…Страшно обрадован возвращением к партийной жизни Бухарина, Алексея Ивановича <Рыкова>, Томского. Очень рад. Такой праздник на душе. Тяжело переживал я этот раскол.
Крепко жму Вашу лапу. Здоровья, бодрости духа! А. Пешков
Итак, при всех мучительных сомнениях и колебаниях Горький, этот «великий гуманист», всегда оставался человеком, верящим в правоту большевистской Революции и оправдывавшим творимые ее вождями преступления, полагая их необходимыми деяниями «во имя человека и на благо человека».
Речь идет не столько о двойственности и противоречивости, сколько о трагедии человека, который в один из самых драматических моментов европейской и всемирной истории, искал альтернативу и верил в нее, и не хотел отказываться от своей великой мечты. Его искания, колебания, надежды и разочарования характерны для многих интеллектуальных протагонистов европейской истории тех лет. Горький является центральной фигурой этой истории и ее неотъемлемой частью [ЧОНИ].
Из всего того, что Горький публиковал с конца 1920-х годов и до своей кончины, можно сделать заключение, что он заставил себя увидеть в «кипучем и яростном мире» советской реальности грандиозную работу по созданию системы качественной перековки человека, базирующуюся научном фундаменте учения Маркса-Ленина. Масштабы этой работы, направляемой Сталиным, вызывали его глубокое восхищение. Он явно был горд тем, что и вносит свою лепту в дело переустройства и духовного «оздоровления русской жизни». То, что «лес рубят – щепки летят», представлялось ему, как и его единомышленникам, само собой разумеющимся. Возможно, он окончательно убедил себя в том, что «так надо», что утверждение Достоевского:
«Даже счастье всего мира не стоит одной слезинки на щеке невинного ребёнка» – величайшая ложь и противное лицемерие, <и что хотя> наша замученная страна переживает время глубоко трагическое <…>, <в ней> снова наблюдается <подъем настроения>, но этот подъем требует организующих идей и сил больше и более мощных, чем[19],
– когда бы то ни было, и что за все это надо платить большую цену – всем, и ему тоже.
Сегодня фигура Горького интересна одновременно и как «типаж», и как культурологический феномен своего времени. Ибо все знаменитые писатели и художники начала ХХ в., считавшие помимо литературной деятельности своим призванием также общественное служение на благо великой задачи нравственного совершенствования человечества приветствовали русскую Революцию. Отметим в качестве примера лишь двух из них – друзей Горького, лауреатов Нобелевской премии по литературе Ромена Роллана и Бернарда Шоу.
Первый, несмотря на послереволюционный террор, упрямо поддерживал большевиков, публикуя в печати, оправдывающие их деяния статьи – «На смерть Ленина» (1924 г.), «Письмо в “Либертэр” о репрессиях в России» (1927 г.), «Ответ К. Бальмонту и И. Бунину» (1928 г.) и др., утверждая, что революция в России была величайшим достижением человечества. Несмотря на то, что Сталин демонстративно игнорировал обращения всемирно известного французского писателя, в которых тот призывал его, помиловать осужденных на смертную казнь бывших советских вождей, Роллан до конца жизни продолжил считать Ленина и Сталина светочами всего человечества.
Ромен Роллан являл собой в мировой литературе пример высокого идеализма, воспевающего патетику борьбы с косным общество, романтику бунта и индивидуальных поисков истинной правды жизни – темы, вполне созвучные по духу горьковским. В свою очередь Бернард Шоу – остроумнейший скептик и реалист, прославился как драматург, в своих пьесах разоблачающий возвышенные иллюзии, патетический романтизм и ложные идеалы. Но и он, мудрец, презирающий авторитеты и насквозь, казалось бы, видящий любого человека, ничтоже сумняшися, возвещал долу и миру, что:
В данный момент есть один только интересный в самом деле государственный деятель Европы. Имя его – Ленин. По мнению Ленина, социализм не вводится большинством народа путём голосования, а, наоборот, осуществляется энергичным меньшинством, имеющим убеждения. Нет никакого смысла ждать, пока большинство народа, очень мало понимающее в политике и не интересующееся ею, не проголосует вопроса, тем более что вся пресса дурачит его, надувая ему в уши всякие нелепости. Мы, социалисты, завоевав немного удобств и комфорта, готовы ждать, но люди, желающие в самом деле что-нибудь сделать, как Ленин, не ждут.
<…>
Сталин – очень приятный человек и действительно руководитель рабочего класса… Сталин – гигант, а все западные деятели – пигмеи [ВОРОНЦОВА].
А вот для примера славословие Горького в адрес Вождя того же времени:
непрерывно и все быстрее растет в мире значение Иосифа Сталина – человека, который, наиболее глубоко усвоив энергию и смелость учителя, вот уже десять лет достойно замещает его на самом тяжелом посту вождя партии. Он глубже всех других понял: действительно и нерушимо революционно-творческой может быть только истинная и чисто пролетарская, прямолинейная энергия, открытая и воспитанная Лениным [БеБаКа. С. 421].
В целом практически все политические проблемы, связанные произволом советского режима, Шоу воспринимал вполне в горьковском ключе:
В России нет парламента или другой ерунды в этом роде. Русские не так глупы, как мы; им было бы даже трудно представить, что могут быть дураки, подобные нам. Разумеется, и государственные люди советской России имеют не только огромное моральное превосходство над нашими, но и значительное умственное превосходство.
<…>
Здесь, в России, я убедился, что новая коммунистическая система способна вывести человечество из современного кризиса и спасти его от полной анархии и гибели.
<…>
Пенитенциарная система в России и суровая, и вместе с тем чрезвычайно гуманная. Можете очень дёшево убить человека: отделаетесь четырьмя годами тюрьмы. Но за политическое преступление вас казнят. Против этого так называемого террора возражают только наиболее глупые люди из несчастных остатков интеллигенции [ВОРОНЦОВА].
Бернард Шоу был в 1925 г. увенчан нобелевскими лаврами «За творчество, отмеченное идеализмом и гуманизмом, за искромётную сатиру, которая часто сочетается с исключительной поэтической красотой». Все эти качества он «оригинальным» образом продемонстрировал во время путешествия по Советскому Союзу летом 1931 года, выбросив на глазах представителей прессы банки с консервами из окна поезда, чтобы таким образом лично засвидетельствовать: слухи о голоде в СССР недостоверны, их распускает буржуазная пресса, которая дурачит рабочий класс на Западе, надувая ему в уши всякие нелепости. Один из сопровождавших его американских корреспондентов писал:
Выступая в Колонном зале Дворца профсоюзов, <…> Шоу <…> рассказал о том, насколько преувеличены слухи о тяжелой жизни в России.
Он комично рассказывал, как всхлипывающие родственники собирали их в дорогу, нагружая их корзинами еды, подушками и палатками, и что все эти вещи пришлось выбросить за ненадобностью из окна поезда, и теперь они валяются вдоль всей железной дороги.
<…>
С тех пор, как Бернард Шоу вернулся из Москвы, он проводит, так называемую, десятилетнюю лекцию о пятилетнем плане. По этому поводу говорят, что после многих лет представления других дураками, Шоу, наконец, и себя выставил дураком [DANA].
Напомним, что именно в 1931 году в СССР начинался страшный голодомор, унесший миллионы жизней. Во время голода в Поволжье 1921–1922 годов, возникшем как одно из последствий всеразрушительной Гражданской войны, большевистское правительство обратилось за продовольственной помощью к Западу. Максим Горький, войдя в состав учредителей Помгола[20], играл тогда роль одного из самых авторитетных просителей. Продовольственная катастрофа 30-х годов – «голодомор», разразившаяся во многих регионах огромной страны, явился прямым результатом Первой сталинской пятилетки 1928–1932 годов. Советский режим, расплачивавшийся за поставки с Запада промышленных проектов, оборудования и специалистов своими сырьевыми ресурсами, в том числе зерном, тщательно скрывал информацию о катастрофической нехватке продовольствия в стране. По указке из Москвы прокоммунистические и сочувствующие Советам органы массовой информации на Западе объявляли, просачивающиеся за «железный занавес» слухи о голоде в СССР злостной клеветой недругов молодого государства рабочих и крестьян. Всю правду о «голодоморе» 1930-х годов общественность узнала только после распада СССР. Согласно официальной оценке – см. заявление Государственной Думы Российской Федерации от 2 апреля 2008 года «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР», в Поволжье, Центрально-Черноземной области, на Северном Кавказе, Урале, Крыму, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932–1933 годах погибло около 7 млн. человек, причиной чему были «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок». По другим оценкам число жертв этой трагедии, венчавшей «легендарный» период Первой сталинской пятилетки, доходит в пределе до 8 млн. человек [УКРАИНА].
