— Слушаю вас, батюшка, — Егор был внимателен. Навряд ли тот с пустяками пришёл.

— Борис Анисимович, — представился поп и продолжил: -Я насчёт рабы Божией Анастасии с её больным чадом, Тимофеем.

«А вот — А и Т» — подумал экспедитор, радуясь, что дело двинулось.

— Я с полным основанием могу заверить вас, что не Настиных рук это дело. Кровь скоту пускали, немчура им помогал. Учитывая заболевание, я мирился с этим, но поставил условие — дитё причащать каждый месяц, кровь звериную перед этим неделю не пить. Что Настя и делала. Да и саму её Бог посетил. Немчура эту болезнь мне называл, да я не запомнил. Видать, крепко род грешил, что они такую муку несут. Да, ещё вот что. Дитё крещённое, в деревне Плоскуново Никольского уезда.

— Благодарю вас, Борис Анисимович. Я думаю, что мне через вас Бог подсказку дал, — экспедитор сложил ладони под благословение, и батюшка осенил его крестным знамением. Егор не верил в знаки судьбы, но это утреннее происшествие дало ему новые силы и надежду закончить всё поскорее.

Прежде чем ехать на болота, он поскакал в храм при деревне Плоскуново.

========== Конец легенды ==========

Никольский уезд был рядом и уже к полудню Егор отыскал село Плоскуново и местную церковь. Маленькую, уютную с воздУхами, старинным Поклонным Крестом и небольшим заросшим кладбищем позади церквушки. Домик отца Александра располагался неподалёку и вскоре, показав грамоту и отказавшись попить чаю с вкусно пахнущей выпечкой попадьи, он сидел у свечного ящика и листал очередную метрическую книгу. И когда он готов был сделать перерыв и немного расслабиться, поддавшись уговорам хлебосольного священника, его взгляд упёрся в запись:

С 14 октября 1777 года родился и 15 сентября крещен Тимофей,

его родители вологодский дворянин Нил Петров сын Дружников

и законная жена его Анастасия Гавриловна,

оба православного вероисповедания.

«Вот это-поворот! — Поражённо раздумывал над обескураживающей новостью экспедитор. — Теперь понятно, зачем Настя пришла вчера вечером. Она пыталась предупредить Татьяну, что брак будет недействительным. Хотя… Господи! Да она в опасности!»

Отец Александр поддержал его опасения, и вскоре Егор мчался обратно, пытаясь предупредить очередное возможное преступление. «Теперь, зная — кто, надо понять — зачем? Благородные порывы гибель людей не оправдывают. И навряд ли такой хладнокровный и расчётливый ум будет действовать спонтанно, » — мысли лихорадочно выскакивали и погружались в пучину раздумий. Наконец он достиг нужных ему мест и сразу отправился к Семёну Васильевичу, где, взяв дополнительно оружие, они поспешили на болота к домику Макарихи.

Но они опоздали. Уже подходя к болотам можно было рассмотреть густой дым, поднимающийся столпом в небо. Всё было сожжено, тело Насти лежало посредине открытого места. Её избили и вбили осиновый кол в грудь. Погромщиков нигде не было видно, и навряд ли теперь удастся установить, кто это сделал. Мужики не сдадут своих. Но Егор знал, кто зачинщик. И этот оборотень должен был ответить за содеянное.

***

Но неожиданно, когда Семён Васильевич предложил обратиться за помощью для прочёсывания окружающего леса, чтобы разыскать тела Макарихи и несчастного дитя, из чащобы леса послышался стон.

— Не ходите за мной, — Егор вытащил оружие и на всякий случай взвёл курок. Потихоньку продвигаясь на звук стона, он обнаружил спрятавшуюся Макариху и лежащего под ней… Описать существо, которое она укрыла собой, обычными словами было невозможно. Покорёженная от ожогов кожа, выпирающие зубы, уши конусовидной формы и мутные глаза, во взгляде которых было много муки и боли. Экспедитор испытал сложное чувство: одновременно и жалость, и отвращение. Но, пересилив себя он помог подняться пришедшей в себя женщине, и донёс мальчика до таратайки доктора. Затем они завернули в одеяло из таратайки тело несчастной матери и закрепили его на лошади Егора. Макарихе не осталось ничего, как отравиться вместе с ними. И место, родившее столько мифов, опустело.

***

Вот теперь в голове экспедитора мелькала некая мыслишка. Но, чтобы её разрешить, ему необходимо было встретиться с поверенным Тотьминых и проверить место гибели Ивана Сергеевича. Что он и сделал.

Поверенный оказался бойким, говорливым, но очень недоверчивым малым. Он несколько минут изучал грамоту, только что на вкус не попробовал. Затем, тяжко вздохнув, ответил на вопрос Егора: — Так как Прохор Иванович не оставил завещания, хотя я его просил это сделать, то в силе остаётся завещание его батюшки, по которому выходит, что если его сын, Прохор Иванович, в силу обстоятельств не сможет получить наследства, или умрёт, не оставив завещания и детей, то всё оставшееся имущество отходит его сестрице — Татьяне Ивановне.

— Благодарю вас, — ответил Егор, поражаясь, как всё, после посещения Бориса Анисимовича, пошло ладно складываться. «Свечу в церкви самую большую поставлю, » — подумал Егор и отправился на место обнаружения неким господином тела дворянина Ивана Тотьмина.

Иоганнес хорошо описал и само место, и окружающее пространство. Так что найти камень, который оборвал жизнь человека, труда не составило. «Да уж, такой не поднимешь, — оценил массивный булыжник экспедитор. — Ну, а пятна крови теперь уже и не обнаружить. В мае сильные грозы здесь были. Поди уже всё смылось.» Но на поверхности ещё можно было различить слабо видимые темные пятна. Но не понятно — каких.

И разузнав всё, что хотел, и пребывая в самых грустных размышлениях, Егор вдруг повстречал Прохора, странно крадущегося к ближайшему пруду. Экспедитор спешился и потихоньку стал следить за ним. То подошёл и, размахнувшись бросил нечто в самую середину.

— Развлекаетесь, Прохор Иванович? — Спросил он мужчину. Тот вдруг побледнел, рухнул на колени и стал причитать: — Не я это, не я!

— Что туда бросил? — Не рассчитывая получить ответ, сурово поинтересовался Егор. И арестовал Прохора Тотьмина. После чего отвел его в имение, где и посадил в чулан под замок.

Затем дождался Яшку, явившегося с солдатами, которые увезли хозяина Кичаево в губернскую тюрьму под причитания женщин и косые взгляды мужской части имения

.

Извлечённый Яшкой из пруда предмет оказался мудрёнными щипцами, имитирующими пасть скорее всего лисицы. Егор был доволен и теперь ему было нужно быстро найти того, кто их сделал. И начать поиск он решил с местного кузнеца.

***

— Мудреная вещь, но не моя, — тот с восхищением осматривал орудие. -Тебе бы, барин, в Михайловку. Вот там Спиридон и не такое выковать может.

До Михайловки экспедитор добрался, когда солнце стало клониться к закату. Благо было лето и ещё не скоро совсем стемнеет.

— Ого! И не думал, что ещё раз свижусь с ними, — Спиридон любовно оглядывал своё изделие. — Действительно — моя работа. Но только делал я её более двух лет назад.

— Ничего не путаешь? — Егору было важно теперь точно составить своё рассуждение.

— Да. Вот моё клеймо. Его редко кто увидеть может, а я ставлю для удовольствия. Что, мол, я это изготовил. Даже на подковах, мною кованных, оно есть. А это изделие я сделал по просьбе… — Спиридон назвал заказчика.

— Тогда, мой друг, ты попал в историю. Как он ещё не добрался до тебя, — заметил Егор, но, увидев, что кузнец нахмурился, быстро предложил ему: — Ты же на вид не робкого десятка.

— В моём деле отвага — самое первое, без неё огонь не укротить, — хмыкнул мужик.

— И прекрасно, — продолжил Егор, — мне нужно, чтобы ты побыл приманкой.

— Какой-такой приманкой? — Возмущаясь произнёс кузнец, и двинул корпусом вперёд, но экспедитор жестом руки остановил силача: — Я сюда пришлю солдат и объясню им, что надо сделать. А потом и сам явлюсь по-тихому. Ты же слушай…

***

Солнце скрылось за деревьями, но сумерки густыми ещё не были. И первое, что сделал Егор по прибытии в Кичаево-поднял вернувшихся солдат и отправил их в Михайловку с доскональным растолковыванием фельдфебелю, что нужно сделать.