Они ехали достаточно долго, однако, за время пути никто из присутствующих в машине не проронил ни слова. Богдану не хотелось общаться с незнакомыми коллегами, а те в свою очередь, были приучены не беспокоить пустыми вопросами неизвестных людей. Лишь только когда они прибыли к месту назначения, Валерий подвел Богдана к дверям кабинета начальника отдела и, обменявшись парой фраз с секретаршей, сухо сказал:

  - Проходите, Степан Федорович ждет Вас.

   Сташинский вошел в огромный зал, обставленный дорогой старинной мебелью, видимо пережившей не одного хозяина. Стены кабинета были обшиты до потолка ореховыми плитами с инкрустацией. Правую стену занимал книжный шкаф, в котором целую полку занимал стройный ряд тридцати темно-синих томов сочинений Максима Горького. Плотные шторы на половину закрывали окна, создавая таинственный полумрак. Верхний свет был выключен, лишь на столе горела настольная лампа. На стене, прямо за спиной хозяина кабинета, висел портрет Дзержинского, а напротив - большая карта Мира. Сам начальник сидел за резным огромным письменным столом, на котором не было ничего лишнего, и внимательно читал документ, скрепленный массивной скрепкой.

  - Разрешите, товарищ генерал? - Богдан не представился, как того требует воинский устав, потому что не представлял, какую фамилию ему следует назвать, Крылов или Сташинский. Он впервые видел начальника отдела, поэтому испытывал естественное в подобных ситуациях напряжение.

  - Здравствуй, здравствуй, герой. - По-отечески улыбнулся начальник и, не выходя из-за стола, протянул руку Сташинскому. Он был одет в гражданский серый костюм, белую рубашку с синим галстуком. На вид ему было около 50 лет, крепкого телосложения, с крупными чертами лица, густыми седыми волосами, аккуратно подстриженными под "ежик" и огромными ладонями, с пухлыми пальцами, напоминающими мюнхенские колбаски. Его рукопожатие оказалось настолько сильным, что у Богдана хрустнули костяшки на пальцах. - Присаживайся за стол. - Он указал Сташинскому на свободный стул.

   Богдан присел на край стула и опустил руки под стол, растирая их после активного приветствия.

  - Мне уже доложили, о твоих результатах. Молодец. - Без особых эмоций констатировал генерал. - Дело сделано безукоризненно. Полиция Мюнхена при осмотре трупа не нашла никаких признаков насильственной смерти. Всеми структурами кончина Ребета воспринята, как естественная. Мы уже доложили наверх о твоем результате и, от имени Руководство КГБ и Центрального комитета партии объявляю тебе благодарность.

  - Служу Советскому Союзу. - Вскочил с места Богдан.

   Генерал снисходительно махнул рукой, давая разрешение сесть на место.

  - А теперь ты можешь отдохнуть. - Улыбнулся генерал, - Впереди тебя ждет отпуск. И не обычный отпуск, а можно сказать, царский. Открою маленький секрет. Тебе положена весьма солидная денежная премия, поэтому можешь поехать куда пожелаешь, в любой санаторий или Дом отдыха. Право выбора остается за тобой. Конечно, в это время года, на пляже не позагораешь, но, по крайней мере, можешь от души погулять, расслабиться, девок пощипать.

   Он засмеялся от собственной шутки и посмотрел на Сташинского, ожидая от него такой же реакции. Но тот молчал, уткнувшись взглядом в поверхность приставного стола.

  - Спасибо, товарищ генерал, - не поднимая глаз, ответил Богдан, - Но я не хочу в санаторий.

   Генерал проницательно посмотрел на подчиненного и покачал головой.

  - Хочешь быстрее вернуться к своей немочке? - улыбка моментально исчезла с лица начальника.- Зря ты с ней связался.

   Богдан, как волчонок, зыркнул на него и вновь опустил глаза.

  - Не люблю я немцев. - Беззлобно продолжал руководитель отдела. - Жадные они до мерзости. За марку удавятся.

   Богдан поднял удивленные глаза и еле заметно мотнул головой.

  - Конечно, я не обо всех немцах говорю. - Почувствовал настроение Сташинского генерал.- Безусловно, были немцы, достойные уважения. Маркс, например, Энгельс, Роза Люксембург, Эрнст Тельман. Но, все же, основная масса - это так, - он пренебрежительно махнул рукой, - друзья до поры до времени. Они же все нас ненавидят и 45 год никогда нам не простят, поверь мне.

  - Степан Федорович, -Сташинский посмотрел на генерала исподлобья, - Я уже говорил Сергею Александровичу, что наши отношения с Инге никак не повлияют на мою работу.

   Но тот пропустил мимо ушей оправдание своего сотрудника.

  - Тебе что, наших баб мало? - не унимался начальник, - Да полным-полно, только помани.

   Генерал скрестил руки на груди, начиная терять прежнее благодушие.

  - Короче так. Твою девку мы не знаем, она для нас не проверенный человек.- Генерал привстал с места и немного понизил голос. - Неужели ты не понимаешь, что она может сломать тебе всю последующую жизнь. У тебя такая перспектива, такое блестящее будущее, новые задания и вдруг такая блажь.

   Степан Федорович звонко ударил ладонью по столу и, откинувшись на спинку кресла, отвернулся к окну, обдумывая очередную тираду. Он часто задышал и на его висках выступили красные пятна.

  - Это мое личное дело.- Чуть слышно пробубнил Сташинский.

  - Что ты сказал? - Генерал угрожающе навис над ним, опершись кулаками в стол.- Ошибаешься. У чекиста нет личных дел. Тебе рассказать, какие уловки используют наши враги при вербовке? Любые слабости. Любые промашки. Чистота личной жизни сотрудника - залог его безопасности и успешного выполнения служебного долга! А ты, как подросток, который впервые попробовал бабу, уже угодил в "медовую" ловушку.

  - Но ведь человек живет не только ради исполнения служебного долга. - Робко попытался возразить Богдан.

   Эти слова привели генерала в ярость.

  - А для чего еще? - уставился он на подчиненного и, не услышав ответа, продолжил. - Тебе, что, красивой жизни захотелось? Хочешь получать все удовольствия сразу? Прохлаждаться в Германии за государственный счет, ни в чем себе не отказывая и при этом держать под бочком сдобную немочку? - Он перевел дыхание и прищурился, - Кстати, не такая уж она и раскрасавица. Я видел оперативные снимки. Таких, как она - пучок на пятачок...Или что, у немок не так все устроено, как у наших баб?