Еще светло, незамеченным не подъедешь, элемент внезапности исключается, и - уцелеет ли батарея? Шишек насобирать можно. Но приказ есть приказ, хотя и выглядит просьбой. Его надо выполнять. И не за обещанную награду, а по обязанности.

Чувствую: устал, разболелась голова, снова заныла правая рука. Первый после госпиталя день показался трудным. Обычный в общем-то день. Сумею ли в таком состоянии? Буду действовать по обстановке.

На ОП народ бодрый - бездельничали весь день, не устали. С ними Карпюк, без повязки, - хоть этим-то не смешит людей.

Сергееву:

- Снимайтесь на прямую наводку. Сейчас. Но кто-то бежит из дивизиона, предупреждает:

- Не торопитесь. Обстановка меняется.

Задачу выполнять не пришлось. С наступлением темноты немцы оставили позиции. Мы выстроились на дороге в походную колонну и двинулись следом.

Я не знаю, кто вел колонну на этот раз - капитан Каченко или кто-то другой. Я спал всю дорогу.

Пятый удар

1944 год ознаменовался серией сокрушительных ударов Красной Армии, к этому времени полностью овладевшей инициативой. Освобождение Белоруссии и Литвы последовало в ходе операции, названной ударом пятым{5}. На западе 6 июня союзники высадились в Арденнах - наконец-то был открыт второй фронт!

Участок мы заняли правее автомагистрали Москва - Минск, километров двадцать северо-восточнее Орши. Орша - в руках неприятеля. Поблизости населенных пунктов нет. Ориентировались по большому торфяному болоту с пометками на карте - Осинстрой и Ласырщики. От немногих дворов, составлявших Осинстрой и Ласырщики, не осталось видимого следа, местность казалась совершенно безлюдной, но от осевших в блиндажах и окопах чужеземцев велся методический огонь. Мы не рисковали ходить открыто.

Наблюдательные пункты на глинистом косогоре значительно выше болота, но и они на сыром месте. На глубине метр-полтора начинала сочиться вода, заливая окопы. Вода вычерпывалась и сливалась за бруствер. В траншеях сухой ногой не пройдешь. Но не везде - мой НП на сухом месте.

* * *

Передний край посещался большим начальством.

Под комбинезонами цвета хаки выделялись жесткие погоны, на головах фуражки с золотыми кокардами. Это генералы. Офицеры не носили тогда кокард, а на фронте и фуражек, считавшихся признаком щегольства.

Посетители ходили по тем же траншеям, что и мы, подвергались одинаковым опасностям. По-человечески трудно сохранять хладнокровие под огнем, неся в памяти многое из того, чего не знали простые солдаты.

Промышленность огромного континента по обе стороны фронта поставляла всякие виды средств уничтожения, которые стреляли, рвались, вздымали землю. Теоретические расчеты штабов, справки и карты с нанесенной обстановкой здесь обретали зримую осязаемость, реальную угрозу всем, кто попадал в зону их действия. Штабные выкладки дополнялись яркой картиной увиденного и прочувствованного за короткие часы посещений.

У немцев из недалекого тыла стреляло орудие большого калибра. Это была гаубица или мортира.

- Опять трамвай полетел, - говорили в окопах.

Снаряды неведомого нам калибра выворачивали воронки глубиной до двух метров и походили на те, что оставляли после себя крупные авиационные бомбы.

Одна большая воронка неподалеку после прошедших дождей заполнилась водой. Воды много и в землянках, но эта - чище, хотя и мутна от глинистого раствора. Ее использовали для умывания и других нужд. Ни ручьев, ни колодцев поблизости не было, а болото - на пятьсот метров вправо - было сомнительной чистоты.

Какой-то солдатик из пехоты, как предполагали мы потом, был подстрелен у воронки и плашмя упал в нее. Раненый, он захлебнулся, наверное. Солдатские ботинки и ноги в потемневших обмотках погрузились в глинистое ложе воронки, постепенно исчезли в ее глубине. Еще долгое время брали оттуда воду, пока не показались подошвы солдатских ботинок. Посещение этого водоема прекратили.

Назначена разведка боем. За день до нее нас изгнали со своего НП - в нем поселилось большое начальство. Не велика шишка, сказали мне, посидишь и в траншее. Примерно так обосновано это распоряжение.

Было обидно. Пехота успела приспособиться, вычерпывая из землянок жижу, перекрывая чем-то канавки, куда вода стекала, а мы приспособиться не успели. Мы только отрыли пару ячеек, кое-как избавляясь от возникавшей в них грязи и вспоминая прежний свой сухой НП и прочный на нем блиндаж.

Нам еще раз напомнили об очень скромном положении в многоступенчатой служебной иерархии. Да и боевая единица наша представлялась теперь величиной, стоящей в конце десятичной дроби после нескольких уменьшающих нас нулей. Она стала ничтожной в сравнении со всем, что здесь поставлено. Мы не видели отсюда ни своих, ни противника, а только небольшой кусок земли, уходящий вверх к немецким позициям.

А перед началом разведки пробарабанили по ранее пристрелянным участкам - именно так подумалось о залпах батареи - и, не увидев ничего нового и даже того, что видели раньше, эту разведку не могли считать эффективной. Наша доля в огневом налете по гитлеровцам была лишь частичкой в общей канонаде, крупицей, расчищающей путь для атаки. Мы сами шли за атакующим батальоном и сделали все, что, было по силам.

Враг огрызался всеми средствами, и атака не принесла успеха.

Батарейцы чудом уцелели тогда, так как попали под огонь минометов со стелющимися по земле осколками и, заскочив в плохо перекрытую неглубокую яму, пересидели в ней. А потом пошли дальше, разматывая за собой кабель.

Навстречу, утопая в жидкой грязи по локоть и по карманы порванных шаровар, полз на четвереньках раненый - ноги его были окровавлены, и встать на них он не мог. Он выбирался наружу и спрашивал дорогу, одолевая лабиринт нескончаемых окопов...

Не были успешными и первые дни - 23 и 24 июня, когда началось наступление, - бои увязли в первой полосе обороны.

Но слабое место было найдено - справа, на границе с болотом. В эту горловину вошел наш полк и другие наступающие части. Здесь мы вырвались в тылы тактической зоны оборонявшихся, устремились в оперативную глубину. 78-я пехотная дивизия врага оказалась под угрозой окружения и снялась со своих позиций. Ее остатки пошли параллельными дорогами следом за нами.

В апреле дивизион первым в полку получил американские автомобили фирмы "студебеккер", дополнив наш лексикон новым словом. Мощные грузовики стали артиллерийскими тягачами, заменили лошадок, переданных в освобожденные колхозы. Теперь орудие петлей станин набрасывалось на крюк "студебеккера", длина транспорта укорачивалась. Ящики со снарядами складывались в кузов, расчет садился на сиденья по бортам кузова. Батарея стала компактной, скорость передвижения возросла. По просохшим рокадам мы приобрели навыки вождения машин в колонне.

* * *

Бои проходили в глубине тактической зоны. Сопротивление противника слабело. Пехота овладела деревенькой, стоящей на взгорье, рядом с которой раскинулось немецкое кладбище с ровными рядами крестов, с вкраплением косо повешенных касок. Могил было несколько сотен.

Мы прошли мимо безмолвного немецкого кладбища, вышли на автомагистраль. Дорога пока пустынна.

Собравшись дивизионом, катимся в сторону Борисова. Это уже "оперативный простор".

Через несколько километров попадается танк Т-34. Его ремонтируют ставят трак. Танкист, старший лейтенант с орденом Красного Знамени на гимнастерке, без комбинезона и без шлема, чем-то напоминает Василия Теркина в иллюстрациях О. Верейского - те же веселые голубые глаза, белозубый рот и русый чуб на вспотевшем лбу.

Обмениваемся несколькими словами.

Смелее, артиллерия, дорога очищается доблестными танкистами!

Майор Ширгазин и начальник разведки дивизиона лейтенант Швенер с группой солдат пересели в открытую легковую машину, оставленную немцами, и укатили вперед. За баранкой - лихой Швенер. Машина обвешана людьми, как гроздьями.

Колонна движется, рассекая освещенное солнцем пространство. Давно не ездили с таким ветерком, тем более днем, по асфальту. Наши "студеры" ненасытно подминают мили отличной дороги, в их животах булькает бензин. Они бегают не хуже, чем мустанги по прериям. За кузовами катятся легко подпрыгивающие пушки и гаубицы.