То, что Шарлотта обладала светлыми волосами и большой грудью, было весьма неудачно, так как ко всему прочему она была туповата и поэтому являлась ходячим подтверждением известного предрассудка. Именно из-за таких, как Шарлотта, всех блондинок считали бестолковыми. Однако лично я к Шарлотте очень хорошо относилась; она была приятной соседкой.

— Но бог с ней. Расскажи о себе, — нетерпеливо сказала Карен. — Как и с кем ты познакомилась, когда будет свадьба, все-все!

— Не расскажу.

— Почему?

— Я не хочу об этом говорить.

— Вот всегда ты так, Люси.

— Извини.

— Ну, пожалуйста.

— Нет.

— Пожалуйста!

— Ну, хорошо, только пообещай сначала, что ты не будешь надо мной смеяться и не будешь меня жалеть.

После чего я рассказала Карен все с самого начала. Как мы ездили к миссис Нолан и что она нам нагадала, как Мередия получила семь с половиной фунтов, как Меган получила удар от велосипедиста, как Хэтти бросила Дика и стала жить с его братом и как Меган и Мередия стали всем говорить, что я выхожу замуж.

Карен была потрясена.

— Боже мой, — выдохнула она. — Как это ужасно. Как неловко!

— Ага.

— Ты расстроилась?

— Немного, — неохотно признала я.

— Я бы убила эту Мередию. Ты не должна спускать ей все это с рук. И даже не верится, что Меган тоже приняла в этом участие. Она всегда казалась такой нормальной.

— Я знаю.

— Наверное, это была какая-то массовая истерия, — предположила Карен.

В комнату вошла Шарлотта, одетая в бесформенное фиолетовое платье, доходящее ей почти до щиколоток. Это был ее вариант власяницы.

— О, Люси, — захныкала она и подбежала ко мне.

Я обняла ее за что смогла, так как она была на восемь дюймов выше меня.

— Мне так стыдно, — всхлипывала она. — Я ненавижу себя. Лучше бы я умерла.

— Тише, тише, — успокаивала я ее. — Скоро тебе станет легче. Не забывай, что вчера ты много выпила, а алкоголь — это сильный депрессант. Сегодня ты просто не можешь не чувствовать себя подавленной.

— Да? — с надеждой она подняла на меня свои заплаканные глаза.

— Поверь мне.

— Люси, ты такая добрая. Ты всегда знаешь, что сказать, когда мне плохо.

Конечно, я знала, что сказать. У меня была богатая практика — мне приходилось часто утешать саму себя. С моей стороны было бы нехорошо не поделиться с другими тем, что я узнала на собственном опыте.

— Больше не возьму в рот ни капли, — пообещала Шарлотта.

Я ничего на это не сказала.

— Никогда!

Я изучала свои ногти.

— По крайней мере, я больше не возьму в рот ни капли текилы, — страстно сказала Шарлотта.

Я посмотрела в окно.

— Буду пить только вино.

Я уставилась в телевизор (хотя он был выключен).

— И буду чередовать его с минеральной водой.

Я поправила подушку на диване.

— И за вечер буду выпивать не больше четырех стаканов вина.

Мне снова пришлось заняться изучением ногтей.

— Ну не больше шести.

Я снова посмотрела в окно.

— А за неделю — максимум шестнадцать.

Она продолжала в том же духе, пока не пришла к выводу, что бутылка текилы за вечер большого вреда не принесет. Все это я слышала уже не раз.

— Люси, я ужасно вела себя, — призналась она потом. — Я сняла блузку и танцевала в одном лифчике.

— В одном лифчике? — серьезно переспросила я.

— Да.

— Без трусов?

— Конечно, в трусах. И в юбке.

— Ну, значит, ничего страшного не произошло.

— Да? Ну, раз ты так говоришь… Люси, взбодри меня! Расскажи мне что-нибудь. Расскажи мне… что бы такое послушать? Ага, расскажи о том случае, когда тебя бросил твой парень, потому что запал на другого парня.

Мое сердце екнуло. Но винить мне было некого, только себя. Еще в детстве я решила, что нашла способ не выглядеть в глазах окружающих нелепой и жалкой персоной: надо выглядеть остроумной. И стала усердно создавать себе образ комика — по крайней мере, в кругу близких друзей. Я пересказывала им различные трагические случаи из собственной жизни, в которых сама играла главную роль, стараясь представить все в смешном свете.

И тогда никто уже не мог смеяться надо мной, потому что я их опередила.

Но сейчас я была не в состоянии утешать других за свой счет.

— Нет, Шарлотта, я не могу…

— Брось!

— Правда, Шарлотта…

— Пожалуйста! Расскажи, как он заставил тебя коротко постричь волосы, а потом все равно бросил тебя.

— Ох… ох… черт! Ладно, слушай.

Кто знает, может, я и сама немного развеселюсь.

И со всем доступным мне в эта минуты юмором я пересказала Шарлотте историю об одной из моих унизительных неудач в любви. Просто чтобы она смогла почувствовать, что, как бы плохо ей ни было, мне бывало гораздо хуже.

— Сегодня вечером будет вечеринка, — сообщила Карен. — Ты пойдешь?

— Я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Не могу.

— Почему? — с пристрастием допрашивала меня Карен. — Я была принуждена согласиться пойти поужинать с Дэниелом.

— Ужин с Дэниелом. Счастливая! — вздохнула Шарлотта, и глаза ее мечтательно засияли.

— Но почему он пригласил тебя? — взвизгнула разъяренная Карен.

— Карен! — одернула ее Шарлотта.

— Ой, Люси, ты знаешь, о чем я, — нетерпеливо отмахнулась Карен.

Карен была несдержанна в выражениях. Но она была права — я тоже не понимала, почему Дэниел пригласил меня.

— Он разошелся с этой, как ее там, — сообщила я, чем вызвала бурю восторга.

— Ты серьезно? — на всякий случай уточнила Карен. На лице ее появилось странное, почти маниакальное выражение.

— Абсолютно.

— Здорово, — прошептала Шарлотта.

— Значит, он свободный мужчина? — опять спросила Карен.

— Свободный как ветер, — подтвердила я.

— Если в игру вступлю я, то недолго ему быть свободным, — решительно произнесла Карен. В голове у нее уже проносились кадры того, как они с Дэниелом, рука об руку, входят в модные рестораны, как они ослепительно улыбаются друг другу в день бракосочетания, как они склоняются над первенцем.

— А куда вы пойдете? — спросила она, вернувшись к реальности.

— В какой-то русский ресторан.

— Неужели в «Кремль»? — ахнула Карен.

— Ага.

— Ах ты, везучая, везучая, везучая, везучая корова.

Они уставились на меня с неприкрытой завистью.

— Не смотрите на меня так, — испугалась я. — Я ведь даже не хотела идти.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Шарлотта. — Симпатичный…

— Богатый, — перебила ее Карен.

— Симпатичный, богатый мужчина хочет пригласить тебя в шикарный ресторан, а ты не хочешь идти?

— Но он вовсе не симпатичный и не богатый… — запинаясь, оправдывалась я.

— Он симпатичный и богатый! — хором сказали они.

— Ну хорошо, может быть. Но… но… но не для меня. Я вижу его только как друга. И считаю, что это расточительство: идти в субботу вечером в ресторан всего лишь с другом. Особенно когда я вовсе не хочу никуда идти.

— Странная ты какая-то, — пробормотала Карен.

Этого я не отрицала.

— Что ты наденешь? — спросила Шарлотта.

— Не знаю.

— Но ведь это очень важно! Ты же не в паб соседний собираешься.

Дэниел прибыл около восьми, а я еще не была готова. Я вообще могла бы быть в пижаме, если бы Карен и Шарлотта не заставили меня принять ванну и надеть мое выходное золотистое платье. Они надавали мне кучу советов, как уложить волосы и как накраситься, и каждую свою фразу начинали словами: «Вот если бы я шла с Дэниелом… Вот если бы Дэниел пригласил меня…»

— Надень вот это, надень вот это, — восторженно настаивала Шарлотта, выудив из моего ящика с бельем шелковые чулки с кружевами.

— Нет, — отрезала я и убрала их на место.

— Но они такие красивые.

— Знаю.

— Так почему ты не надеваешь их?

— Чего ради? Ведь это всего лишь Дэниел.

— Неблагодарная!