Вечером третий дивизион переподчинили стрелковому полку Яблокова, а первый и второй дивизионы - 248-му гвардейскому стрелковому полку, ушедшему вперед на левом фланге дивизии. 250-й гвардейский стрелковый полк следовал вдоль дороги Альтенберг - Авайден в готовности к развитию успеха.

252-й гвардейский стрелковый полк, находясь перед фортом No 10, вторым батальоном втянулся в пробитую слева брешь, используя налет наконец-то начавшей действовать авиации. Огневые точки немцев в это время молчали, их расчеты осели в землю, спасаясь от бомб. Но авиация действовала недолго, и враг ожил. Первый батальон, захватив вражескую траншею, имитировал приготовления для атаки форта в лоб - якобы нечаянно показывал доски и лестницы для форсирования рва, усилил огонь по амбразурам. Пострадавший от огня артиллерии и бомбового удара, форт сопротивлялся. Продолжая имитацию приготовлений лобовой атаки, капитан Федоров, командир батальона-1, главные силы батальона под покровом ночной темноты увел в тыл форта, намереваясь осуществить хитрую задумку. Изготовившийся к отражению натиска с фронта, враг был атакован со стороны входных ворот с тыла.

Темнота прикрывала маневр, но двигаться приходилось на ощупь по ограниченной колее, чтобы не нарваться на мины. Передовые подразделения ушли вперед, захватили Авайден, Шенфлис, бой шел в деревне Шпайхерсдорф артиллеристам оставаться на старых ОП не имело смысла.

Старший лейтенант Жигарев вел свою батарею сам. На рубеже перекрестка дорог остановился. К нему подошел офицер из стрелковой роты.

- Слушай, ты куда?

- Вперед, а точнее - в хозяйство Яблокова.

- А мы кто? Считай, что приехал. Помоги своими гаубицами. Здесь действует первый батальон.

Жигарев прошел к командиру батальона Федорову, а потом отправил на некоторое удаление тягачи и нацелил орудия на неровные пеньки рощи, освещаемые редкими ракетами из форта.

Ночь ушла на подготовку. Часа в четыре утра батарея открыла огонь по боковой панели форта. По воротам били другие орудия, стоявшие там почти вплотную, пехота подтаскивала мостики и лестницы, сколоченные из досок.

Капитан Федоров поднял своих гвардейцев и атаковал гарнизон крепости силами в 35 человек!

Что происходило в крепости, Жигарев не видел. Он оставался у орудий в готовности к причудам этой ночи, подстраховывая извне штурмующую пехоту, оберегая единственный наружу выход. Трескотня и трассы, взрывы гранат внутри форта, как внутри берлоги загнанного вглубь зверя, не имеющего другого выхода, становились глуше и реже и через час затихли. Хитрость капитана Федорова удалась - атака со стороны входных ворот не ожидалась. Враг был обманут.

В пять утра 7 апреля потянулась оттуда колонна сдавшихся фашистских вояк под конвоем нашего автоматчика. Она насчитывала более ста человек и уходила в наш тыл - форт был взят. Эта важная твердыня перестала сопротивляться.

Взяв форт, прикрывавший железную дорогу справа, пехотинцы оседлали ее вплоть до развилки у Розенау.

Начальник штаба дивизиона следил за развитием событий, наносил на карту положение подразделений, отдавал распоряжения - надеяться было не на кого. Штурмовые группы не стояли на месте, а вместе с ними - артиллерийские подразделения дивизиона.

Днем 7 апреля с восьмой батареей капитана Соловьева, прикрывавшей действия пехоты с фронта, я вышел на дорогу, стрелой уходящую из Шенфлис на Розенау.

Аккуратные домики справа и слева не назовешь деревенскими. Это был пригород большого населенного пункта с садами и огородами, почти дачное место, но заселенное свободно, на больших участках, приспособленных для постоянного пребывания. Наша артиллерия не тронула этого поселка, дома оставались целыми, а дорога открывала вид на город, на плотные строения старого Кенигсберга.

Я остановил батарею, рядом находилась пехота, а с ней - капитан Соловьев.

Навстречу по пустынной улице бежал немец в гражданской одежде. Напуганный, он заговорил, обращаясь ко мне, показывая документ:

- Я коммунист с 33-го года. Ищу защиту и спасения у русских, прошу оградить меня от репрессий.

Я пожал плечами. Против гражданских лиц мы не воюем, притеснять их не собираемся.

Этот гражданский был помехой и контрастировал с нами своей заботой о личной судьбе, лишь о личной. Наши заботы были другими - нужно выбрать ОП для орудий, чтобы контролировать дорогу и весь поселок, закрепиться, не позволить врагу оттеснить наших или выбить их за пределы этого солнечного поселка.

В ясном безоблачном небе подходили к городу тяжелые бомбардировщики и один за другим пикировали на его центр, освобождаясь от бомб. Мощные взрывы сотрясали воздух, над городом поднялся столб дыма и пыли. Цивильному немцу взмахом руки я приказал уйти с дороги. Это были ночные бомбардировщики, вылетевшие днем, - факт редкий в истории войны.

Немецкая авиация не появлялась. В небе над городом непрерывно в течение часа кружили наши истребители, прикрывая работу ночных машин. Почти четыре тысячи бомб, сброшенных на укрепления и форты внутри города, возымели свое действие. Враг ослабил сопротивление, а наши войска пошли вперед, используя замешательство в его стане. Бои завязались в Розенау - на юго-восточной окраине Кенигсберга. Предстояло взять внутренний обвод, прикрывающий центр города средневековыми укреплениями.

К исходу дня 7 апреля полк Яблокова вышел на южный берег Альтер Прегель и тем самым отрезал от Кенигсберга группу немецких войск в районе отдельных домов, находящихся к северу от Зелигенфельда. Два других полка отбили у противника Шпайхерсдорф и южную часть Розенау и вели бой в кварталах этого пригорода и за Спорт-Парк. С наступлением темноты группа полковника Белого овладела фортами No 11 и 12, а также Зелигенфельдом полностью. К исходу дня она вышла на рубеж: господский дом Иерузалем, северная окраина Шенфлис. Долговременная оборона противника внешнего обвода была прорвана на всю глубину 7 апреля. Пали казавшиеся неприступными три форта и 10 дотов и дзотов. Группировка противника на юго-востоке города расчленена на отдельные группы и в основном разгромлена.

Слева частями армии взяты Понарт и Праппельн - окраины Кенигсберга, его "микрорайоны". От старых границ города их отделяли заболоченные зоны менее одного километра в глубину, - редко заставленные железнодорожными строениями.

В дверных и оконных проемах каменных зданий, заложенных кирпичом, оставались лишь бойницы, из темноты которых могло появиться дробное мерцание пулеметного огня. Возвышения на перекрестках улиц оказывались дотами. На поворотах улиц мог стоять танк или самоходное орудие, замаскированное киосками, газетными витринами, досками объявлений. Каждое окно обыкновенного жилья грозило превратиться в огневую точку.

Действия в городе с многоэтажными постройками отличались от боя в полевых условиях. Бой возникал здесь за каждую квартиру и каждый этаж, за каждый дом и каждый квартал. Успех измерялся не расстояниями в метрах, а числом захваченных домов и кварталов, очищенных от врага объектов. В стенах появились пробоины, необычные пути входа и выхода. Мелкие штурмовые группы обходили препятствия, просачивались по задворкам, врывались к засевшим в домах гитлеровцам, сметали перед собой заслоны, уничтожали всех, кто сопротивлялся, и брали в плен, кто поднимал руки.

Сержант Аркадьев наблюдал за работой своего орудия. Он обязан корректировать огонь при грубом отклонении, но сейчас лучше не мешать; снаряды ложились рядом с целью - не по цели.

Кому-то может показаться, что цель накрыта, но это не так: она заволакивается дымом и кирпичной пылью, а в стене выковыривает рытвины, вокруг узкого вертикального отверстия, из которого бьет станкач.

- Спокойнее, Старцев, - говорит Аркадьев наводчику.

Вот пятый выстрел, а попадания нет - да и попробуй попасть на триста метров в какие-то сорок сантиметров щели или в свою же воронку! Без этого стену не пробить. Стена крепости толстая, хорошей старинной кладки, одним снарядом гаубица не может проломить ее - нужно два-три попадания в одно место.