После всплытия, что уже само по себе было чудом, пожар продолжал бушевать в кормовых отсеках, пожирая тела людей, сталь переборок, трубопроводы, приборы, цветные жгуты проводов. термометры поднесенные к переборкам зашкаливало, краска шла пузырями.

- Четвертый! Горит пусковая станция насоса!, - Насос стал.

- Центральный! Очаг возгорания на пульте управления движением!

Пожар на пульте потушили, но от едкого дыма тлеющей проводки стало невозможно дышать, от цветного дыма резало глотку, выедало глаза. Люди задыхались.

- Лишних, не занятых тушением на мостик! Остальным включится в ШДА. - Приказал командир.

По шлангам с загубниками в легкие людей пошел из системы воздух. Выполнили команду. Но вскоре Лешке и его людям передали приказ немедленно отключится от шлангов, надеть изолирующие противогазы и выйти на мостик. В шланги попадал вместе с воздухом угарный газ и концентрация его оказалась недопустимо высокой.

Приборы перед Лешкой или плясали в предсмертной агонии, либо безвольно склонили стрелки перед неизбежным. Возгораний в их заведовании к счастью не наблюдалось. Приказ есть приказ. Собрали секретную документацию в прорезиненный мешок, завязали крепко и полезли через всплывающую камеру на мостик, где в ограждении ходовой рубки уже сидели акустики, вычислители, штурмана, где лежали обожженые и отравленные газом товарищи, где врач с представителем политотдела пытались привести наиболее пострадавших в чувства, делали искусственное дыхание, массировали сердца. Двоих спасти не удалось, их положили подальше от живых, в ограждение выдвижных устройств.

Лешка оглядел лодку. Носовые рули глубины безвольно болтались, обмываемые волнами, откинутые по бортам, лишенные жизни. Перо кормового руля заклинило в положении право на борт. Но самое страшное заключалось в том, что вся кормовая часть парила, дымилась от продолжающегося внизу пожара. Толстенный слой резинового покрытия, гасившего волны гидролокаторов противника, вспучился и слазил, оголяя титановый корпус лодки. Ледяная океанская вода, соприкасаясь с раскаленной палубой, парила, закипала.

На палубу выгородки выносили, поднимали на лямках новые жертвы пожара. Спасательной партии удалось проникнуть в четвертый, а затем в пятый отсеки, вытащить обоженных, отравленных людей.

Наконец приспособились подать ЛОХ в шестой, где не оставалось живых, где бушевало пламя. Четвертый и пятый даже удалось провентилировать. Казалось положение стабилизируется. Связь с базой наладили. Помощь вызвали. Словно чудные птицы, вестники скорого спасения, над головами подводников пронеслись самолеты. Вначале подумали, что НАТОвские Орионы, но заметили на крыльях звезды. Значит свои, родные, флотские ИЛы. Из центрального поста наверх передали, что к ним спешат полным ходом рыбаки, другие лодки, вышли из базы спасатели. Оставалось только ждать. ... Бороться с огнем и надеяться.

Лодка стояла на ровном киле, значит поступления воды или не имелось вовсе, или шло совсем небольшое. Значит прийдут спасатели, заведут буксиры и приволокут тушу лодки к родному пирсу. Пусть обожженную, бессильную, но живую. Ведь горели лодки, но по несколько суток держались, не тонули, а тут часы всего прошли.

Неожиданно корпус лодки содрогнулся от серии мощных внутренних толчков. Словно злобный гигант безжалостно впечатал смертельно раненное тело под дых, подлым, неожиданным ударом. В рубке, на мостике стало тихо.

- Не иначе регенерация рванула. - Наконец не выдержал, предположил кто-то.

- Паршивое дело. Ее не погасить, в воде горит.

- А может в цистернах экстренного всплытия? Пороховые вышибные заряды взорвались от жара?

Никто не ответил. Лодка дала дифферент на корму, там сильнее зашипело, запарило и палуба стала быстро покрываться водой. Корабль оседал, нос начал задираться вверх.

- Плоты за борт! Отдать крепление спасательных плотов!

Но быстро спустить плоты не удалось. Может сказалось отсутствие тренировки в этом, не очень любимом подводниками деле, может прикипели окислами за поход механизмы отдачи плотиков. Но дело шло медленно. Неожиданно налетел шквал и один, практически уже раскрывшийся плот вырвало из рук моряков и, перевернув, швырнуло в океан.

Лодка все быстрее и быстрее становилась на корму.

Командир кинулся выводить оставшихся в прочном корпусе людей, остальные посыпались в воду. Кто-то из последних задержавшихся на мостике, успел захлопнуть крышку входного люка. Вовремя. Став почти вертикально корабль навеки погружался в бездну. Счастье еще, что никого не утащил за собой из тех, что оказались в воде. Большинство выскочило на верх в легких костюмах, некоторые правда успели надеть шинели или канадки. Малая часть со спасжилетами. Большинство без теплой одежды и спасательных средств. Покидать лодку не собирались. Никто не захватил с собой ИДУ, гидроизолирующие костюмы, не пододел теплое белье. В печальный исход никто не верил. Лодка, способная погружаться на километровую глубину, считалась непотопляемой.

Команда надеть спасательные средства оказалась подана слишком поздно. Возвратиться за ними в лодку люди не смогли, просто не успели.

Очутившись в ледяной арктической воде Лешка вспомнил, что человек в подобной ситуации долго не выдержит. Ну полчаса, сорок минут, час от силы. Такое уже случалось во время войны. Тут же успокоил себя, приказал не паниковать, то было давно, теперь иные времена, другая техника. Спасатели подоспеют, выручат.

Рядом показался плот со взбирающимися на него людьми. Лешка поплыл к нему, размеренно работая руками, сохраняя силы. Протянул руку, схватился за леер. Затем подтянулся и ухватился второй.

Из глубины воды, поглотившей лодку, от уходящего вниз еще недавно гордого и непобедимого корабля, наверх, к людям и небу, вместе с пузырями воздуха, клочьями сажи и масел, выкинутыми из ран разодранного корпуса, донесся грохот ломающихся перегородок, треск, словно прощальный стон умирающего титана.

Холодная вода быстро проникла через тонкую ткань костюма, полоснула холодом по телу, заполнила ботинки, пудовыми гирями потащила ноги вниз, в глубину вслед за лодкой. Лешка подтянул ноги к груди, отпустил одну руку и с усилием стащил башмаки. Не развязывая, благо шнуровал неплотно. К счастью носки остались на месте. Вновь ухватил леер.

Плот начал кренится и кто-то из командного состава приказал находящимся в воде, распределиться равномерно по сторонам плотика. Силы еще оставались и люди смогли выполнить команду. Плот выровнялся.

Под водой раздался шум, утробный тяжелый, словно агонизирующий, последний выдох и через несколько секунд на поверхность выскочила, вырвавшись из глубины, всплывающая спасательная камера. Выкинула из своего чрева два распростертых тела с оранжевыми дыхательными мешками ИДУшек. Продержалась несколько секунд на плаву, зияя вырванной крышкой верхнего люка, и навеки ушла обратно вниз в клекоте потоков врывающейся в стальное яйцо воды.

Над местом трагедии носились словно обезумевшие чайки самолеты, пускали ракеты, сбрасывали оранжевые контейнеры спасательных плотов. Но те шлепались на воду вдали от моряков и не раскрываясь покачивались на волнах, дразня людей заключенным внутри живительным содержимым, сухой палаткой, пищей, водой, а главное химическими грелками.

Плоты не могли, не умели раскрываться сами. Их нужно было сначала поймать и раскрыть вручную, дернув за специальный линь. Но кто мог отважиться оторваться от плота и бросится в ледяные волны? У кого хватило бы сил одолеть хоть половину растояния, а затем с усилием в шестнадцать килограм рвануть линь?

Летчиков можно понять. Они не могли сбрасывать свой груз ближе, боялись убить спасаемых, опрокинуть плот, захлестнуть его поднятой при падении контейнера волной.

Внизу в последний раз рвануло и люди, прощаясь к кораблем, с погибшими братьями, запели "Варяга".

Лешке показалось, что все самое страшное уже позади, стоит совсем немного, еще малую чуточку, потерпеть, ведь командование помнит о них. Помощь идет.