Сорвавшийся с моих губ вскрик потонул в громком стоне дракона. От резкой боли, к которой я пусть и была готова, на глаза навернулись слезы, но мне тут же стало не до нее.
Горячие длинные пальцы, до этого безвольно лежавшие на камнях, впились в мои бедра, скользнули по ним, сжали ягодицы, удерживая на месте. Да я и сама бы не пошевелилась, ошеломленная множеством наслаивающихся друг на друга ощущений.
Вокруг стремительно разворачивалась воронка силы.
Сила стекалась отовсюду. Из малейших закоулков пространства и фона. Из источника, из камней. Буквально из воздуха! Ее холодные ручейки с пенистым шипением вливались в общий расширяющийся поток, а тот закручивался головокружительной спиралью. Мне никогда в жизни не доводилось видеть такого количества силы, стянутого в одном месте в столь короткий срок, а я, между прочим, воспитанница старой Альбы!
И в центре этого потока была я. Мы.
Прав был ректор. Дракон ничем не хуже алтаря.
Где-то на грани восприятия кольнул теплом странный образ-ощущение, будто тоненькая струйка крови, скользнув по телам, впиталась в камни, как вода в губку, и будто пол под нами от этого нагрелся и дрогнул, но этот образ был тут же смыт новым.
Сила, уже моя сила, которую я выкачала почти до дна, щедро делясь ей с драконом еще в воде, разворачивалась теперь огромными крыльями, будто я и сама была драконицей. Только вот ее средоточие ощущалось не в груди, как обычно, а внизу. Там, где моя плоть сжималась вокруг чужой.
Я внезапно осознала, что боль уже утихла, смылась новизной ощущений, и теперь сосредоточенно пыталась понять, нравится мне или нет это ощущение растянутости и заполненности. Я уставилась вниз, на живот дракона, расчерченный квадратиками напряженных мышц, на тонкую дорожку курчавых волос, тянущуюся от пупка. Туда, где тело дракона сливалось с моим. От этого зрелища в животе снова дернуло, и я вздрогнула, ощутив, как в ответ на этот спазм внутри шевельнулся горячий ствол.
– Адептка, на что вы смотрите?! – выдернул меня в реальность голос ректора.
– На силу… – брякнула я. Не признаваться же!
– Нашли время!
– А когда бы еще?! Лишение девственности один раз бывает! У девственниц, – уточнила я справедливости ради. – У драконов, конечно, чаще…
Ректор поперхнулся, кашлянул и тут же строго отчитал:
– Адептка Давир, прекратите меня смешить. Во-первых, мне неудобно сейчас смеяться, а во-вторых, просто – никогда не смешите мужчину во время занятий любовью.
Поток полностью влился в тело дракона, и хоть все вокруг звенело от бушевавших только что сил, я очень ясно поняла – обряд завершился. С этим пониманием, пришло и другое, и запоздалое смущение, и острая неловкость.
– Ну… я тогда пойду? – растерянно пробормотала я и даже попробовала приподняться.
– Куда?! – ректор рыкнул так, что под потолком охнуло эхо и дрогнули огоньки светильников, а пальцы на моих бедрах сжались сильнее, удерживая на месте.
Ответить очевидное «обратно в общежитие» я не успела. Впрочем, есть подозрения, что вопрос был риторическим…
Дракон рывком сел, и я охнула и зажмурилась, ощутив движение внутри. И болезненным или неприятным оно не было, скорее даже наоборот, захотелось приподняться и опуститься снова, чтобы снова ощутить, как твердая горячая плоть раздвигает сладко сжавшиеся мышцы.
Я распахнула глаза и оказалась нос к носу с драконом. Глаза в глаза. Золотая радужка, переплавляющаяся в темно-янтарный цвет ближе к вытянутому, подрагивающему зрачку. И чем дольше я смотрела в эти глаза, тем четче видела в них собственное отражение. Сияющие глаза, губы-вишни, едва заметный румянец на смуглых щеках, растрепавшиеся волосы, рассыпавшиеся крупными кольцами по обнаженным плечам. Никогда еще это отражение не было таким… красивым. Ярким. Излучавшим ярость, отвагу… страсть. Да только чтобы еще хоть раз увидеть такое отражение, я готова была отдаться этому дракону снова и снова.
Ректор шевельнул бедрами, и я, застонав от жгучего желания получить больше, не таясь, подалась вперед навстречу поцелую. Это было так сладко, что кружилась голова. И я пьянела от вседозволенности, от того, как живо отозвалось на мой поцелуй могучее тело, от того, как оно приняло, подхватило мои неуверенные, неумелые движения, помогая, направляя, придерживая. Я терлась грудью о драконью грудь, как кошка, зарылась пальцами в копну бронзовых волос, и целовала, исступленно целовала жесткие мужские губы.
Мир перевернулся как-то незаметно. Только что я сидела верхом на драконе, а теперь уже лежу на спине, но не на камнях, а на какой-то мягкой воздушной подушке, как на перине, а ректор, нависнув надо мной огромной тенью, движется теперь сам, глубоко, резко, полностью покидая мое лоно и снова врываясь в него. А я хрипло стонала пересохшим, нахватавшимся воздуха горлом.
Ладони сами собой скользнули по рукам, опирающимся по обе стороны от меня, с упоением погладили, обрисовали напряженные мышцы, и я с изумлением почувствовала, как под моими пальцами на гладкой горячей коже вдруг проступают шершавые чешуйки.
Впрочем, это зацепило мое внимание лишь на мгновение, и оно вновь было полностью поглощено разгорающимся внутри жаром. Каждый толчок в глубине моего тела усиливал напряжение, и я все отчаяннее подавалась навстречу дракону, чувствуя приближение чего-то совершенно нового, за гранью всего, что мне доводилось испытывать раньше.
Ощущения нарастали океаническим приливом, стремительной волной, неотвратимо несущейся к скалистому берегу, затапливали, заставляя кровь грохотать в голове, заставляя меня со всхлипами втягивать воздух пересохшим ртом, гигантская неукротимая волна приближалась, и ударила в прибрежные скалы, взорвавшись белыми брызгами, и откатилась, оставив меня, оглохшую, ослепшую, висеть в немом небытии.
Здесь, в первозданной тьме и тиши, струились потоки питающих магию сил, и один из них был точно моим. Сейчас он разворачивался в полную мощь, из стремительного, но капризного горного ручья становясь полноводной рекой, спокойной, глубокой, темной – ни берега, ни дна.
А другой был ректорским, и казался сейчас изрядно потрепанным, тут и там в нем виднелись мерцающие заплатки, медленно растворяющиеся в основном течении – отголоски проведенного обряда. А еще в нем тонули, распадаясь, растворяясь черными кляксами – остатки проклятия, которому столкновение с моей силой и проведенным обрядом явно не пошло на пользу. Злые чары не выдержали напора, который их просто-напросто выжег.
И кляксы эти невероятно злили, а потому мысленно ухватив след распадающегося заклинания, я потянулась к своему все пребывающему потоку и от души зачерпнула силы. Формула развоплощения возникла словно сама собой, заклинание сплелось легко и просто, так же легко свернулось в компактный клубок, уютно улеглось в ладонь. Ну, размахнись рука, раззудись, плечо, подумала я в лучших традициях былинных героев, да и отправила заклинание от всех щедрот своей темной души по отчетливо виднеющемуся следу.
А нечего чужих драконов проклинать!
– Адептка Давир, что вы делаете? Все в порядке? – словно сквозь вату донесся до меня голос ректора.
– Делюсь силой, – невозмутимо отозвалась я. – Они же ее так хотели. Нехорошо оставлять страждущих без ответа.
Вокруг меня медленно и неохотно проявлялся реальный мир, заслоняя собой безбрежные океаны магической энергии.
Первой проступила передо мной фигура ректора, все так же нависшего надо мной массивной тенью. Он тяжело дышал, на лбу блестел пот, а чешуйчатый рисунок, проступивший немного даже на скулах, медленно таял, оставляя после себя чистую ровную кожу. Я машинально коснулась широкой груди, провела по ней кончиками пальцев, будто пыталась поймать, удержать исчезающие чешуйки, попыталась подцепить одну ногтем, но тут же опомнилась и отдернула руку, прижала к груди и вообще захотела куда-нибудь стремительно провалиться.
Но провалиться я при всех своих выдающихся способностях не могла. Зато могла скатиться с воздушной перины и юркой мышкой метнуться к валяющейся на полу одежде. Нырнув в ворот блузки, я уже почувствовала себя увереннее и смогла повернуться к ректору.
