- Хватит, - прошипел Гнинский. – Вы оба, милостивые судари, отчасти правы. Только кое о чем вы оба забываете. А что если взрыв заразы – это только начало чего-то большего? Если истребление грозит не только этому городу, но и всему свету? Что тогда мы обязаны сделать? Помогать без выгоды и рисковать жизнью, спасая иных, или же сбежать, чтобы как можно быстрее предупредить своих?
Наступила тишина. Даже Лисецкий на какое-то время утратил дар речи.
- Вот именно. А я уже второй день над этим голову ломаю, - подвел итог Гнинский.
X
Я сидел на крыше дома с видом на залив. Вид моря меня успокаивал и поднимал настроение. Как Талаз я всегда его любил, оно мне казалось таким чистым и прекрасным, а в то же время – грозным и таинственным. Я ел вяленую рыбу и белый сыр с травами, еду, захваченную на занятом два дня назад рынке. В отличие от участников вторжения, лишенных людской части личности, мне не было безразлично, чем я питаюсь. Большинство моих подчиненных ела то, что подсовывал им Валь, исполнявший обязанности квартирмейстера, или же, как хирурги, питались сырым мясом убитых. Лично я даже не мог на это глядеть. К тому же мне мешал смрад и полнейшее отсутствие заботы о чистоте. Как Талаз, я считался не только красивым, но и заботящимся о себе мужчиной. Баню в обязательном порядке посещал через день, любил и морские купания. К сожалению, сейчас обо всех этих удовольствиях пришлось позабыть.
Ел я в одиночестве, присматриваясь к солнцу, которое медленно скатывалось к водной глади. Чем ближе оно было к горизонту, тем сильнее слабело его сияние, тем сильнее его излучение перемещалось в видимой части спектра к красному концу. Меня охватила меланхолия, а вместе с нею – потребность станцевать. Тогда я отложил недоеденную рыбу и начал танцевать на крыше, задавая ритм щелчками пальцами – поначалу медленно, перемещая стопы и сгибая колени словно фехтовальщик, а потом все быстрее. Рана в животе болела, но уже не так резко. Она уже практически затянулась, залечиваясь так же, как и остальные понесенные в стычке контузии. Движение улучшало кровоснабжение и ускоряло заживление, потому я и двигался, не обращая внимание на растяжения и режущую боль в поврежденных тканях.
Ох, как же это жалко, - заявляла базовая часть моей личности, - снова ты поддаешься телу, в которое вселился, позволяешь увлекать себя его эмоциям, воспоминаниям и привычкам. И совершаешь ошибки, которые демиург совершать не может.
Это правда. Совершенно по-дурацки я позволил обмануть себя Исубу и повел наступление на янычар, не подозревая, что это ловушка. Понятное дело, мои офицеры знали, что в зданиях скрываются несколько сотен тяжеловооруженных поляков, но эту информацию они утаили. Я позволил, чтобы меня увлекла любовь к бою, и втянулся в драку, вместо того, чтобы контролировать развитие ситуации. И финал был таков, что я позволил полностью застать себя врасплох, я потерял чуть ли не два штурмовых отряда, а это более пятисот воинов, да и сам чуть ли не погиб.
Я знаю, что это мне еще припомнят, что заплачу за ошибки. Мультиличность спросит с меня за каждое понапрасну затраченное тело, за каждый момент слабости, за каждый промах. Я понимал, что наказание связывается со страданием, когда его уже испытал. Как и сейчас, я поддался телесной сути и желанию жить. После осуществленного завоевания я сбежал, отказавшись от оцифровки, то есть от считывания записи мозга и ликвидации тела. Мне не хотелось гибнуть, я украл транспортную машину и бросился к ближайшей "червоточине", чтобы сбежать на другой конец галактики. Только мне не удалось выдержать даже одного цикла – мои командиры, высланные в погоню, догнали меня и жестоко убили. Помимо телесных пыток Мультиличность приготовила для меня еще и виртуальную преисподнюю, в которой, словно проклятую душу, меня пленяли в течение множества циклов. А под конец поместили в пакете данных, с программой, поддерживающей сознание, чтобы я мог вспоминать о собственных грехах.
Я почувствовал беспокойство и нажим возле виска, словно невидимая рука хватала меня за голову. Это кто-то пытался установить телепатический контакт, причем, в глубоком диапазоне, предназначенном для частных и секретных соединений. Тем не менее, я не открылся. Теперь мне следовало быть более осторожным, не исключено, что мои офицеры приготовили очередную провокацию. Но я прекратил танцевать, постепенно успокоил дыхание, а затем присел, чтобы закончить еду. Нужно было подумать, но нажим на лоб не прекращался.
Я прекрасно понимал, что времени на запуск биопроцессора у меня все меньше. Если этого не удастся совершить в течение ближайших нескольких часов, вторжение может закончиться позорным поражением. Люди перейдут в наступление и уничтожат конструкцию. Я прекрасно знал противника, а конкретно – правую руку султана, Кара Мустафу. Ведь в течение какого-то времени я был его любовником.
Мне было известно, что великий визирь – это человек действия, любящий брать инициативу на себя. Этого следовало опасаться, хотя, к счастью, он принадлежал к привыкшим защищать себя и осторожным политикам, его слабостью была любовь к удобствам и роскоши. Я рассчитывал на то, что он подождет помощи из загородных гарнизонов, кроме того, он будет стараться оттянуть массированную атаку, чтобы не рисковать уничтожением нескольких кварталов. Ведь хозяева разрушенного имущества могут обратиться с требованием возмещения убытков, а вот этого визирь наверняка пожелает избежать. Вендь султан может приказать покрыть все расходы из собственного кошелька визиря.
И я предположил, что у меня имеются, как минимум, сутки. Время, данное хирургам на запуск биопроцессора, закончилось еще в средине дня, так что мне было необходимо разжаловать их предводителя, девочку с множеством ладоней. Очередной ответственный пообещал запустить устройство до полуночи. Из того, что мне было известно, он ухватился за дело, подгоняя коллег нейробичом, ужасно болезненным орудием пыток. Сейчас, вне всяких сомнений, паукообразные резали доноров десятками и вписывали их в систему на ходу, не мелочась и не перебирая средствами. Ведь биопроцессор и не должен был жить вечно – он должен был проработать время, необходимое для сотворения необычности и заселения локального инфополя.
Я закончил ужин и направился к краю крыши, чтобы спрыгнуть и обойти все посты. При этом я планировал отыграться на ком-нибудь из офицеров. Ответственным за обеспечение и защиту территории был Исуб. Если обнаружу хоть какой-нибудь упущение в построении, какой-нибудь недосмотр или халатность, тут же снесу ему башку, да так, чтобы остальные командиры хорошенько к этому присмотрелись. Забавы закончились.
В последний раз я поглядел на море, залитое багрянцем заходящего солнца и глубоко вдохнул свежий воздух. Это было так чудесно! Жаль, что в эту пасторальную картинку грубо вступит Мультиличность.
Краем глаза я заметил вспышки среди застроек, а через мгновение донеслись глухие удары. Бум! Бум! Бум! Тут я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, и обернулся туда, откуда доносился шум. Стоящие на возвышении дома, между которыми и появлялись вспышки, были окутаны тучами дыма. Зато воздух прошил свист, чем ближе – тем ниже. Я ссутулился, даже присел, хотя пушечные ядра пронеслись высоко над головой, чтобы с грохотом разорваться где-то в квартале кожевенников, выбрасывая в воздух пыль и обломки.
Я ошибся! Мустафа решил атаковать. Но не так, как я предполагал, а все так же в своем стиле, консервативно и прикрывая себя. Вместо того, чтобы повести массированное наступление, он поначалу приказал бомбардировать наши позиции. Причем, сразу же из тяжелых осадных орудий, мечущих чугунные, литые ядра. Он решил плюнуть на владельцев недвижимости и сравнять всю округу с землей.
Я очутился в сложной ситуации. Сейчас необходимо проявить искусство военачальника, или мне конец. Я спрыгнул с крыши и помчался в сторону биопроцессора. Его необходимо запустить сейчас или никогда!