Весна пришла, снегами тая,

В апреле с трескотнёю льда,

Сходящего в преддверие мая,

И в поле обнажилась борозда.

Бегут весенние потоки

Под настом в быстрые ручьи,

Стекая паутиной в реки,

Вот-вот объявятся грачи.

Капризный день дождём холодным

Вновь моет скользкое шоссе,

А в вечер градом скорострельным

Бьёт лужу стылую в броне.

С утра вскружила вдруг позёмка

Обочину лесных дорог,

И полыньи на речке кромка

Упругой сделалась, как рог.

Диск красный в зареве восхода

Разлил по местности пожар.

Морозец– чахлый воевода

В нём канул в бытность, как Икар.

Река набухла напряжением,

Сулящим скоротечный ход,

И ночью треск разлился пением,

Открыв весенний ледоход…

Летят с деревьев снеговые шапки

В весеннем мартовском лесу.

И в белом облаке снежинки

В лучах кружатся на ветру.

Блестит укрытая поляна

Снегами позднего крутого февраля.

В тени же старого в ожогах великана

Нет искр от зимнего остатка хрусталя.

В косых лучах вечернего заката

Причудливый столетний лес

Картину создал плагиата,

Давно рождённую художником с небес.

Зима прошла, и круг вновь новый

В природе начинается весной,

А путь прошедший уже талый

Закроет занавес природный годовой.

Снега обсели твёрдым настом

В тяжёлом позднем феврале.

Лежат они теперь балластом

В днях длинных, рвущихся к весне.

Чернеет лысина кургана

Среди лежащей седины

В преддверии развязки стана

На въезде справа у Москвы.

Журчат незримые потоки

Под коркой тоненького льда,

Стекая в городские стоки,

На дно бетонного кольца.

Зима прошла и нет красы той более,

В которой иней на ветвях,

Шипами на берёзке в поле

Строчил узоры в вензелях.

Во время переходного момента

От увядающей зимы

До дней цветастого сегмента —

Расхлябанность средь кутерьмы.

То снег с дождём срывает ветром,

То восстановится зима,

Но далее тёплый фронт экспромтом

Внедряет с опозданием весна…

Преклонённою кроной деревья

Снегопад провожают скрипя,

А на ярусе нижнем растения

Поглотила снегов простыня.

Разнородные звери по норам

От стихии укрылись в тайге,

И попрятались птицы по дуплам,

Отыскать корм пытаясь в лузге.

На закате в краснеющей гамме

Под периною снежной поля

Преломляют лучи в диафрагме,

Добавляя в сюжет вензеля.

А на горках в деревне веселье:

Ребятня на ледянках, санях,

Целый день в неизменном движенье,

Вниз и вверх, и уже при огнях…

У кормушки лесной щебетанье

На морозце у строгой Зимы,

Птиц, принявших судьбою страданье

Тяжкой жизни седой полосы.

Птичий гомон глядится базаром

На опушке среди тишины,

Занесённой глубоким сугробом

Бесконечно простой белизны.

Вот стрекочет пугливая сойка,

Сторонясь от возможной беды.

Ярко синего цвета ковбойка

Так контрастна средь белой среды.

Чёрный дятел у края опушки

Ствол долбил на пожухлой сосне,

А затем у дощатой кормушки

Птичье счастье обрёл в сухаре.

Прилетели лесные синички,

Облепив ярким цветом кусты.

Сине-жёлтые птички-сестрички

Не поют у голодной черты.

Так весь день суетится ватага,

Начиная с морозной зари,

И в закат цвета красного флага

Подоспели гурьбой снегири…

В студёном месте звуки слышно

На старорусскую версту.

В лесном краю– уж так вот вышло —

Есть где резвиться колуну.

Январь, мороз хрустящий по округе

Деревья колет, как дрова.

Под полнолуние на небосводе

Сгорела в штопоре звезда.

Мерцают возгласы Вселенной

Холодным цветом синевы,

И словно рок от дивы томной —

Прощальный цвет льёт от луны.

Таёжный лес сковала стужа,

Деревья сжались до весны.

Бронёй до дна промёрзла лужа

В объятиях матушки-зимы.

Мороз крепчает на рассвете

В преддверии утренней зари,

И вновь в застывшем белом лесе

Деревья колют топоры.

Причал морской на Сахалине

Встречает местной суетой.

Суда, стоящие на рейде,

Качает благостной волной.

Залив Терпения за спиною,

Узкоколейки толчея

Влачит и в лес, и по прибою.

Дрезина в травах, как жнея.

Вползая вглубь по ветхим шпалам

С японской сталью вековой,

Среди крестовника и по завалам

Стучат колёса вразнобой.

Гигантизм лесных растений

Творит таинственный пейзаж,

А вид совместных их сплетений

Дополнил чудный антураж.

О чудный остров флоры редкой,

В медвежьей дудке в полный рост.

Белокопытник своей веткой

Скрывает низменный прирост.

Тут богатейшая Природа

Под зуд всегдашний комарья

Пьянит посредством кислорода

До состояния забытья.

Здесь эдельвейс растёт двухцветный,

И ягод полная тайга.

Ковёр стелящейся целебный

Скрывает поступь сапога.

Один раз в жизни лилия Глена

Дарует нежные цветы.

Округа вся в объятиях плена

Воздушной редкостной волны.

На Сахалине сопки и распадки

Дремучей заняты тайгой.

Среда тут белой куропатки

И рыбы с красною икрой.

В глухой тайге тупик железки

У речки быстренькой Кривой,

Бегущей вниз с Лосиной горки

Среди лесов на брег морской.

Вода кипит от стай горбуши,

Идущей плотным косяком.

Все берега ближайшей суши

Покрыты рыбьим мертвяком.

Таёжный край вокруг суровый

Жилья тут нет и ни души.

Посёлок в прошлом промысловый

Забыт, остались лишь кресты…

В лесу таёжном промысловом

Зима вошла в свои права.

Деревья, мхи—всё под затвором,

Хозяйки, сыплющей снега.

Пригнулся лапник шапкой белой

К чуть поседевшему стволу —

Мороз строчил иголкой стылой

На ели тёмную кору.

Сугробы в пояс человека