— Значит, они ходят на эти собрания анонимных алкоголиков. И что?

— Они перестают пить.

— Навсегда?

— Навсегда.

— И не пьют даже в Рождество и на свадьбах?

— Даже в праздники.

— Не думаю, что папа согласится на такое, — с сомнением произнесла я.

— Здесь действует принцип «все или ничего», — сказал доктор.

— Хорошо, — вздохнула я, — если это единственный выход, давайте расскажем ему про это общество.

— Люси. — В голосе доктора Торнтона снова зазвучало раздражение. — Он все это знает уже много лет.

Тем же вечером я рискнула поговорить об этом с папой.

Правда, мне понадобилось так много времени, чтобы собраться с духом, что когда я всегда-таки решилась, папа был уже довольно пьян.

— Папа, — дрожащим голосом начала я, — тебе не кажется, что ты мог бы пить поменьше?

Он внимательно взглянул на меня, прищурившись, как будто я была врагом. Раньше я никогда его таким не видела. Это был не мой папа, а совсем другой человек — злобный, грязный, старый пропойца, один их тех, что шатаются по улицам, пристают к прохожим и даже пытаются драться, но, будучи слишком пьяными, настоящей опасности не представляют.

— Моя жена только что бросила меня, — с агрессией в голосе напомнил он. — Что ж мне теперь, и выпить нельзя?

— Можно, — сказала я. — Конечно, можно.

У меня ничего не получалось. Я не была его родителем. Я была его ребенком, и это он должен был учить меня уму-разуму, а не наоборот.

— Понимаешь, папа, — продолжила я осторожно, мечтая о том, чтобы этот разговор побыстрее закончился. — У нас мало денег.

— Понимаю. Я все понимаю. — Папа повысил голос. — Деньги, деньги, деньги. Ты все время ноешь о деньгах. Совсем как твоя мать. Знаешь, лучше тогда тоже уходи. Давай убирайся. Вон дверь.

На это у меня аргументов не было.

— Я не оставлю тебя, — прошептала я. — Я никогда тебя не брошу.

Ни за что на свете я не признаю, что моя мать была права.

Но довольно быстро папино состояние стало ухудшаться. Или оно всегда таким было, просто я старалась этого не замечать. Теперь же мне стало очевидным, что он начинал пить с самого утра. Я узнала, что он затевает драки в местных пабах. Несколько раз его приводили домой полицейские.

Тем не менее я еще держалась. Я не могла позволить себе развалиться на части, потому что рядом со мной не было никого, кто собрал бы эти части обратно.

Я еще раз сходила к доктору Торнтону. При виде меня он покачал головой:

— Извини, но со времени твоего последнего визита никаких волшебных средств от пьянства не изобрели.

— Да нет же, я вспомнила кое о чем, — возбужденно воскликнула я. — Ведь есть же гипноз! Гипнозом люди излечиваются от курения, от пристрастия к сладкому, значит, можно вылечить и от привычки много пить.

— Нет, Люси, — устало сказал доктор. — Не существует убедительных доказательств того, что гипноз в таких случаях помогает. И уж точно гипноз не поможет тому, кто сам не хочет бросать курить или перестать есть шоколад. Твой же отец считает, что с ним все в порядке. Он не захочет лечиться от того, чем он, по его мнению, не страдает. Ну, а если он признает себя больным, то тогда ему будет прямая дорога в общество анонимных алкоголиков.

Я закатила глаза: опять он со своими анонимными алкоголиками!

— Ладно, — не сдавалась я. — Пусть не гипноз. А как насчет акупунктуры?

— Что насчет акупунктуры?

— Может, ему нужно пройти курс? Пусть ему поколют иголками в уши. Или еще куда-нибудь, а?

— Вот именно, еще куда-нибудь, — хмыкнул доктор Торнтон. — Нет, Люси, акупунктура ему не поможет.

Пришлось-таки звонить в общество анонимных алкоголиков. Но ответившая мне любезная женщина лишь повторила слова доктора Торнтона: пока мой папа сам не признает, что у него есть проблема, они ему ничем помочь не смогут.

— Как же так? — рассердилась я. — Ваше общество должно заставлять людей бросать пить. Так заставьте же его!

— Мне очень жаль, — ответила женщина, — но это может сделать только он сам.

— Но он же алкоголик! — взорвалась я. — Алкоголики не могут сами бросить пить!

— Не могут, — согласилась женщина. — Но они должны сами захотеть этого.

— Послушайте, мне кажется, вы чего-то не понимаете, — сказала я. — У него за плечами трудная жизнь и его только что бросила жена. В каком-то смысле он не может не пить.

— Может, — возразила женщина.

— Ерунда какая-то, — воскликнула я. — Могу я побеседовать с вашим начальником? Мне необходимо поговорить со специалистом. Мой отец — особый, сложный случай.

Она засмеялась, чем разозлила меня еще больше.

— Мы все думали, что мы особые и трудные случаи, — сказала женщина. — Если бы каждый алкоголик, который говорил мне, что у него особые причины пить, давал бы мне один фунт, то я была бы очень богатым человеком.

— О чем вы говорите? — холодно осведомилась я.

— О том, что я алкоголик, — пояснила она.

— Вы? — Я не поверила. — По вашему голосу этого не скажешь.

— А какой у меня должен был быть голос?

— Ну, такой… пьяный.

— Я не брала в рот ни капли алкоголя уже около двух лет, — признала женщина.

— Ни капли?

— Ни капли.

— То есть вообще ничего?

— Ничего.

Значит, она и не пила много, решила я, раз смогла воздерживаться от алкоголя так долго. Должно быть, в ее понятии алкоголик — это тот, кто выпивает два коктейля по пятницам.

— Что ж, спасибо за информацию, — буркнула я, собираясь повесить трубку. — Но я не думаю, что мой папа похож на вас. Он пьет виски, причем начинает с самого утра. — Я чуть ли не хвасталась. — Ему будет очень трудно отказаться от этой привычки. Он ни за что не сможет продержаться два года, я уверена.

— Я тоже пила по утрам, — сказала женщина.

Я не верила ей.

— И моим любимым напитком было чистое бренди, — добавила она. — Бутылка в день. Так что мы с вашим отцом очень похожи.

— Но он уже пожилой… — отчаянно привела я последний аргумент. — А вы, кажется, нет.

— В нашем обществе есть люди всех возрастов. В том числе и пожилые. Знаете что, я могу прислать к вам домой кого-нибудь поговорить, — предложила она.

Я прикинула, как рассердится папа, как унизительно это будет для него, и отказалась. Тогда настойчивая женщина дала мне номер телефона другого общества, которое объединяло родственников и друзей алкоголиков. Я позвонила и туда, поскольку’ делать мне больше было нечего. Я даже сходила на одно из их собраний, ожидая, что там со мной поделятся хитростями, которые помогут человеку бросить пить, — куда прятать выпивку в доме, как разбавлять спиртное, чтобы было незаметно, как убеждать не пить до восьми вечера и тому подобными вещами.

К моему огромному разочарованию, члены этого общества говорили совсем о другом: о том, как они бросили своих мужа, жену, брата, дочь или друга и вместо этого занялись собственной жизнью. А еще один мужчина рассказал, что его мать была пьяницей и что он из-за этого все время влюблялся в беспомощных женщин. Часто упоминался термин «созависимость», о котором я и раньше слышала (ведь не зря же я читала столько пособий из разряда «Помоги себе сам»), но не могла понять, как он мог относиться ко мне и моему папе.

— Ты не можешь изменить своего отца, — сказала мне одна женщина. — Поэтому когда ты все-таки пытаешься это сделать, ты просто закрываешь глаза на свои проблемы.

— Мой папа и есть моя проблема, — упрямо возразила я.

— Ничего подобного.

— Как вы можете быть такими бессердечными? — недоумевала я. — Я люблю своего оцта.

— А тебе не кажется, что у тебя есть право на собственную жизнь? — спросила женщина.

— Но и бросить его я тоже не могу, — упиралась я.

— Может, это было бы лучшим поступком в твоей жизни, — услышала я в ответ.

— Но тогда чувство вины просто сведет меня в могилу.

— Чувство вины — это потворство собственной слабости, — парировала женщина.