– Ты удивительная, – шепчет он, придвигаясь все ближе.

Его огромное пузо царапает пуговицей рубашки край стола.

– Спасибо, – задерживаю на нем взгляд все дольше, улыбаюсь все шире, прикосновений не сторонюсь.

Мы знаем, что завтра разъедемся в разные города, и нам вряд ли есть, что терять. Отчаянно посылаю ему свои сексуальные флюиды.

– Я на секундочку, – говорю, потерев плечом о его грудь. – В уборную.

Ловким движением возвращаю портмоне в карман его пиджака.

– Жду, – восклицает он, словно верный, но пьяный рыцарь.

Оставляю на столе свой клатч – знак высшего доверия. Возле туалета незаметно, прямо на ходу передаю банковскую карту брату. Пусть снимет с нее все, что имеется, оставив этому придурку только на чай и на аспирин, чтобы было, чем подлечиться с похмелья.

Когда возвращаюсь, вижу, насколько уже затуманен взгляд моего спутника. «Ах, ты, мой престарелый Дон-Жуан, так быстро дошел до кондиции»

– Слушай, я тут подумала… – Задыхаясь, шепчу ему на ухо.

– Я только за. – Его глаза загораются, он хватает со стола бутылку.

Мы покидаем бар, хихикая, словно школьники. Покачиваясь, добираемся до лифта. «Ну, что, в бой, Светочка? Сейчас тебе придется нырнуть прямо в чан с маргарином»

Как только дверь закрывается, он набрасывается, тараня липким, холодным языком мой рот и стискивая своими толстыми клешнями бедра. Страстно отвечаю ему «взаимностью». На вкус этот мешок с дерьмом, как вчерашний холодец – чесночный и тошнотворно кислый, прямо до рыготины.

Он вжимает меня в стену, продолжая с завидным упорством исследовать языком мои десны и зубы. С радостью и облегчением отпрыгиваю от него, едва только лифт замирает на втором этаже.

Когда створки разъезжаются, хватаю мужчину за галстук:

– Давай ко мне. – Выдыхаю и качаю головой. – Нет. Лучше к тебе. Веди!

Тяжело дышащий толстяк походит сейчас на осла, которого ведут на рынок. Послушно спешит по коридору, не забывая меня лапать. Судорожно открывает мне дверь в номер и вталкивает внутрь.

– Подожди, налей вина. – Шепчу, когда Аркаша начинает чуть не с мясом выдирать пуговицы на своем пиджаке. – Пить хочу.

– Хорошо. – Ему трудно прийти в себя, но он делает усилие.

Проходим в середину комнаты. Его руки заметно трясутся от вожделения.

– Позволь мне, – предлагаю.

Забираю бутылку, ставлю на столик бокалы. Полагаю, что он будет только рад передышке – ему ведь еще нужно сожрать волшебную синюю таблеточку. Старички-разбойнички всегда так делают: поняв, что у них выгорит и уже совсем скоро, торопятся незаметно принять допинг для своего молоточка, который без посторонней помощи уже совсем не стучит.

Воспользовавшись моментом, бросаю в один из бокалов порошок, который достаю из лифчика. Завтра этот придурок будет меня благодарить, что это всего лишь снотворное, а не пурген – было бы невесело уснуть и обосраться одновременно, да еще и с капитальным стояком.

Беру бокалы, оборачиваюсь и вижу, что этот урод уже в длинном белом халате.

– О… – играя бровями, улыбаюсь, – какой ты… сексуальный в этой штуке. – Протягиваю бокал.

– Да-а-а… – Раскрасневшийся, потный, Аркаша ревет, как медведь.

Берет вино и опустошает весь бокал залпом. «Умница». Отставляет на столик, надвигается на меня.

– Ты сводишь меня с ума… – Шепчу, отходя назад.

– Иди сюда, – бормочет он и… распахивает халат.

Останавливаюсь. С неудовольствием замечаю, что то ли боец мне попался крепкий, то ли таблеточка уже начинает действовать, но старый, сморщенный, синеватый молоточек неумолимо оживает. Продолжаю изображать ответное желание, кусаю губы.

Решительно бросаюсь вперед и толкаю его на кровать. Толстяк падает, его халат распахивается сильнее, но выхваченный одним моим ловким движением пояс уже у меня в руках.

– Сыграем по моим правилам, – произношу загадочно.

Запрыгиваю сверху и быстро привязываю его руку к поручню кровати.

– Такие тебе игры нравятся да, Светочка? – Спрашивает он, шамкая губами. – Давай, разбуди моего зверя! Потрогай его!

И я замечаю, что Аркашка уже слегка дизориентирован.

Хватаю галстук, висящий на спинке стула, и прихватываю им вторую руку. Жирдяй довольно улыбается: его агрегат заработал на полную мощность, встал по стойке смирно и просится в дело всеми своими двенадцатью сантиметрами.

– Нравится? – Интересуюсь, сидя на нем так, чтобы он мог чувствовать своим прибором жар между моих разведенных ног. Легонько покачиваюсь из стороны в сторону, все еще позволяя поверить, что между нами что-то может и произойти.

Хозяин улыбается, кивая. Его член довольно подрагивает.

– Твоей жене тоже понравится. – Произношу с улыбкой.

Его полузакрытые веки колышутся. Кажется, что-то идет не по плану, но он еще не понимает, что именно. Мне нравится именно этот момент: выражение лица у него, как у наивного младенца, который не понимает, почему отобрали сиську.

– Ч…что? – Аркаша не перестает улыбаться.

Но даже его сморщенные яйца умнее – они уже испуганно поджались.

– Вот что. – Достаю телефон, встаю и делаю сразу несколько снимков. – Скажи «сыр», придурок. А если станешь меня искать, эти карточки разойдутся по всему интернету.

Вялые попытки выпутаться из веревок перемежаются с попытками тупо открыть глаза.

– Баю-бай, Аркадий. – Улыбаюсь я, наслаждаясь картиной.

Гора жира спит, член бодрствует.

Убираю телефон. Быстро прохожусь по тем местам, где могла оставить отпечатки и протираю поверхности платком. Достаю тонкие перчатки, надеваю, аккуратно вынимаю чемодан, проверяю его содержимое. Наличка, часы, прочая ценная мелочь – все складываю в свой пузатенький клатч. Подхожу к двери, поднимаю банковскую карту – брат уже просунул ее под дверь. Возвращаю на место в бумажник этого хмыря.

Можно было бы еще снять трусики и подложить в чемодан, скажем… в его свитер в качестве подарка для женушки, но на мне сегодня мои любимые – красные с кружевом, и уж очень не хочется их лишаться.

Еще раз оглядываю номер, затем тело спящего мужчины. Ослабляю веревки, чтобы он легко мог распутаться утром, и выхожу в коридор. Иду, стараясь не попадаться в поле зрения камер. Этот тип вряд ли заявит на меня, но осторожной нужно быть всегда. Спускаюсь по лестнице, поправляя волосы. На душе так спокойно, такое умиротворение, даже сердце не колотится бешено. Просто штиль. Ка-а-а-айф…

Покидаю отель, выхожу на набережную, снимаю туфли и некоторое время иду босиком, любуясь волнующимся морем, чьи волны поблескивают в свете луны, как мятая фольга. Только через пару километров, поднимаюсь к дороге и ловлю такси, которое высаживает меня в соседнем с домом квартале. По дороге до съемной квартиры изредка оглядываюсь, хотя и так знаю, что никого нет. Сработано было чисто.

Дома неспешно снимаю парик, затем платье, макияж. И уныние возвращается ко мне вместе с тем образом, которые смотрит на меня теперь из зеркала. И снова передо мной одинокая девчонка, брошенная, раздавленная, растоптанная. Пытающаяся мстить, а на деле просто посыпающая солью свои же собственные раны.

Выхожу на балкон, сажусь на пол, подтягиваю колени к груди и закуриваю. Всхлипываю, выдыхая терпкий дым.

Мечтаю, что когда-нибудь эта боль меня покинет. Что когда-нибудь я перестану звать Его ночами. В груди перестанет болеть от мыслей, которые упрямо стучатся в голову. Когда-нибудь он меня отпустит. И я его отпущу.

Поднимаю с пола кожаный кошелек.

Вспоминаю того парня с пристани. Крепкий такой, лицо кирпичом, будто весь мир ненавидит. «Злой блондинчик» – называю его про себя. Уж он-то явно не такой мерзкий на вкус, как этот толстяк. У него красивые, правильной формы, по-женски пухлые губы. Целоваться с таким, должно быть, сплошное удовольствие…

И чем он меня так зацепил?

Не знаю. Открываю его бумажник и снова проверяю все отделения. Ни фото, ни карточек, ни скидочных карт. Ничего. Человек без истории, человек без лица – вот он кто.