Оператор за пультом, женщина с тронутыми сединой волосами, похлопала по виниловому сиденью:

– Присаживайтесь, дорогуша. Сейчас посмотрим фотографии.

Милли опустила пакет с плащом на пол и села на краешек сиденья. В фургоне было тепло, хотя Милли взмокла от пробежки между машинами. Она развязала шарф и накинула его на плечи, словно шаль.

– Это Бэкка Мартингейл, наш партнер из Бюро расследований, – представил Андерс оператора.

– Из ФБР?

– Да, – отозвалась Бэкка. – Занимаюсь контрразведкой.

Вежливый ответ в голову не пришел, и Милли ограничилась усталым кивком. Она посмотрела на Андерса и закусила губу:

– Она полностью в курсе дела?

– Она знает, что Дэви оказывал нам услуги и что его похитили, – осторожно ответил Андерс. – Какого рода услуги он нам оказывал, она не знает.

Бэкка с интересом прислушивалась к их беседе. Продолжения не последовало – она подалась вперед и отодвинула мышку на край узкого стола под мониторами.

– Вот. У нас есть запись вашего выхода из галереи. – Бэкка кликнула иконку, и на крайнем мониторе справа началось воспроизведение в отдельном окне.

Милли увидела себя на ступенях галереи. Вот она бежит по тротуару, держа пакет над головой. Вот шлепает по лужам, которых не помнит. Следующей из-за двери галереи показалась обильно накрашенная брюнетка в ботфортах, которая стояла за ней в зале Гойи. Брюнетка побежала вниз по ступенькам, потом вдруг остановилась и вытащила сотовый. Камера показала ее крупным планом. Брюнетка поговорила по телефону, потом, не отрывая его от уха, скользнула обратно под навес. В кадр попал мужчина: он пришел с улицы, но на крыльце остановился, прижимая к шее ворот твидового пиджака.

– Этот мужчина открыл мне дверь такси.

– Да, верно, – кивнула Бэкка. – А женщина?

– Она была со мной в зале Гойи, но больше я ее не видела. Хотя случилось это уже после того, как меня нашел Монах, поэтому думаю, что он передал меня ей.

– Монах? – переспросил Андерс.

– Блондин в синей ветровке с большой лысиной. – Милли пальцем показала у себя на макушке размер и месторасположение лысины. – Как тонзура у монаха. Однажды я оторвалась от него, потом незаметно вернулась и подслушала разговор по телефону. – Милли зажмурилась. – Монах сказал: «Мы ведем ее от отеля. Она завезла негритянку на Коламбия-роуд, а сама приехала в Национальную галерею. Гиацинта прошла за ней в Восточный корпус. Ее группа сторожит выходы первого этажа, а я – подземный переход в другой корпус». – Милли открыла глаза. – Тут Монах заметил меня и прервал разговор.

Бэкка удивленно посмотрела на Андерса:

– Ты не предупреждал, что она в игре.

– Она и не в игре! – зло парировал Андерс. – Зачем вы так поступили? Зачем подкрались к нему?

Милли покраснела:

– Я хотела убедиться, что меня преследуют.

Судя по выражению лица, Андерс рассчитывал на продолжение.

Милли закусила губу:

– Ну, ситуация была стрессогенная. Я хотела… должна была исключить параноидальные идеи.

Бэкка раскрыла рот – получилось беззвучное «Ах!».

– Вы ведь профессиональный психолог, да? А та негритянка?

– Ну, по-своему она тоже профессиональный психолог. – Милли украдкой улыбнулась. – Она бездомная с психическим расстройством. Знакома с Дэви. В последние месяцы он несколько раз выручал ее. Сейчас эта женщина расспрашивает других бездомных: вдруг в ночь похищения кто-то что-то видел? – Милли показала на экран. – А ваш человек что-нибудь услышал?

– Нет, когда он подошел, брюнетка оборвала разговор, – ответил Андерс. – Но Бэкка ее узнала.

– Вы шутите!

– В контрразведке я работаю всю жизнь. – Бэкка снова закликала мышкой и увеличила другое окно с видео. В нем проигрывалась та же сцена: брюнетка еще ждала на крыльце, – только озаглавили окно иначе: «Прямой эфир А». – Она была фрилансером, то есть сомнительным кадром. Работала я с ней лишь раз, пятнадцать лет назад. Зовут ее Гиацинта Поуп. Такое имя не забудешь. В ту пору она как раз начинала контрактную службу в ЦРУ, но после падения железного занавеса переключилась на частный сектор.

– В каком смысле?

– На корпоративную безопасность и промышленный шпионаж.

– И на похищения?

Бэкка пожала плечами:

– Или на что-то похуже. Но ее никогда ни в чем не обвиняли и даже не уличали. Только ведь эти виды деятельности можно делегировать.

– Вы, ребята, нормальным языком выражаться умеете?

– Это значит, что группа Гиацинты участвовала в задании, но непосредственно похищением занимались другие.

На мониторе Гиацинта Поуп снова вышла из-под крыши галереи. Камера «проводила» ее на улицу, где она села в «додж-караван» последней модели. Камера крупно показала водителя.

– Это Монах, – объявила Милли.

Андерс подался вперед:

– Ага, Паджетт! Ну, это уже кое-что.

– То есть?

– Паджетт работал на «Икзекьютив ауткамс»[22], а сейчас под БИП.

– «Бохстеттлер и партнеры»! – Бэкка аж присвистнула, потом объяснила Милли: – Это «консалтинговая» фирма.

– Чем они занимаются?

– Формально они специалисты по международной торговле. Помогают осваивать и удерживать зарубежные рынки.

– И они помогают?

– Да, помогают, – мрачно ответил Андерс.

Очевидно, недоумение отразилось в глазах у Милли, потому что Бэкка добавила:

– Они просто в средствах неразборчивы. Совсем как «Икзекьютив ауткамс», пока их не ликвидировало южноафриканское правительство. Мы подозреваем, что ради «благоприятного делового климата» БИП даже политический строй в странах меняет. На такое мало кто способен. Еще есть пара подозрительных смертей. Впрочем, обычно они пользуются шантажом и взятками.

– На кого они работают?

– В этом разобраться сложнее. – Бэкка пожала плечами. – У их разнообразных операций, как правило, много покровителей. Когда, невзирая на ущерб, реализуется крупный бизнес-проект, это многим на руку. Их нанимает основная компания? Один из младших партнеров? Местные поставщики товаров? Международные поставщики? Кто-то из местных политиков? Официальный их заказчик – Вашингтонский центр исследования международной торговли, комитет политических действий, спонсируемый несколькими международными компаниями. Основная задача центра – оптимизация международной коммерции, и формально БИП выполняет для них вполне законную работу – обычный пиар, продвижение международной торговли со всеми ее плюсами на уровне правительств целевых стран.

– Про центр я слышала. – Милли медленно кивнула. – «Оптимизировать» – значит отменить как можно больше законов и правовых норм, верно?

– Верно, – отозвался Андерс.

– Почему они не за решеткой? Я о БИП.

Андерс занервничал, Бэкка невесело рассмеялась.

– Главным образом из-за отсутствия доказательств, – ответил Андерс. – Косвенные есть, неопровержимых нет.

– Просто нет резона искать весомые доказательства, – возразила Бэкка. – Дело в экономике, неужели не ясно? От крупных международных сделок наша экономика только выигрывает. Последние несколько администраций ставили их во главу угла. Попытки добыть доказательства активно не поощрялись, особенно после событий одиннадцатого сентября.

Андерс снова занервничал, но спорить не стал.

– А теперь они, возможно, похитили моего мужа, – хмуро заметила Милли. – Или… назову это иначе. Они украли агента разведки США. Это повод для волнения? Похоже, от законных действий против иностранных правительств они перешли к незаконным против своего.

Андерс покачал вытянутой ладонью:

– У нас нет уверенности в том, что похищение – дело рук БИП. Как сказала Бэкка, отдельные виды деятельности легко делегируются. Впрочем, определенная связь налицо.

– Так вы собираетесь заниматься расследованием?

Бэкка и Андерс кивнули.

– О да, – добавила женщина.

Дождь перестал. Белое такси высадило Милли у «Мартиного стола», известной столовой для бедных в северо-западной части Вашингтона, на Четырнадцатой улице. Она прошла мимо желтого фасада дома, мимо длинной очереди желающих поесть и обнаружила Соджи в условленном месте – в конце квартала, у двери магазина с заколоченными витринами.