– Это человек, о котором я говорил вам, герр подполковник, – прервал Димсрис размышления начальника.

– Ваша фамилия? – строго спросил Герлиц у стоявшего навытяжку агента.

– Доронин, – отрапортовал тот.

– Это кличка. А я спросил фамилию.

– Господин капитан приказал мне забыть ее!

– Ну что ж, надеюсь, что она останется в памяти самого господина капитана, – произнес Герлиц и выразительно посмотрел на Димсриса. И не дав капитану времени на обдумывание ответа, продолжил: – Господин Доронин, командование вермахта высоко оценило ваши заслуги перед великой Германией. Добытые с вашей помощью сведения помогли пресечь преступную деятельность нескольких вооруженных банд, орудовавших на занятой германскими войсками территории Белоруссии. Мне доставляет удовольствие вручить вам «Бронзовую медаль» и выразить надежду, что и впредь вы будете так же верно служить интересам Третьего рейха.

Герлиц достал из нагрудного кармана награду и прикрепил ее на китель замершего Доронина.

– В таких случаях принято что-то говорить. У вас в России, наверное, кричат «Да здравствует Сталин!» и клянутся быть верными идеям коммунизма. Здесь это, сами понимаете, несколько неуместно…

– Служу великой Германии! – сдавленным голосом произнес Доронин и попытался было выбросить руку в нацистском приветствии, но что-то его остановило.

– Хайль Гитлер! – согласился Герлиц, не сводя изучающего взгляда с агента. «И куда это у тебя, парень, рука потянулась? Переиграл или не справился с наработанным рефлексом?.. А внешность у тебя не арийская… Впрочем, если бы передо мной сейчас стоял белокурый молодец с картины Герхарда Кайля, я бы подумал, что в РСХА сошли с ума».

– Выпьем за процветание великого рейха и здоровье нашего фюрера! – театрально отчеканил Герлиц и пригубил терпкий, рубинового цвета напиток. – Да вы гурман, Димсрис. В следующий раз, когда мне захочется выпить в приятной компании, я обязательно приеду к вам.

– Благодарю вас, герр подполковник!

– А теперь за дело. Садитесь, Доронин, разговор будет долгим.

В начале ноября 1943 года к небольшой станции в 10 километрах от Полоцка подъехал грузовичок. В кабине рядом с водителем сидел офицер в форме пехотного лейтенанта вермахта. Содержимое кузова скрывал плотно задернутый брезентовый тент. Лейтенант вышел из кабины, не спеша обошел грузовик, деловито постукивая ногой по колесам, успевая при этом бросить цепкий взгляд по сторонам. На пристанционной площади было безлюдно. Осень брала свое, загоняя людей под крыши домов, ближе к огню и теплу. Лишь двое солдат, судя по всему, отставших от части из-за легкого ранения, пытались уговорить шофера застрявшей машины, как две капли воды похожей на только что подъехавшую, подбросить их до города. Шофер просил солдат немного подтолкнуть автомобиль, но в город везти их отказывался, так как ехал в противоположную сторону. Солдаты отвечали, что помогут ему выбраться на шоссе, но только если он подвезет их хотя бы до первого поста фельджандармерии. Было заметно, что препирались они давно.

Лейтенант приоткрыл тент, сказал что-то сидящим в кузове и заскочил в кабину. Грузовичок развернулся и задом подкатил к буксующему собрату. Шофер застрявшей машины радостно замахал руками, достал трос и стал пристраивать его к раме невесть откуда взявшегося спасителя. Тент грузовичка приоткрылся, на землю спрыгнули двое в гражданской одежде и фельдфебель. Втроем они направились к борту засевшей машины, к ним присоединились оживившиеся «раненые», загудели моторы, натянулся трос – и через минуту зарывшийся было по ступицу автомобиль уже стоял на ровном полотне дороги. Фельдфебель показал «раненым» на кузов своего грузовичка, они резво забрались под тент, подав руку фельдфебелю. Лейтенант хлопнул дверью кабины – и грузовичок двинулся по направлению к городу. В этой недолгой суете никто не заметил, когда и куда исчезли те двое гражданских, которые только что упирались в борт буксующей машины. И никому не было дела до двух растворяющихся за марлей моросящего дождя фигур. Шедший справа часто семенил короткими ногами, стараясь не отстать от своего спутника – высокого парня со скошенными плечами…

– Господи, как у тебя много дел, что ты допускаешь порой ошибки, не успевая уследить за всем! Вот зачем ты дал этому человеку длинные ноги и короткий ум?.. Кто тебя надоумил?… Апостолы твои?… Артель рыбаков и налоговый инспектор… Им лишь бы подцепить на крючок существо невинное… А ты, человек праведный, страдай и мучайся… Потей и пыхти за этим долговязым…

– Соев, ты чего там бухтишь, дичь пугаешь? – Доронин, не сбавляя шага, на мгновение обернулся, стараясь не попасть под нещадно хлестающие мокрые ветки.

– Командир, может, помедленнее, а? У меня такое ощущение, что немецкое начальство приказало нам побить рекорд братьев Знаменских. Тебе – Жоры, а мне – Серафима. Правда, по пересеченной местности и на чужой территории…

– А чья территория? – Доронин приостановился, чтобы перевести дух и услышать, как Соев сумеет уйти от прямого ответа.

– Немецкая, чья же?… Считай, фатерлянд… – дурил Сомов. – А что, не так? Сколько идем – ни одного сельсовета не видел…

– Соскучился? Подожди, увидишь, и сельсовет, и товарищей комиссаров. Если все правильно в тех картах с самолета, то к ночи мы должны выйти к точке встречи… – Доронин подсветил фонариком допотопный советский компас из амуниции пленного десанта и выругался. – …Твою мать…летят к черту на рога, за линию фронта и с такой оснасткой… Найдите тот же немецкий компас с нормальными флюоресцентными стрелками… Нельзя? Вражеский? Покажет не туда? Как и советский: север-юг – восток и запад… Нет, вот вам старье со склада Первой мировой…

– Да выбрось, командир. Дорогу у прохожих будем спрашивать, – съязвил Соев.

– Тогда ты пойдешь первым, – ответил Доронин, и оба через секунду расхохотались.

Гришу Соева зондерфюрер Стефан нашел, как и Доронина, в Витебском шталаге 313, куда свозили пленных рядового и сержантского состава из зоны действий 3-й танковой армии. В Езерищи на хозяйство нужен был прыткий человек на побегушках, способный связать пару слов, помнивший таблицу умножения и не раздражавший Стефана своим видом, как претензией на существование.

Когда лагерный унтер привел Соева зондерфюреру на смотрины, Стефан закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Откуда родом? – не пошевелив бровями, спросил он низкорослого крепыша с белобрысым «ёжиком» на голове.

Прокантовавшийся полгода по лагерным закоулкам, чудом избежавший «экскурсии в Освенцим», Соев понял, что сейчас решается главное – количество времени, отведенного ему на жизнь. Сколько это будет – год, месяц, день, а, может, час, зависело от того, что он ответит этому «зондеру».

– Из города Одессы, герр зондерфюрер, – грамотно проартикулировал Соев.

– Еврей? – безразлично поинтересовался Стефан.

– Никак нет, местный, герр зондерфюрер, – не задумываясь, выпалил Соев.

Сказать, что это словарная конструкция была построена сознательно, погрешить против истины. Соев сам не ожидал, что произнесет этот перл.

Ответ был рассчитан на гурмана. И попал в точку. Стефан был настоящим зондерфюрером.

Стефан живо приоткрыл глаза.

– Образование?

– Два курса строительного института, герр зондерфюрер.

– Факультет?

– Сантехнический, герр зондерфюрер.

– В Езерищах будете работать по специальности – мыть сортиры, – усмехнулся Стефан и дал команду оформлять Соеву документы.

Сортиры мельдекопфа обошлись без услуг Соева, а несколько установочных бесед выявили склонность новоприобретения Стефана к совсем иным занятиям. Соев обладал острым вниманием, быстро научился читать карту и даже неплохо стрелял. И когда Димсрис решил отправить Доронина на серьезное задание, Стефан предложил дать ему в напарники белобрысого одессита. Димсрис не возражал.

…Стемнело быстро и неожиданно, как это бывает поздней осенью. Вот только-только сквозь плотную пелену дождя еще проглядывали догоравшие остатки маломощной небесной иллюминации, как вдруг какой-то невидимый монтер повернул рубильник и попрощался до утра.