Старший лейтенант Молов с НП информировал:

- Пехота пошла в атаку. А комбат ушел к танкистам. Будьте внимательны. Рацию держать на прием.

Минут через сорок мы получили первую команду по РБ. Комбат "танцевал" от ранее пристрелянной цели правее высоты. Мы поняли - идет штурм во фланг противника, о чем Клевко говорил накануне.

Все шло хорошо, но потом рация замолчала. Что-то случилось.

Молов, оставшийся за комбата, сменил НП и вел огонь с нового места. С комбатом не было связи по-прежнему.

Вечером с НП пришел разведчик. Он принес сколок с карты:

- Сюда надо переместить ОП. А комбата нет - капитан Клевко погиб.

Неожиданность сообщения была гнетуще тяжелой. Неразговорчивые вообще, мы прикусили языки совсем, а разведчик поведал о подробностях:

- Капитан сразу сказал, что поедем на броне позади башни. Здесь и тепло - над мотором, и дышать легче. Ну, значит, устроились мы втроем: я, комбат и полковой радист. А потом пехота к нам подсела, человек пять. Когда миновали проход в минном поле, танк прибавил скорость. Метров пятьсот, наверно, катились без задоринки, а потом нас обстреляла минбатарея. Пехота пососкакивала, а мы остались. Нам сподручней с танка... Потом увидели фрицев в траншее - засели там и строчат... Тут мы и подали команду. С фрицами теми не знаю что сталось, но строчить перестали. Танкисты для верности проутюжили окоп и пошли дальше - и мы с ними. Да прилетел какой-то дурацкий снаряд, разорвался от нас метрах в десяти, мы и не слышали, как он прилетел. Комбата наповал, и рацию пробило осколком. Радиста - того немного царапнуло, а мне - ничего, меня башня прикрыла. Постучали танкистам стойте, мол. Танкисты остановились. Сняли мы нашего комбата с брони и положили на плащ-палатку у деревца, на видном месте. Танкисты уехали, а мы остались. Что нам делать без рации?

Вторая попытка взаимодействия с танкистами, как и первая, окончилась трагически.

В наступательных боях мы участвовали, пока не сошел снег. Враг уходить не хотел, защищаясь всеми средствами, переходя в контратаки, а нам ставили задачу жестко - взять, не пустить, стоять насмерть. И во всем, что делали солдаты, можно было усмотреть подвиг - каждодневный, постоянный, хотя и незаметный. Свой труд солдаты не называли подвигом. Но случались и такие поступки, которые иначе чем героическими не назовешь.

Армейская газета рассказала об одном случае. Рота поднялась в атаку и попала под губительный огонь артиллерии. Тяжело ранило политрука - осколком в предплечье срезало руку. Но это не остановило офицера, он повел своих бойцов вперед. Атака продолжалась, увлекаемая политруком.

Позднее удалось прочесть похожий рассказ о бесстрашном разведчике Николае Чекавинском, которого многие считали погибшим, а он оказался жив. В бою за Тортолово под Ленинградом ему оторвало левую руку по локоть. Товарищи наспех перетянули предплечье жгутом, сделанным из провода, и хотели отнести пострадавшего в укрытие. Но Чекавинский и после ранения командовал своей ротой еще 17 часов. Крепость Тортолово была взята и удержана. До подхода подкрепления Чекавинский был еще раз тяжело ранен перебита вторая рука, ребро, повреждена правая нога.

У нас происходили случаи попроще.

Над нами, чуть в стороне, проходил воздушный бой. Сражения в воздухе мы видели ежедневно. Немецкие "мессершмитты" и наши "лаги" устроили огромную карусель. Они кружили в разных плоскостях и пытались расстрелять друг друга. Пулеметные очереди веером разлетались в разные стороны. На ОП находился новый заместитель командира полка капитан Бобков и с интересом наблюдал за боем. Он почувствовал удар в грудь, но не упал. Пуля пробила полушубок, ватник, гимнастерку и еще горяченькая была извлечена капитаном. Авиаторы послали ему привет. Он показывал нам этот "привет", удивляясь столь необычному случаю.

В третьей батарее с наблюдательного пункта шел командир взвода управления лейтенант Садыков. К нему почти вплотную прилетели два снаряда и разорвались. Лейтенант не слышал их полета и поэтому не упал. Ему основательно попортило полушубок, разрезало поясной ремень и осколком помяло наган. Наган спас его от верного ранения в бедро. На бедре остался большой синяк от удара.

- Повезло...

Каждый солдат мог рассказать нечто подобное, происшедшее с ним лично, - из тех, кто жив пока и продолжает боевую работу.

В этих боях героизм становился нормой, явлением обыденным. За мужество и отвагу в дивизии 371 боец и командир были награждены орденами и медалями. 70 процентов из числа награжденных ыли коммунистами и комсомольцами.

Зимняя операция 16-й армии получила высокую оценку.

Жиздринская операция, говорят документы, явилась составной частью зимних наступательных действий Западного фронта и заняла видное место среди операций Отечественной войны: был нанесен значительный урон крупной группировке войск противника - шести пехотным и двум танковым дивизиям. Своими активными действиями 16-я армия отвлекла значительные силы противника с других участков Западного фронта и этим обеспечила успех войск правого фланга фронта, действовавшего в направлении Вязьмы, и разгромила крупную группировку противника в сложных условиях зимы и сильно пересеченной местности.

...Нас выводили во второй эшелон.

Снег сошел почти всюду, оставаясь серыми пятнами на затененных местах. Полк выходил в тыл по дорогам, пройденным до этого с боями. Заминированные зимой, оттаивая, они хранили притаившуюся смерть. Саперы проверяли пути, делали проходы, но подрывы транспорта повторялись. Поэтому мы шли след в след.

А вот и район Буды Монастырской и памятной высоты. Теперь здесь стоит тишина.

Короткий привал. Оголенная земля показывала зерна огненного посева. На каждом квадратном метре огромной территории лежали почерневшие осколки, посев был густым.

В одной неглубокой, менее человеческого роста, но широкой яме вытаивали десятки трупов. Некоторые обнажены, на других - серо-зеленые мундиры, сохранились бинты марлевых повязок. Я смотрел на недвижных теперь немцев, стараясь понять, чем отличны они от русских, от других наших соотечественников, - физически, не говоря о их духовной начинке. Немногим. А начинка довела их до этой ямы. Запомнился юноша, лежащий наверху, - голый торс его хранил следы загара. Правильное сложение, хорошо развитая мускулатура, ладная голова с волнистыми светлыми волосами. Он мог стать счастливым и полезным у себя на родине, а теперь вот остался здесь.

Труп врага, говорят, радует сердце солдата. Возможно. Но вид погибших всегда неприятен. Картина, увиденная здесь и в покинутых окопах, будет возникать в сознании с новой силой, найдет продолжение и развитие, станет тревожить память в десятки последующих лет, ощущаться подошвами солдатских ног, ступавших по пружинящим останкам, представать кошмарами в сновидениях, вызывать тошноту - на многие послевоенные годы.

Перемены

Мы приводили в порядок себя, имущество и оружие, используя предоставленную передышку.

Пришел важный приказ наркома. По этому случаю дивизион был построен как на плацу - в линию батарей.

В торжественной тишине апрельского леса старший батальонный комиссар Нечаев огласил приказ о присвоении нашей дивизии гвардейского звания.

Мы удостоены этой чести за штурм и взятие высоты с отметкой 226.6. Малой кровью. Боевой выучкой и умением. Доблестью солдат и офицеров.

Отныне мы - гвардейцы. Нашим частям будут вручены гвардейские знамена с дорогим образом Ильича. Будут присвоены новые номера. Получим дополнительное вооружение. Самые ответственные боевые задачи доверятся нам. Наши силы испытаны в боях, и Родина на них надеется больше, чем когда-либо. Звание гвардейцев обязывает нас драться лучше, упорнее, не щадя сил и самой жизни.

После оглашения приказа отличившимся в боях вручили награды - медали "За боевые заслуги" и "За отвагу". Первыми кавалерами у нас стали командиры орудий старший сержант Абрамов, сержант Банников и младший сержант Погорелов, разведчики младший сержант Волков и рядовой Петров.