— Нет, ты видела его лицо? — хохотал он. — Он буквально опешил.

Дэниел хохотал так, что слезы потекли у него по щекам. Наконец он пришел в себя и добавил:

— А стекла опускаются вот этой кнопкой.

Потом мы подъехали к дому Дэниела, и я припарковалась примерно в четырех футах от поребрика. Водила я неплохо, но у меня было одно слабое место: парковка.

— Спасибо, Дэниел. Я уж и не помню, когда я так развлекалась в последний раз.

— Пожалуйста, — улыбнулся он. — Ты хорошо смотрелась за рулем. Вы с машиной подходите друг к другу.

Я вспыхнула от удовольствия и смущения и посетовала:

— Жаль, что мы так быстро приехали.

— Ну, если хочешь, я возьму тебя на следующих выходных прокатиться за город.

— М-м, — неуверенно промычала я. Я немного занервничала от формулировки «я возьму тебя». Ведь можно было сказать «мы поедем» или как-нибудь еще. Или не занервничала… или не только занервничала…

— Э-э… Люси….

— Что?

— Ты не очень обидишься, если я переставлю машину немного ближе к краю?

— Нет. — Неожиданно мне захотелось улыбнуться ему. — Совсем не обижусь.

Глава пятьдесят седьмая

У Дэниела я не была уже тысячу лет. В последний мой визит его квартира напоминала строительную площадку, потому что он собирался установить книжные стеллажи, отчего половина стены обвалилась на пол и под слоем штукатурки даже не было видно ковра.

А сейчас ничто не говорило о том, что в этой квартире жил молодой человек, — помещения не были похожи ни на свалку, ни на содержимое спортивной сумки. На кухонном столе не лежал разобранный двигатель, гостиная не была завалена обрезками фанеры, на диване не валялись теннисные ракетки, телевизор не был уставлен воланчиками для бадминтона.

Я совсем не хочу этим сказать, что у Дэниела в квартире было красиво. Совсем нет. Мебель у него была самая разнородная: частью она досталась ему от старшего брата, когда тот женился и уехал работать в Саудовскую Аравию, а частью — в наследство от почившей бабушки. То там, то здесь, словно оазисы в пустыне, попадались действительно красивые вещи — например, подставка для компакт-дисков в форме красного жирафа или отдельно стоящий канделябр.

А вот квартира Саймона, скажем, была набита именно такими вещами. Но если сказать Саймону: «Симпатичная вещица», то он не обойдется кратким «спасибо», а подробно расскажет, где, когда, за какую цену был приобретен тот или иной предмет, в чем его особенность и сколько он будет стоить через десять или двадцать лет. В моих глазах такое поведение было несколько немужским. И еще от Саймона никогда не услышишь: «Пойди включи чайник». Вместо этого он сказал бы примерно следующее: «Аккуратно нажми эмалевый переключатель бирюзового цвета на моем нержавеющем чайнике в форме пирамиды, который является точной копией модели пятидесятых годов, и если ты повредишь хотя бы волосок на его гладкой серебряной голове, я зарежу тебя самым большим ножом из моего полного набора фирмы „Сабатье“».

Если бы я не знала наверняка об отношениях Саймона с Шарлоттой, я бы поклялась, что он голубой: такая страсть к обустройству дома у меня твердо ассоциировалась с гомосексуальной ориентацией.

Красивые же вещи Дэниела были смесью новых и антикварных предметов, доставшихся ему из самых разных источников.

— Ой, как мне нравятся эти часы, — воскликнула я. — Я бы тоже хотела такие. Где ты их купил?

— Гм, это Руфь подарила.

— А-а.

Потом мое внимание привлекло что-то еще.

— А какое очаровательное зеркало, — выдохнула я и благоговейно притронулась к деревянной раме зеленого цвета. — Откуда оно у тебя?

— Гм, это подарила Карен, — еще больше смутился Дэниел.

Этим и объяснялось смешение стилей в квартире Дэниела — его женщины стремились оставить свой след в обстановке, но все они обладали совершенно разными вкусами.

— Удивительно, что Карен не потребовала вернуть его, — заметила я.

— Потребовала, — немногословно ответил Дэниел.

— А почему оно до сих пор здесь?

— Сказав, чтобы я вернул зеркало, она сразу же повесила трубку и с тех пор отказывается отвечать на мои звонки, так что я не знаю, когда мне привезти его.

— Хочешь, я возьму его домой сегодня, — с готовностью предложила я, но быстро одумалась. — Нет, не могу… Тогда она догадается, что я была у тебя, и последствия для меня могут быть ужасными.

— Люси, у тебя есть полное право находиться здесь, — возразил Дэниел. Но я проигнорировала его слова. Я-то понимала, что у меня есть такое право, но вот Карен наверняка считала по-другому.

— Покажи-ка мне лучше самую важную комнату, — сказала я, направляясь к спальне. — Тут появилось что-нибудь новенькое? — Я с разбегу бросилась на кровать Дэниела. — Так значит, вот где это происходит?

— Что «это»? Я сплю здесь, вот и все, — пожал плечами Дэниел.

— А это что такое? — возмутилась я, указывая на хлопчатобумажное покрывало. — Я думала, что секс-машины вроде тебя всегда покрывают свои кровати меховыми накидками.

— Ага, так и есть, но перед твоим приходом мех я убрал. И снял с потолка зеркало. Вот только видеокамеру не успел выключить.

— Ты омерзителен, — заметила я рассеянно, чем вызвала у Дэниела легкую улыбку. — Подумать только, — продолжала я, все еще лежа на кровати. — Я нахожусь в постели Дэниела Уотсона, ну, точнее, на постели, но это не столь важно. Мне бы позавидовали сотни женщин. Минимум две, — добавила я, имея в виду Карен и Шарлотту.

Потом я сделала то, что делала всегда, попадая в спальню Дэниела.

— Угадай, кто это, — воскликнула я и стала извиваться на постели, издавая звуки, которые, по моему разумению, издают люди, находящиеся в экстазе. — О, Дэниел, Дэниел, — стонала я.

Я ожидала, что Дэниел засмеется, как обычно, но он стоял с серьезным лицом.

— Ну, догадался? — спросила я.

— Нет.

— Дэннис, — торжественно объявила я.

Он поднял уголки губ. Может, эта шутка ему уже надоела.

— Ну, и кто твоя новая соседка по кровати? — поинтересовалась я, меняя тему.

— Пока никто.

— Как? Ты хочешь сказать, что ты проявлял знаки внимания какой-то женщине более четырех часов и не сумел соблазнить ее? Должно быть, ты стареешь, — съязвила я.

— Должно быть.

Он не улыбнулся и не засмеялся, как это обычно бывало. Более того, он вышел из комнаты. Это было настолько непохоже на него, что я встревожилась. Соскочив с кровати, я побежала за ним.

— И почему это в квартире такая чистота и порядок? — подозрительно сощурилась я, когда догнала Дэниела в гостиной.

В глубине души мне было стыдно, потому что, несмотря на дежурства, которые мы с Карен и Шарлоттой установили в нашей квартире, наше жилище напоминало помойку. Время от времени с нами случался приступ чистоплотности и аккуратности, но обычно он длился не более двух-трех дней. Между нами часто происходили следующие разговоры: «Шарлотта, если ты уберешься за меня в ванной, я разрешу тебе надеть мое замшевое платье на вечеринку», «Отстань, Карен, я мыла раковину… Просто она не отмылась», «Да, я знаю, что сегодня воскресенье и что все мы очень устали и без сил, практически в коме, валяемся перед телевизором, но мне нужно пылесосить, поэтому вам всем придется освободить гостиную и выключить телевизор, потому что мне нужна розетка… Эй, тише, тише, не надо так кричать! Если вы так уж против, то я не буду пылесосить. Я бы с удовольствием пропылесосила, но раз вы так настаиваете, то ладно, не буду…»

На самом деле нам надо было нанять какую-нибудь женщину, чтобы она приходила пару раз в неделю и убирала. Однако Карен каждый раз налагала на это предложение вето: «Зачем платить кому-то за то, что мы и сами можем сделать? Мы достаточно молоды и крепки физически, чтобы убирать за собой». Но мы не убирали за собой.

— Ты что, нанял бедную филиппинскую девушку за гроши и эксплуатируешь ее тут на полную катушку? — спросила я.