Момент стремительного и волнующего падения, а затем удар об землю и небывалая агония. Вот к чему приведет связь с ней.

Проведя рукой по лицу, Генри уставился на будильник, стоящий на тумбочке. Что, прошло только пять минут? Дерьмо. Если ему не удастся успокоить свои мысли, он, вряд ли, уснет сегодня ночью.

Его член все еще оставался твердым, каменным изваянием выпирая из-под чертовой простыни.

— Пошел к черту, — прорычал Генри, — ты не можешь обладать ею.

Боже, сколько раз он хотел, чтобы все было иначе? Молодой воин не сомневался, что будь он чистокровным вампиром, ее брат принял бы его с распростертыми объятиями. Но сейчас Генри считался одним из опаснейших вирусов. Конечно, она была взрослой женщиной, способной самостоятельно принимать решения. Она могла выбрать его, не обращая внимания на запрет брата.

— Да, правильно. Вот только он был ее единственной семьей.

Она не собиралась идти против брата в ближайшее время или вообще когда-либо. Так из-за чего он едва дышал? Боже. Гребанный выбор. Генри так сильно хотел ее, что практически мог ощутить свое желание на вкус. Он хотел просыпаться рядом с ней каждый гребанный день.

Хотел дать ей свою вену и получить взамен ее. Хотел, чтобы внутри нее рос его ребенок.

Злобно зарычав, воин ударил кулаком по кровати. Винтовые пружины застонали в знак протеста.

Медленно, гнев оставил его. Вместо него Генри наполнило оцепенение. Это было наиболее близкое чувство к спокойствию, какое он мог себе позволить. Закрыв глаза, воин перенесся в другое время и другое место.

Место, где он был чистокровным вампиром, как и она. Где, ее брат одобрял их союз, а она смотрела на него таким пронизывающим, сексуальным взглядом. Она полностью была его. И он, наконец-то, мог попробовать на вкус ее темно-золотистую кожу, наконец, мог увидеть форму ее груди и соски.

Ему хотелось впиться зубами во все ее соблазнительные изгибы. Она тесно прижмется к нему грудью. Интересно, какая она? Большая и округлая, или маленькая и упругая? А ее соски такие же темные, как и ее губы? Великолепный, словно поцелованный солнцем, цвет, напоминающий ему пирамиды и древние времена.

Черт, он был словно плаксивая киска. И мазохистом, раз даже посмел задуматься обо всех этих вещах.

В конце концов, мысли Генри замедлились, а тело расслабилось. Его глаза закрылись, и сон настиг молодого воина.

* * *

Какое-то движение заставило Генри открыть глаза в темной комнате. Его зрение быстро адаптировалось к окружающей его тьме. Он чертыхнулся, когда обнаружил источник шума, разбудивший его. Нану, прекрасная и нерешительная, сидела на другой стороне кровати.

— Что ты здесь делаешь? — Его первой реакцией было желание узнать, вдруг случилось что-то плохое. — Ты больна?

Но как только она повернулась и в темноте посмотрела на него своим яркими и ясными глазами, Генри понял, что Нану не больна, а у него большие проблемы.

— Нет, со мной все в порядке. Я пришла поговорить.

Ага, точно. Генри проверил время, было три часа ночи.

— В три утра? Это не могло подождать? Я совсем недавно заснул, — сказал воин, потирая лицо рукой. Генри сел в кровати, обдумывая как ему лучше всего свалить от нее, особенно учитывая, что он был обнажен под простынями.

— Нет, прости, но это не может ждать.

Вздохнув, он сказал:

— Тогда говори, что хотела и уходи.

Девушка сделала глубокий вздох, а затем она подалась к нему на кровати.

— Я так сильно хочу тебя, Генри. Сегодня я даже не смогла заснуть. Я просто лежала в постели, думая о тебе, желая услышать стук в дверь и найти за ней тебя. Ты представляешь, каково это? — спросила она, в ее голосе слышалась жажда.

Генри мог бы рассмеяться на это.

— Да, я хорошо знаю, о чем ты, Нану. Я переживаю это каждую гребанную ночь.

— Тогда почему ты не позволяешь нам быть вместе? — расстроено спросила она, почти переходя на крик.

— Ты знаешь почему. Знаешь, чего я хочу. Я хочу тебя. Своей парой. Всецело. Абсолютно.

Нану ахнула, ее глаза стали огромными.

— А также ты знаешь, что твой брат никогда не пойдет на это. Черт, даже сам этот факт не беспокоит меня настолько сильно, как то, что ты даже не будешь пытаться биться за меня, Нану. Но у меня достаточно самоуважения, чтобы желать всего этого. Желать женщину, которая будет любить меня в ответ, которая будет нуждаться во мне настолько же сильно, насколько я нуждаюсь в ней.

Генри не выдержал и, сбросив простыни, обнаженным последовал к комоду, чтобы надеть шорты. Он услышал, как скрипнула кровать, когда девушка встала.

— Это несправедливо! Я никогда не замечала, чтобы ты боролся за меня с моим братом. Стоит ему оказаться рядом, как ты каждый раз выходишь из комнаты.

Генри дернулся, словно от удара. Его мозг попытался быстро опровергнуть обвинение, но воин не смог. Нану была права. Он обернулся.

— Ладно. Я бы сражался за тебя, но ради чего? Трахнуть тебя и остановиться на этом? Я так не смогу. Я хочу тебя, всю тебя, каждую ночь в моей постели, просыпающуюся рядом со мной, спящую рядом со мной. Я хочу разделить с тобой свою вену и взять твою. Я хочу пару, Нану. Я хочу тебя.

Нану тяжело дышала, обхватив руками горло.

— Ты… ты действительно имеешь это в виду?

Генри отрывисто кивнул. Он не мог смотреть на нее. Ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Воин ожидал, что она что-то скажет, что-то предпримет, и это ожидание было для него худшей пыткой.

— Я… я хочу того же.

Генри посмотрел на девушку.

— Не лги мне. Не играй в эти игры, Нану. Если ты говоришь нечто подобное, тебе лучше быть уверенной в этом на тысячу гребанных процентов или ты можешь идти своей дорогой.

Она дрожала, как чертов осенний листок, стоя около его кровати, одетая в какой-то халат.

Нану покачала головой, затем кивнула.

— Я именно это имею в виду, Генри. Я так долго хотела тебя. Я хотела всего этого.

Его сердце стремительно застучало, но разум заставил Генри задать последний вопрос перед прыжком в пропасть.

— Так ли это? Почему же ты не спрашивала у своего брата позволения встречаться со мной? И почему ты дрожишь, словно сейчас окоченеешь от холода? — спросил он резко.

Нану крепче сжала воротник халата.

— Ты даже не представляешь, каков мой брат. Когда я еще была молода, он сказал, что поможет мне выбрать правильного мужчину в качестве моей пары. После смерти родителей, он все, что у меня осталось. Я никогда не хотела проявить к нему неуважение. Я очень сильно люблю его и знаю, он думает, что делает только лучшее для меня. То, что хотели бы мои родители, будь они живы. А дрожу я, потому что еще никогда в жизни так сильно не нервничала.

В следующую секунду Генри подошел к девушке и обнял ее. Он потирал ее спину круговыми движениями, пока, наконец, Нану не перестала дрожать. Боже, она чувствовалась так хорошо в его объятиях. Как будто они были созданы друг для друга, и сама судьба привела их к этому моменту.

Генри поцеловал ее волосы.

— Ты уверена?

“Пожалуйста, пусть это будет так. Не обмани меня”, — умолял молодой воин про себя.

Кивнув, Нану подняла на него глаза полные слез.

— Да, я уверена, Генри. Я больше не могу быть вдали от тебя.

Генри ветер слезы девушки, а затем, не удержавшись, наклонился и поцеловал ее.

Поцелуй потряс его до глубины души. Из горла Нану вырвался мягкий звук, и она притянула его ближе. Генри был в раю. Он разорвал поцелуй, чтобы прижаться губами к ее ушку. Как всегда Нану пахла лавандой.

— Это сон? — спросил он хрипло. Ее руки скользнули по его спине, ногти впились в кожу, как напоминание, что происходящее реальность.

— Нет, моя любовь. Это не сон.

— Нану, — прошептал воин, теряя себя в ней.

Все было словно в тумане, когда он взял ее губы, попробовал на вкус кожу ее шеи. Генри медленно спустил халат с ее плеч. Его зрачки расширились, вобрав каждый дюйм ее сливочно-темной кожи. Генри прижал ладонь к плечу Нану и просто смотрел, насколько разные оттенки имела их кожа.