– Нет, не нужно. Пошли, покажу тебе твою комнату.

Вслед за хозяином я поднялась по лестнице на второй этаж и вошла в спальню – элегантную и просторную, определенно обставленную для женщины. Узкая антикварная, застеленная бледно-розовым покрывалом кровать, такого же оттенка занавески из легчайшего материала, платяной шкаф и тяжелый комод – все это так и дышало роскошью и изяществом. У стены стояла ширма, расписанная лиловыми хризантемами.

– Располагайся и чувствуй себя как дома, – предложил Сандро. Восхищение, застывшее в моих глазах, заставило его улыбнуться. – Ванная комната, к сожалению, в доме только одна. Она находится на первом этаже.

– А, эм… – я никак не могла подобрать нужное слово, чтобы не показаться невоспитанной.

Но Сандро понял, о чем речь. Он толкнул неприметную дверцу возле ширмы и показал мне небольшой туалет. Там находилось все, что могло понадобиться женщине: зеркало в полный рост, умывальник, унитаз, выполненный в форме цветка лилии, и биде. Высокая полочка у стены сверху донизу была заполнена тюбиками с кремами, пузырьками, сухими полотенцами и коробочками. Рядом на вешалке висел махровый халат. «Олл инклюзив», да и только.

– Можешь умыться и отдохнуть с дороги, – предложил Сандро, собираясь уходить. – Я приду проведать тебя позднее. Только не запирайся. Никогда.

Он осторожно прикрыл дверь, а я обняла себя руками и приготовилась защищаться до последнего. Как можно отдыхать, зная, что он может войти в любую минуту. Сфотографировать или сделать чего похуже.

– Врешь, не возьмешь, – прошипела я закрытой двери.

Обвела взглядом спальню и остановила свой выбор на изящном журнальном столике. Или тумбочке – для меня эти предметы выглядели одинаково.

Подперев дверь, дрожащими от нетерпения руками нащупала на часах нужную кнопку и нажала. После тихого щелчка раздался голос Николаича:

– Ты на месте? Все в порядке?

Я испуганно заозиралась: звук переговорного устройства показался мне слишком громким.

– Сейчас… – шепнула в часы и метнулась к туалету.

Закрыла за собой дверь и, прислушиваясь к происходящему в спальне, все так же шепотом произнесла:

– Да, я на месте. Меня не подозревают, вроде. Бруни сделал первые снимки.

– Отлично, – сказал Николаич. – Продолжай в том же духе. Непременно узнай, где он хранит пленки и фотоснимки. Чем быстрее обнаружишь искомое, тем быстрее вернешься домой.

Я кивнула, прекрасно понимая, что Николаич меня не видит. Но, вопреки моему желанию, слезы брызнули фонтаном. А мне очень не хотелось, чтобы начальник знал, какую размазню он отправил на задание. Еще ничего и не случилось, а я готова бежать с виллы куда глаза глядят.

– Ты здесь? – поинтересовался Николаич и, судя по звуку, треснул свой передатчик. – Сигнал пропадает…

– Тут… – очнулась я и шмыгнула носом – как можно незаметнее. – Вас хорошо слышно.

– Тогда отключаюсь, – сообщил Николаич. – Жду от тебя следующего сообщения – дельного, желательно. Будут проблемы – ты знаешь, как вызвать подмогу.

– Да… – обреченно согласилась я, но шеф меня уже не слышал. – До связи…

«Вот же дуреха, зачем так рисковать, если сказать нечего? – Мне ничего другого не оставалось, как упрекнуть себя в непрофессионализме. – Хорошо, Николаич терпеливый. Не послал куда подальше».

Я выглянула из туалетной комнаты и облегченно выдохнула: столик стоял на прежнем месте. Что ж, в другой раз буду думать, прежде чем делать. Итальяшка не похож на человека, которого можно запросто облапошить. Скорее, это он сам даст фору любому оперативнику. Не удивлюсь, если в спальне стоит прослушка или вообще видеокамера.

Испугавших собственных мыслей, я принялась обшаривать помещение – на сей раз не взглядом, а руками. Пусть Николаичу и доложили, что итальяшка не признает никакой современной техники, проверить лишний раз не помешает.

Сдалась я спустя десяток минут. Какой смысл себя обманывать? Если Бруни установил камеру, то так, что даже опытный сыщик не найдет. Не то, что дилетант типа меня.

Психанув с досады, я поставила столик на место и улеглась на постель поверх одеяла. Раздеваться все же не стала: в договоре не было пункта, что меня можно снимать голой. Впрочем, если итальяшке захочется, он сможет сделать со мной все, что ему заблагорассудится. И пикнуть не успею.

Я сложила руки на груди и притворилась мертвой. Заранее.

Но усталость и нервное истощение сделали свое дело. Спустя минуту я перекатилась на бок, подтянула колени к груди и зевнула. Струившийся из раскрытого окна свет приятно щекотал пятки, а легкий ветерок надувал занавески, как причудливые розовые паруса. Из сада доносился аромат хвои и голос какой-то залетной певчей птички.

– Кукушка-кукушка, сколько лет мне жить осталось? – спросила я. – Или дней? Может быть, минут…

Птичка не была кукушкой и на мой призыв не ответила, а лишь продолжала петь, убаюкивая и умиротворяя. И вскоре я действительно погрузилась в приятную дрему.

Проснулась от стойкого ощущения, что на меня смотрят. Нет, даже не смотрят, а ощупывают взглядами. Словно потоки прохладного ветра обдували мое тело, едва заметно касались кончиков пальцев, ползли выше, трогали плечи. Слегка пробежавшись по шее, нежно очертили линию подбородка, скулы. Наложили скромные поцелуи на закрытые веки. Снова перешли к груди и ногам, лаская колени томным дыханием.

– Белла… – услышала я необычайно чувственный голос Сандро. Но он раздался не рядом со мной, а словно откуда-то сверху. – Фигура, волосы, кожа. Рагацца дольче!..

Вот в этот момент я пожалела, что у меня было слишком мало времени на подготовку. Конечно, на то, чтобы выучить итальянский, ушел бы не один месяц. Но так хотелось знать, что же шепчет этот фотограф.

Предположим, слово «белла» я уже слышала. Вроде, переводится как «красивая». С фигурой тоже понятно. А вот кто такая «рагацца»? Уж очень похоже на российское «курица»…

Но нет, с таким придыханием оскорбления не произносят.

Я всеми силами старалась выглядеть так, будто сплю. И вскоре услышала тихое перешептывание. Это был уже не голос итальянца, скорее звуки напоминали те, что слышались мне на мосту. И на сей раз они меня испугали.

Я плотнее сжала веки и словно бы застыла, всем телом противясь продолжению осмотра. Но произнести ни слова не смогла – рот точно сургучом залепили.

– Можешь не притворяться, – произнес Сандро, – мне известно, что ты уже проснулась.

Стоило ему начать разговор, и подозрительные шумы исчезли. Как и ощупывающие мое тело взгляды.

– Откуда известно? – спросила я.

С исчезновением источника страха ко мне вернулась решительность. И появилось желание разговорить этого упрямого итальяшку. Если он позволяет себе в любое время приходить в мою спальню, то пусть хоть потрудится познакомиться ближе.

– Вижу, – просто ответил Сандро и снова затих.

Признаться, совсем не таким я представляла себе известного итальянца. В моем воображении он рисовался этаким брутальным соблазнителем – раскованным и темпераментным. А тут на тебе: просто сидит и смотрит. И почти не разговаривает. Непорядок.

Я открыла глаза и повернула голову. Бруни стоял в проеме двери, держа в руках неизменного спутника – свой фотоаппарат. Весь внешний вид итальяшки говорил о равнодушии и холодности. Будто это не он секунду назад шептал мне комплименты хрипловатым от возбуждения голосом.

– Почему вы фотографируете меня, только когда я этого не замечаю? – набравшись храбрости, вопросила я. – А как же зрительная связь камеры и модели? Разве не больше чувств можно передать снимку, как следует подготовившись?

Он смотрел поверх моей головы, словно видел за моей спиной нечто интересное. Мне даже захотелось обернуться, но я подавила это желание. Непрофессионально как-то шугаться от каждого шороха.

– Предпочитаю живые эмоции, а не наигранные, – пожал плечами Бруни. – Так на снимке видно живого человека, не манекен в красивой позе. Видно саму человеческую суть. Душу, если тебе так понятней.