Нас было шесть человек в палате: я, Павел, старшина Ринат со спицей в ключице, некий тип по фамилии Скрылев с зараженной пяткой, Быков с пачкой свечей от геморроя и бедняга Юм с больными почками. Благодаря этим людям я многое узнал о современной медицине и о том, что человеку вообще свойственно болеть. Раньше это всегда почему-то проходило мимо меня. Теперь я знал, что в случае геморроя мне поможет анестезол, в случае с больными почками - цистон, в случае гипотомии - пантокрин, а если заболит кишечник - цитрат бетаина. Еще я узнал, что такое анемия и бронхиальная астма, грибковые поражения и эпилептические припадки. И все это было у восемнадцатилетних парней, моих ровесников, у которых вся жизнь была впереди, и неизвестно, как они собирались ее проживать. Мало того, почти все они гордились своими болезнями, как орденами, и даже вели негласные соревнования: кому хуже.

   Хуже, конечно, было Юму. Юм был у нас старослужащий, и служба его, видимо, не щадила. Он был большой - больше меня и больше старшины, - но вот взгляд, голодный взгляд затравленной лисички выдавал в нем человека сломленного. Он почти не поднимался с постели, и еду ему приносили на синем, скользком от жира подносе. И каждый раз, когда он не соблюдал норму потребляемого, почки устраивали ему небольшой блицкриг. Странно было лежать на спине после отбоя, смотреть в темный потолок и слышать его короткие нервные стоны, прорывающиеся с частотой в тридцать-сорок секунд. Никто не спал, пока капельница, висящая над ним, словно образ, не опустошалась и дежурная сестра не уносила ее - после Юм на несколько часов замолкал, а когда почки снова начинали болеть, мы уже дрыхли без задних ног. Его недолюбливали, но в то же время боялись, что когда-нибудь можно оказаться на его месте.

   Я лежал на боку, прижав ноющую руку к груди, и смотрел на спящего Юма. Ему снова поставили капельницу. Лицо его было недвижное и немного мертвое, и я думал, что бы я сделал, если бы он вдруг перестал дышать.

   - Юм, - позвал я громко. - Ты жив?

   - Смешно, - отозвался он одними губами. Глаз он не открывал. - Где все?

   - На перевязке.

   - А ты?

   - А я - здесь.

   - Слышал, как ты орал, - сказал он. - Действительно так больно?

   - Не, претворяюсь.

   Юм улыбнулся:

   - Так и думал.

   Юмор у него был скверный, зато чувство юмора зашкаливало. Однажды спросили у Павла в шутку: "Кто летает под водой на глубине в тысячу метров?" - так вот Юм оказался единственным, кто хохотал искренне.

   - Только ты орешь на перевязке, - сообщил он. - Зойка жаловалась, что у нее сердце кровью обливается.

   Я фальшиво хохотнул.

   - А она не жаловалась, что именно в ее дежурство у тебя почки стреляют?

   - Главное, чтоб вы не жаловались.

   - О нас не думай.

   - А о ком думать? О себе?

   - Можно и о себе, раз ты такой извращенец.

   Юм закашлялся, и я не сразу понял, что это он смеется.

   - Я те припомню, - пообещал он.

   - Запиши, а то забудешь, - посоветовал я, осторожно переворачиваясь на спину. Было очень хорошо смотреть в потолок и болтать ни о чем. Это отвлекало. - А знаешь, чья жена наша Зойка? - спросил я.

   - Это не запрещает ей сочувствовать, - отозвался Юм.

   - Себе бы посочувствовал.

   - Мне хватает чужого сочувствия. Так уж я устроен и так уж вы устроены: то, что дается даром, - надоедает; то, что дается даром и отталкивается, - преподносится снова.

   Я немного обалдел.

   - Да ты, смотрю, с мозгами. Или в кроссворде вычитал?

   - Самое бесполезное занятие - ваш кроссворд, - сказал Юм. - Самое бесполезное из всех полезных. Что до мозгов, то это такая же мышца, как и бицепс.

   - Однако, - проговорил я. Это было что-то новое. - А что думаешь насчет небольшой интрижки с сестрой Зоей?

   Юм открыл глаза и зашевелился.

   - Чего?

   - Эт я шучу, - сказал я весело. - Скажи лучше, что думаешь по поводу напрягов в нашем регионе.

   - А в нашем регионе есть напряги? - удивился Юм. - По-моему, руку ты себе сам погрыз.

   - Это - да, но все же.

   - Все же... - Он помедлил. - Трепотня. Солдатское радио.

   - А то, что неделю назад пытались утащить двух солдатиков? - напомнил я.

   - Сказка, - бросил Юм уверенно. - Слово о полку Игореве. Зачем - вопрос другой.

   - Подожди, - сказал я нетерпеливо. Мне стало интересно. Я перевернулся обратно на бок. - Вот стоят два солдатика на кэ-пэ-пэ. Вот подошли к ним десять местных - заболтали, схватили и потащили. Один вырвался, поднял тревогу. Другой вырваться не смог, и его до смерти искололи собственным ножом. Где тут сказка?

   - Сначала нужно понять, кому она нужна и для чего? - проговорил Юм медленно.

   - Ну?

   - Что - ну? Каким ослом ты будешь, если признаешься командованию, что солдатики твои, к примеру, подрались между собой из-за сигаретки?

   - Что-то непонятно, - пробормотал я. - Как подрались? А местные?