Быков лег, но не затих. Он продолжил распространяться о том, насколько опасно нам здесь находиться, без охраны, без оружия, в здании с хлипкими деревянными дверями, с окнами без решеток, до которых только ребенок не дотянется. Мы почти не слушали, но и не перебивали, так как иногда он говорил очень разумные вещи. Например, он сказал, что может получиться прекрасный акт устрашения: минимум сопротивления, максимум заложников, вдобавок все как один - жалкие, увечные, не способные на побег. Новый Беслан... Он говорил это таким отчаявшимся тоном, что мы невольно представляли, будто все уже произошло на самом деле, и мы не у себя в палате, а на полу в каком-нибудь актовом зале под прицелом автоматов, и раз в час одного из нас поднимают и куда-то уводят. Насильно.

   Когда я уже был готов наорать на этого нытика, в палату вошел зам Л. Вакенада. Он включил свет, и мы увидели его белое обеспокоенное лицо. Таким я его еще не видел. Точнее, видел, но не совсем таким. Как-то раз к нам в госпиталь нагрянула проверка из областного центра, и единственного из всех офицеров, которого застали пьяным, был как раз зам Л. Вакенада. Так вот, тогда он выглядел почти так же.

   - Старшина, - позвал он хрипло. - Кто у тебя более-менее здоров?

   Старшина, щурясь от света, немедленно показал на меня, затем на Быкова, затем, подумав, на Скрылева. Зам Л. Вакенада кисло поморщился.

   - И всё? А в других палатах?

   - Руднев в двенадцатой и Чернышев в одиннадцатой, - ответил старшина.

   - Отлично, - сказал зам Л. Вакенада. Он неприязненно посмотрел на Быкова. - Вставай, захвати Руднева с Чернышевым - и бегом к машине. Только не трепись!

   Быков встал, надел штаны, рубашку, тапочки и, утирая нос платком, выскочил вон. Напоследок он задел зама Л. Вакенада рахитичным плечиком. Зам Л. Вакенада тем временем медленно переводил хмурый взгляд с меня на Скрылева и обратно. Мы спешно натягивали штаны.

   - А что нужно делать, товарищ лейтенант? - подал голос Скрылев.

   Зам Л. Вакенада молчал. Он думал, стоит ли вообще брать нас с собой. Похоже, он вот-вот должен был передумать.

   - Ты как, сможешь нести? - спросил он меня.

   - Да, - сказал я почти уверенно.

   Еще некоторое время зам Л. Вакенада молчал.

   - Хорошо, - сказал он наконец. Чем-то мой ответ его удовлетворил. - Тогда следи, пожалуйста, за ним. - Он показал на Скрылева.

   Потом мы вышли. В пустом коридоре гулял сквозняк, и ноги мои тотчас напомнили о том, что я забыл надеть носки. Скрылев изо всех сил пытался идти прямо и не хромать - получалось довольно комично. Мы молча дошли до приемной и столкнулись с каким-то небритым пожилым гражданским в кожаной куртке.

   - Наконец-то! - воскликнул он, увидев нас.

   Зам Л. Вакенада нетерпеливо отмахнулся, и тут я заметил, что руки у небритого гражданского в крови. Скрылев, заметив то же самое, приглушенно ойкнул. Зам Л. Вакенада презрительно скривился, буркнул: "Пошли" - и вчетвером мы вышли на крыльцо.

   Сырой ночной ветер коснулся лица. В свете лампочки, висящей на козырьке подъезда, я увидел большой неуклюжий фургон, заполнивший наш дворик полностью. Фургон работал на холостых оборотах и еле заметно подрагивал, как пережившая свое время стиралка. Задние дверцы фургона были распахнуты, у подножки, ссутулившись, стояла сестра Зоя. Она, кажется, плакала. Я не видел ее лица, она стояла спиной, но и этого было достаточно - в груди у меня что-то неприятно заныло то ли от жалости, то ли от страха. Я вдруг совершенно отчетливо понял, что не хочу приближаться к фургону. Однако нужно нам было именно туда.

   Мы торопливо спустились с крыльца и приблизились вплотную к фургону. Зам Л. Вакенада отстранил сестру Зою, и я увидел, что в салоне на дощатом полу плечом к плечу лежат два тела. Я не сразу понял, что это товарищ полковник Македонский и спаситель мой, майор Л. Вакенад. Люди вообще очень сильно меняются, когда умирают. Впрочем, эти были еще живы. Македонский, например, сверлил нас мутным обозленным взглядом и вид имел такой, будто изо всех сил тужился задержать дыхание. Если бы не его мокрый от крови китель, не плач сестры Зои, не это чертово усиление посреди ночи, ей богу, я бы засмеялся.

   - Ну, что встали? - осведомился зам Л. Вакенада, выводя всех из ступора. - Зоя, почему не в операционной? Сейчас же наверх.

   Сестра Зоя не пошевелилась. Она смотрела на своего мужа, глаза у которого были закрыты. Вообще Л. Вакенад выглядел неважно. Насколько я мог судить, по нему прошлись длинной очередью и только каким-то чудом он мог еще дышать.

   - Зоя! - крикнул зам Л. Вакенада и потряс ее за плечо. - Бегом наверх! Слышишь?

   Сестра Зоя раскрыла рот, хотела что-то сказать, но не смогла.

   - Послушай, - сказал зам Л. Вакенада. - Все будет хорошо. Слышишь? Иди наверх и помоги Ирме.

   - Д-да, - пролепетала сестра Зоя и закивала. - Да, да. Сейчас.

   Она, наконец, сделала первый неуверенный шаг назад, споткнулась, пискнула, потом повернулась и побежала. Проводив ее взглядом, зам Л. Вакенада посмотрел на меня и раздраженно спросил:

   - Где эти олухи?

   Я покачал головой. Я понятия не имел, где эти олухи.

   - Олухи, - сказал вдруг Македонский отчетливым басом. Мы ошеломлено замерли. - Олухи! - заорал он во все горло. - Свиньи! Скоты! Посреди улицы! Перестреляю!

   - Давай носилки, - сказал зам Л. Вакенада.

   Я сначала не понял, где мне их брать, но потом увидел - носилки лежали у ступенек, именно о них споткнулась сестра Зоя. Я кинулся за носилками.

   - Рвань! - кричал Македонский, брызжа красной слюной. - Дикари вшивые! Щ-щенки!

   - Заткнись! - прикрикнул зам Л. Вакенада.