имел трёшку, потом я „Минск“ мотоцикл купил с нуля. У меня всё было, а сейчас ничего нет и не надо вообще. Я же говорю: маленький домик, пусках захлабученный будет, я его выровню. Сам лично и подрубки сделаю, и поддомкрачу, всё сделаю – было бы желание.

А я им не верю, мне они лично ничего хорошего не сделали – вообще. Для меня они, знаешь, я живу другой жизнью. Вот можешь себе представить: что они есть, что их нет, ну то есть по барабану. Выбирают их там, не выбирают – мне по барабану. Для меня это не существует, это ихняя отдельная жизнь, а у меня своя. И знаешь как, муравейник видел? Рыженькие отдельно живут, чёрненькие отдельно, помельче – отдельно. Вот видишь, хорошо, что с тобой посидел, пообщался, душу тебе излил. А то ведь не с кем. Нет, был как-то один, но он погиб. А с тобой приятно даже пообщаться, приятно.

– А друзей нет у тебя на улице?

– Нет, у меня вот Павел. Да и то, как тебе объяснить, есть, конечно, Павел, я его считаю другом, а так вообще здесь только хорошие знакомые – и всё. То есть я к себе в душу не подпускаю никого. Я в своё время огорчился очень сильно, и я в свою душу никого не подпускаю. Живу своей жизнью, кто-то понимает меня, кто-то – нет. Я никому не мешаю, но и не позволяю в моё лезть. Какой-то человек агрессивный или лес имел, мне по барабану – не подпускаю, мне это неинтересно и не нужно. Мой интерес – природа, я действительно свою мечту осуществлю, у меня задумки есть, хорошие задумки. Я уеду, я сам себя могу обеспечить, честно если. Я даже как-то вот хотел письмо написать, чтобы отказаться от пенсии.

Потому что ту пенсию, которую мне дают – это смех и грех. Ну как, вот смотри: пять сто я отдаю за комнату в общежиии, пять сто. Семь двести мне выплачивают, сколько мне остаётся? [На две сто] проживёшь? Ну, живу… А вот сейчас этот месяц у меня семь двести, а в следующем месяце будет восемь, у меня там двадцать процентов за квартплату задолженность дома, а они – суд присудил и у меня с пенсии двадцать процентов ещё [вычитают]. Вот с июля у меня будет уже полная пенсия, там где-то тысяч под девять.

Ну ты на четыре тыщи проживёшь? Вот даже будет девять, а я живу… Почему я на паперти-то? Так ведь половина полиции-то понимает, они реально понимают. Конечно, а как же? Я сколько раз говорил: ребята, мне жить не на что, ну реально, мне не на что жить! Я говорю: если у меня нормально, я чего, буду сидеть на подати? Другие воруют вон ходят телефоны, хироны, а я не делаю этого, я на паперти сижу. Я не делаю лишних движений, они мне не нужны.

Конечно, не только с провинции [бездомные едут]. Основное – это приезжие все, то есть нету коренных москвичей, нет. У любого спроси: нету их. Москва – это государство в государстве, здесь даже думают по-другому и живут по-другому. А в провинцию уедь, за сто километров от Москвы отъедь: там люди совсем по-другому живут, другой жизнью. Там, в провинции, они действительно родину любят. Чего же коттеджи строить едут к нам в глубинку: дома где – у нас в деревнях, озёрчики подавай – у нас. Вот она любовь-тов чём, фикус-пикус. Потому что все туда хотят, подожди, ещё время не пришло. Я уверен, как только какой-нибудь геморрой начнётся здесь, все улетят в провинцию, все. Как только сыр-бор начнётся – влёгкую, все улетят.

– Мне кажется, те, у кого настоящие деньги, огромные деньги в правительстве – они на Запад все уедут, даже не к нам, в провинцию.

– Тем, у кого огромные деньги, я не завидую: дураки – ничего нет. Представляешь, вот чемодан денег у тебя стоит евро, а душа пустая, выпить даже не с кем. А когда вот с душой, как у нас бывает: в деревне мы в баньке посидим, пивка с самогоночкой сжахаем, на рыбалочку сходим, всё хорошо, всё вообще благодать! А лучок-то когда с грядки раз – в рукомойничке-то помыл, вот оно твоё, а не это – магазинное, жевать там нечего. Это твоё, родное, а яички-то наши, курочки сами дают, а не то, что их там шпигуют, как плодоножки хуячат.

Мне ближе, наверное, те времена, потому что, может, оттого, что из-за того, что я просто рос в те времена. Те времена – они отличаются от этих. Говорить о воспитании, я же сейчас бомжую – это лишнее. Я не знаю, в те времена мне жилось тогда легко, мне легче, честно было. Эти времена брать – ну да, конечно, сейчас свободу слова, пожалуйста, выбирай любую профессию, работай…

Нет – это всё занавес этой жизни. Я в эту жизнь не верю, вот в ту я верю: у меня был стимул, был смысл. А в этой жизни нету: и стимула нету, и смысла нету. Конечно, сейчас есть вот возможность, я, допустим, могу какой-то домик [купить], но в те-то времена я мог спокойно заработать на предприятии квартиру, которую мне выделили бы. Или, допустим, если бы я поехал в какой-то колхоз устроился. Мне неужто избушку бы не выделили? Выделили бы, конечно…

вернуться

1

Имеется в виду коррупционная схема 2012 года в ОАО „Оборонсервис“ Минобороны с хищением более 3 миллиардов рублей. В мошенничестве была замешана начальница департамента имущественных отношений Минобороны России Е. Н. Васильева, ряд высших чиновников Минобороны и министр обороны А. Э. Сердюков. Несмотря на огромный размер хищения Васильева отбыла в тюрьме минимальный срок, жила под домашним арестом и вскоре была досрочно освобождена. Сердюков был снят с должности. Но несмотря на злоупотребление должностными полномочиями, уголовное дело против него было прекращено ГВСУ и прокуратурой, и он смог благополучно продолжить свою карьеру.

14
{"b":"622038","o":1}