– Согласен! Дорога каждая минута! Но особо то спешить некогда. Но открою тайну, – сказал, изображая улыбку, Роман Палыч. – Он твою старушку немного оглоушил, отвёз в её же машине за город и, заметь, прямо ей, живой, отпилил голову обычной ножовкой. Вряд ли он труп-то закопал. Поленился. У него две ходки. Погоняло его – Тихий. Одним словом, он на Верхнем складе Матвеевского леспромхоза трудится подсобником… На большее ума нет. Зато он теперь ударник капиталистического труда. Фёдор Тишин. Отчества не запомнил. Всё! Доволен?
– Так и, вже, и доволен,– у Шнорре налились яростью глаза, и он со всего маху ударил майора-преступника по голове стоящей на столе массивной керамической вазой.– Подыхай, собака!
Рука Василия дернулась к кобуре, под пиджаком. Но он не успел воспользоваться оружием. Получил хороший удар по черепу рукояткой пистолета Стечкина. Это вовремя сделал Зуранов, ибо уже Алексей и Денис не ждали особого приглашения… к застольной беседе. Пришло время действовать. Оба бандита были на какое-то мгновение отключены. Зуранов разоружил преступников, вытащил из карманов их одежды всё содержимое. Там оказались кошельки, ключи, мобильные телефоны и какие-то красные «корочки», скорей всего, служебные удостоверения.
– Ты, Михаил Арнольдович, молодец,– сказал Зуранов, заводя поочередно бандитам «лапы» за спину и надевая на запястья рук непрошенных гостей «браслеты». – Не надо было рисковать. Мы сами бы всё сделали. Тем более, твои гости дорогие, ребята расслабились, попрятали пушки…
– Дело не в риске… Я просто представил, что как какая-то сволочь у моей Зины…отпиливает голову, и рука сама… – По щекам Шнорре покатились слёзы. – А что с бумагами будем делать? Спрячу в сейф, а потом с ними – в прокуратуру пойдём?
– Дядя Миша,– с грустью сказал Гранкин,– какая, к чертям собачьим, прокуратура! Разве ты не понял, что в нашем славном городке правоохранительные органы прочно повязаны с бандитами и дельцами. На столько прочно, что если мы даже сдадим этих ментов куда надо, то они получат только благодарность. А все мы поимеем… срок, причём, хороший. У нас есть в адвокатуре, как я сообразил, и капитально подкормленные защитники… закона. Да и Москва уберёт троих, от силы, четвёрых. А всё дерьмо останется! Столице такие провинциальные скандалы не нужны. Там обдираловка народных масс идёт на высочайшем уровне.
– Так я не понял! – Изумился Шнорре.– Так, что, тут полицейские со мной общались, почти что, на воровском жаргоне?
– Ещё какие! – Сообщил Зуранов.– Вот этот толстомордый – капитан Самохвалов из городского отдела УВД по борьбе с организованной преступностью и даже отловил несколько мелких сявок и одного, похоже, сексуального маньяка. Скорей всего, изобличил психа, который взял на себя чужую вину… просто так. Сумасшедших всё больше и больше, и они нужны мафии, играющей в «паровозики». Работа есть, даже у таких гадов, как Самохвалов.
– А второй – мой и Лёхин однокашник, опер, почти с правами следователя, лейтенант Прошин. То же, в каком-то из полицейских отделов шалается. Как был дерьмом, так им и остался.
Бандиты пришли в себя зашевелились. Капитан Самохвалов гневно и нагло заявил:
– Ну-ка, быстро, Зуранов, освободил нас! Ты же мужик умный, не то, что пенёк Гранкин. Ты же должен понять, что мы, таким образом, прощупывали мафиозника Шнорре…
– Хоть ты и, на самом деле, буржуй, Михаил Арнольдович, каких свет не видел,– с холодным юмором сказал Алексей,– но за такие оскорбительные слова рекомендую тебе лично наказать нарисовавшихся здесь орлов.
– Верно,– согласился Шнорре,– я буржуй и, может быть, на такую тему уже каюсь. Но бить я сейчас своих дорогих гостей стану до той минуты, пока не сломаю об них кулаки.
– Зачем ломать кулаки, дядя Миша?– Посоветовал Гранкин.– Сходи на кухню и принеси оттуда сковородку. Очень удобный инструмент. Не жалей… купишь новую.
Пока Шнорре ходил за сковородкой, Алексей и Денис терпеливо выслушивали от бандитов, при ксивах, маты, угрозы, потом – просьбы и мольбы…
– Дениска, – причитал лейтенант Прошин,– будь человеком – отпусти меня. Такую затею гад толстозадый, Самохвалов, придумал. И меня вот они, суки, и втянули! Дэн, мы же с тобой вместе самогонку пили. А ты, Зуранов, тоже уже забыл всё доброе…
– С покойниками не общаюсь, – коротко среагировал на плачи Васи Зуранов. – С них толку, как с козла молока.
– А ты лучше нас спроси, что и как. Мы тебе расскажем, – предложил капитан Самохвалов, корчась в неудобной лежачей позе. – Если виноваты, ответим – по закону, а нет… тогда вам придётся отвечать.
– Ничего я не желаю от вас слышать! – Твёрдо сказал Зуранов. – Законы все написаны под таких вот, как вы… Решение одно – истреблять будем всех вас… гадов под корень. А именно вы – первые ласточки. Успокойся, бурдюк с дерьмом, дойдёт очередь и до Листрилова, и до… Слушай теперь ты меня, Михаил Арнольдович. Присутствующим здесь сволочам, за то, что они испоганили имя российского полицейского полагается штраф. Для начала, они должны сожрать свои служебные удостоверения. Приступай!
– Ты за всё ответишь, Зуранов! – Заверил Самохвалов. – Тебя, как собаку, без следа и следствия…
За пререкания капитан полиции получил удар сковородкой по плечу и взвыл от боли.
– По черепу получится гораздо больнее,– предупредил Шнорре, пихая Самохвалову «красную корку» (удостоверение) в рот. – Откушайте, господин бывший капитан полиции. Ваша ксива – кошерная пища. Ведь новая, уже не милицейская… Может и быть, почти что салат с капустой. А с краю тарелки, прикинь себе, – куринная лапка.
Самохвалов выплюнул, злобно матерясь, своё коповское удостоверение, но на сей раз сковорода рассекла ему бровь. Лейтенант Прошин жалобно заскулил. В буквальном смысле, со слезами на глазах, Самохвалов с большим старанием старался грызть зубами свою твёрдую ксиву. Делал он это, торопливо, судорожно, опасаясь быть убитым сковородой. От страха и стараний, он обмочился. Но удостоверение личности сожрал и попросил воды.
– Может быть, господин хороший, вы ещё попросите и голубцов со сметанной? – Сказал нервно Шнорре, входя в роль садиста. – Вы и без того неаккуратно обмочили мою персидскую дорожку. А представьте, как бы вы ощущали себя, если бы она стала вашей частной собственностью.
В отличие от своего начальника, Прошин съел своё удостоверение личности быстро и без споров. Ему не хотелось быть побитым большой сковородой, от «Тефали», которая, по утверждению автора известного рекламного ролика, «заботиться о нас». Василий в тайне надеялся, что их сейчас немного повоспитывают, а потом отпустят с миром и назидательно скажут: «Идите! Но больше никого не убивайте! Это не хорошо. Ишь, какие шкодники!». Всё будет хорошо и… славно… Бандиты свято верили, что, скорей всего, он и старший по званию, Самохвалов, будут выступать в суде, в качестве пострадавших, против злых и жестоких наглецов, напавших на них, на представителей органов правоохранительного порядка, блюстителей законов… от самых «верхних смотрящих». Лично он, Прошин, сделает всё, чтобы Зуранову, Шнорре и Гранкину вкатили по червонцу строгача. Скорей всего, на зоне их и похоронят… «добрые» люди.
Преступники не получили возможности долго мечтать о том, что всё, в конечном счёте, свершится в их пользу, рассчитывая выйти сухими из воды. Зуранов не дал им такой возможности.
Он заставил их подняться на ноги (немного помог так поступить ударами кулака). Снял с негодяев наручники, чем на мгновение порадовал бывших копов. Капитан Роман Палыч очень даже резво попытался оказать сопротивление частному сыщику, но, на сей раз, получив добрый удар ребром ладони по шее, успокоился. Зуранов одним «браслетом» соединил правые руки преступников. В таком положении им бежать, да и передвигаться было бы не очень сподручно. Вторые наручники Алексей отдал Гранкину вместе с ключом от них. Так же вручил ему пистолет «Стечкина» и сказал:
– Держи, Денис! Тебе пригодится. Одного трофейного «Макарова» мы оставим здесь, в сейфе, у Михаила Арнольдовича; а второй я захвачу с собой, в дальнюю дорогу…
