Скорее всего, на серебряных крышках уйгурскими знаками написаны имена покойников или же заклинания — мантры.

Если бы взломать ледяную стену и вынуть гробы… Но о подобном святотатстве Бадрах не помышлял, не смел помышлять, если бы даже за тело каждого хана ему заплатили несколько миллионов долларов.

Зачем? Весь пол ледяного грота был завален сокровищами, испускающими даже при слабом свете фонаря нестерпимое сияние: золотые статуи будд, просто слитки золота, ларцы с бриллиантами. Алмазы, изумруды, рубины разной величины. Женские украшения, бирюза, янтарь, серебряное дерево, упирающееся в потолок грота, мешочки с жемчугом, золотые троны, серебряные пайдзы с уйгурскими письменами — всего не перечислить. И тут же были свалены древнеперсидские, китайские рукописи и книги; редчайшие тангутские книги — бабочки — целая библиотека; санскритские рукописи на пальмовых листьях; древнеегипетские папирусы; письмена на пергаменте — все, что было привезено из разграбленной Европы, Азии, Индии, Африки. Книги, рукописи, свитки — они были навалены грудами, курганами. Книгами оказались забиты, как он знал, пещеры на всех этажах, к этим книгохранилищам вели специальные штольни. Некоторые пещеры оказались завалены серебряной и золотой конской сбруей, военными доспехами. В одной находилась посуда: греческие амфоры, китайские вазы из тончайшего фарфора, узорчатые штофы и… черепа, оправленные в серебро.

В других пещерах помещались красочные буддийские полотна, златотканая парча и европейские иконы с тяжелыми золотыми окладами, статуи богов и статуи-портреты и просто портреты, по всей видимости, полководцев и ханов, их жен и сыновей.

В некоторых гротах стояли огромные бронзовые статуи, и внутрь каждой из них были вложены санскритские рукописи на пальмовых листьях, священные предметы культа, ларцы с драгоценностями, золотые тибетские книги, груды красного коралла, жемчуг. Бадраха особенно интересовали эти статуи, так как они, несомненно, принадлежали в свое время тибетцам или последователям тибетского буддизма, которые всегда вкладывают внутрь статуй наиболее ценные предметы культа. Эти статуи как бы говорят нам: «Ищи драгоценность в цветке лотоса, на котором я восседаю!»

Были тут и плиты с высеченными золотом наставлениями кагана своим сыновьям:

Тут был целый подземный город со многими этажами, с галереями, штольнями, переходами — и всюду комнаты, набитые ценностями. Бадрах в прошлый раз не успел обследовать, наверное, и сотой, а то и тысячной доли того, что тут скрывалось.

И все это принадлежало ему одному! Можно было бы навсегда затвориться здесь, обследовать этаж за этажом, удовлетворяя ненасытную любознательность ученого.

Но Бадрах слишком любил кровь и плоть жизни, ее удовольствия. Пусть сокровища навсегда останутся скрытыми от людских глаз!

Он взял ларец с бриллиантами, пересыпал их в кожаный мешочек, поднял золотую статуэтку будды Амитабы, сунул ее в карман, прихватил изящную, написанную золотом сутру о продлении жизни — «Цедо». Еще раз поклонился серебряным гробам и, боясь оглянуться, вышел из ледяного грота.

Когда он вынырнул на вольный воздух, солнце садилось за хребет Нэмэгэту. Концы запальных шнуров Бадрах вывел на поверхность и поджег их. Глухо прозвучали взрывы… Вход в подземный город сокровищ и в ледяную пещеру, где нашли упокоение великие ханы, оказался завален навсегда.

Без аппетита пожевав сушеного мяса и запив его водой, Бадрах вывел верблюдов из урочища Хара-Чулун.

Продвигаясь на юго-восток, на второй день Бадрах пришел к тому месту, где находился подземный храм с гигантской статуей Тары. Ему так и не удалось в свое время установить, кому в древности принадлежал храм — монголам или тангутам; он склонялся к тому, что здесь обосновались некогда беглые тангуты, они и соорудили тайный храм Тары. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

Укрыв верблюдов в скалах и припрятав мешочек с бриллиантами среди камней, он проник в пещеру.

Бадрах тащил чемодан со взрывчаткой. У статуи богини Тары остановился, на его губах появилась недобрая улыбка: «Вы не получите ничего, ничего, даже этой малости…»

Нужно взорвать алтарь с вечным огнем!.. Чтобы хлынул газ, заполнил грот… Пусть тогда попробуют войти сюда.

Бадрах принялся за дело. Неторопливо, с наслаждением набивал взрывчаткой алтарь. Он не знал, что в это время Тимяков, Лубсан и Пушкарев в сопровождении Тумурбатора, понукая лошадей, едут по Котловине пещер.

— Надо сегодня же наведаться в храм вечного огня, — сказал Тимяков. — Пещеры-кельи обследуем потом. Меня очень интересует, что спрятано в каменном пьедестале статуи Тары. Может быть, там и сокрыта тангутская библиотека?

— Да хоть сейчас! — с готовностью откликнулся Пушкарев. — Едем, зачем откладывать? Мне не терпится убедиться, что вечный огонь горит.

И они рысью помчались по узкому каньону, ведущему в пустыню.

— Сегодня же заберем все книги, — говорил Тимяков. — Ну вот мы и у цели… Тангутская библиотека…

Они слезли с лошадей, дружно отодвинули камень, прикрывающий вход в пещеру, — и за ним не увидели никакого отверстия!.. Входа не было! Камень с письменами попросту был привален к склону горы.

— Да где же вход?! — закричал Пушкарев, совершенно сбитый с толку. — Где? Или я сплю? Все время какая-то чертовщина…

— Здесь вход. — Тимяков ткнул пальцем в свежее обнажение. — Только он завален.

— Завален? Кем?

Ученый развел руками.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Во всяком случае, не думаю, чтобы этим занимались наши друзья.

Но Пушкарев не сдавался:

— Так его можно откопать!

— Можно. Только осторожно. Еще не известно, какие сюрпризы приготовлены нам внутри храма… Ладно, здесь делать нечего. Назначим специальное расследование, пригласим специалистов. Надо спасти хотя бы то, что сохранилось в пещерах…

И они, растерянные, сбитые с толку, повернули коней.

Бадрах пробирался в Нинся скрытыми сухими руслами, шел ночью. Спешить было некуда. Куда спешить? Он один на всем белом свете со своей тайной, со своими бриллиантами и золотым Буддой…

Он шел на юго-восток, к горам Ноян-Богдо, где можно будет у колодца Дзагиин-усу пополнить запас воды. Только бы не начался песчаный ураган!.. А зной не страшен.

…У колодца очутился, когда пустыня изнывала от дневной жары. И здесь Бадрах увидел то, что переполнило его сердце острой жалостью: труп отца.

Рана на голове, запекшаяся кровь… Кто убил его? Бадрах уселся на песок и зарыдал: он все же любил этого жестокого, сильного человека. Зачем его убили? Он стар и глуп…

Воды в колодце не было. Ветер еще не успел замести следы на песке — следы двух верблюдов. Убийца отца торопится на юг. Но от Бадраха он не уйдет… Не уйдет, кто бы он ни был…

Он пустил верблюдов рысью. Гнался за убийцей две ночи и два дня. На третий день утром увидел силуэты двух верблюдов. Они стояли, словно бы поджидая его. Бадрах приготовил пистолет. Но когда подъехал ближе, пыл его пропал: на песке корчился в судорогах японец Накамура. Он, по-видимому, сошел с ума от жажды. Рядом валялся маузер.

Бадрах все понял. Так вот кто пристрелил его отца! Ему захотелось разрядить пистолет в голову японца, но то было первое движение. Зачем?

Накамура пришел в себя, вскинул мутные глаза на сидящего в седле Бадраха, заскулил дребезжащим, охрипшим голосом, сделал попытку протянуть к нему безвольные обожженные руки:

— Добрый человек, я умираю от жажды. Дай глоток воды… Возьми все… Я сделаю тебя монгольским ханом…