Чимин хмыкает, выходит из автобуса и заворожённо смотрит на маленькие снежинки. Первые в этом году. Тэхён тоже поддаётся их красоте, застывает на месте и ловит пальцами белые точечки, наблюдая за их скорой гибелью.
— Красиво, — Чимин не знает, то ли сам сказал, то ли это Тэхён его мысли озвучил, но всё равно улыбается. Всё-таки это и вправду чертовски красиво.
Не то что их подъезд, разваливающийся на глазах. С каждым днём он выглядит всё более убого, а надписей — не всегда цензурных и понятных — становится всё больше. «Хотя, за такую цену и неудивительно», — мысленно закатив глаза, Чимин толкнул более-менее приличную на фоне остальных дверь, проходя внутрь.
Темнота адская, хоть глаз выколи. Как бы Чимин ни старался, отделаться от неприятного чувства не мог. Специально задев тумбочку и уронив с неё несколько звонких предметов, он громко выругался, надеясь этим привлечь внимание — не дай бог — уснувшего Чонгука.
— Я убью его, — настроение Тэхёна опять портится, и как бы Чимин не мешал ему пройти, Ким выскользнул из коридора.
У Чимина совсем не было сил и слушать ругань друзей, — которая должна была вот-вот начаться из-за импульсивности Тэ, — ему не хотелось, как и пытаться их успокоить. Как бы ни было велико его желание оставаться на нейтральной «территории», в этот раз Чимин был на стороне Тэхёна, пусть и частично. Приходить в неубранную квартиру (которая перед уходом была чистой), готовить на всех после восьми часов — это в лучшем случае — на ногах, так ещё и разочаровываться из-за того, что твою просьбу опять проигнорировали — выше терпения Тэхёна, а с недавнего времени и Чимина.
Поэтому он тихо прокрадывается в свою комнату, достаёт из шкафа первую попавшуюся тёплую кофту и выскальзывает на улицу. Там, в небольшой квартирке под самой крышей, ещё долго будут слышны ворчание Тэхёна и объяснения Чонгука — Чимин не хочет быть свидетелем. Раз выспаться у него не получится этой ночью, хоть погуляет нормально. И плевать, что ноги до сих пор неприятно ноют.
Жизнь явно решила поиздеваться над каждым из них, только Чимин не понимает, за что. Казалось, что все на пределе, что вот-вот бросят всё и опустят руки, оставив дела так и незавершёнными. Все настолько погрязли в своих мыслях за эти два месяца, что не было ни сил, ни желания собираться как раньше, выпивать и выговариваться. Все мысленно готовятся к худшему, что сказывается на всём, что они делают. «Точно!» — остановившись на середине дороги, Чимин обрадовался позднему часу и полному отсутствию машин. «Нам нужно на время забыть обо всём».
В голове уже начал зреть маленький план, пока Чимин продолжал брести куда-то вглубь улиц, к более оживлённым районам. Свет фонарей был яркий, но многого осветить не мог. Настроение Чимина опять шло ко дну. Ему вообще в последнее время казалось, что внутри него какие-то чёртовы американские горки, ибо, ну, слишком уж часто эти перемены настроения происходят.
Чимин замедляет шаг, почти полностью останавливается, идёт так медленно, будто при смерти. А он и правда умирает. Ведь там, на другой стороне улицы Юнги, стоит, как ни в чём не бывало, курит, с парнем каким-то разговаривает. В этот момент Чимин рад полумраку — он не хочет видеть деталей, не хочет, чтобы его заметили. Не хочет, чтобы заметил Юнги, что должен быть сейчас на работе.
«Нам всем нужно отдохнуть, выпить и разобраться во всём, что происходит», — сжимая до боли кулаки, Чимин кивает своим мыслям и широкими шагами желает скорее уйти с ужасной улицы.
***
Чимин начал жалеть, что вообще решил всё это устроить. Радовало только то, что Хосок поехал с ними. Паку казалось, что домик в лесу подарит им такие же воспоминания, как когда-то и пикник, но всё не задалось с самого начала. Тэхён придирался ко всяким мелочам, а Чонгук, казалось, специально всё делал спустя рукава. Они начали ссориться дома, продолжили в магазине, не остановились в машине — очень сильно это раздражало Юнги, который и так был в напряжении из-за недавних заморозков, попасть в аварию ему не хотелось. Но даже сейчас братья продолжали выяснять отношения по любому поводу. То и дело они выходили из дома, громко хлопая дверью. Только в такие моменты всё становилось более-менее спокойно. Чимин впервые видел, чтобы они так сильно злились друг на друга. Он то и дело пытался примирить парочку, но все попытки были тщетны. Чимин действительно жалел, что задумал эту поездку.
— Что это с ними? — Хосок, помогая выгружать вещи из машины, странно смотрел на братьев, вновь переместившихся из дома на улицу. Хосок тоже — да и Юнги — пытался их успокоить, но добился лишь неприятных выражений в свой адрес, вместо желаемого результата.
— Сам не понимаю. Вторую неделю уже ругаются, — поставив тяжёлые пакеты у двери и открыв дверь, Чимин покачал головой.
— А между вами что? — схватив младшего за руку, Хосок кивнул на Юнги, который уже начал приготавливать всё необходимое для посиделки. — Вы даже толком не разговаривали сегодня, а когда он подходил к тебе, ты трусливым образом сбегал. Давно у вас так продолжается? Он опять что-то не так сделал?
— Не знаю, — честно признавшись, Чимин сжал ладонь брата. — Сами разберёмся, не забивай голову. В конце концов для этого я и собрал всех — нужно выяснить всё, чтобы больше не было недопониманий, — слабо улыбнувшись, Чимин резко выскользнул из рук брата. — Занесёшь внутрь? — кивнув на пакеты, он побежал на помощь Гуку, который за один раз решил перенести кучу брёвен.
— И когда он так повзрослел? — задавая вопрос в пустоту, Хосок с улыбкой смотрел на брата. Улыбка стала ещё шире, когда он прочитал пришедшее от Намджуна сообщение. «Хорошо отдохните, но много не пейте. И… возвращайся скорее, я соскучился».
Приятное потрескивание брёвен в камине заставляло немного расслабиться, а опустившиеся сумерки действовали, как снотворное. Парни устали, казалось, что у них очередной рабочий день, а не выходные. Чимин, наверное, уже начал бы клевать носом, только испытывал давящую неловкость. Сидя на диванчике между Тэхёном и Чонгуком, он никак не решался начать самый главный разговор этого вечера. Хосок что-то объяснял Гуку, Юнги же обсуждал баскетбол с Тэхёном. Пусть Ким и ничего не понимал, изо всех сил делал вид, что заинтересован. Кутая ноги в плед, Чимин старался слушать всех одновременно, но спустя несколько минут плюнул на это, утыкаясь пустым взглядом в свой стакан с алкоголем. За весь день он ничего не ел, желудок неприятно ныл, но запихивать в себя что-то не хотелось. Пусть на столике прямо перед ним и было множество еды, которую приготовили совсем недавно. А, может, есть не хотелось потому, что это Юнги готовил. Хотя, Чимину в последнее время в принципе есть не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось.
— Ну и почему наш активист молчит весь вечер? — Юнги, прекратив попытки донести хоть что-то до Тэхёна, смотрел на Чимина, вернее на то, как он выпивал очередной стакан.
— Да, Мини, скажи хоть что-нибудь, а то сам на себя не похож, — улыбнувшись, Хосок подмигнул брату.
— Не поверите, но не хочу, — хмыкнув, Чимин потянулся к бутылке, но Чонгук забрал её прежде, чем он успел коснуться её. Во взгляде Чонгука было что-то такое, от чего Чимину непременно стало бы стыдно, не будь ему плевать. — Я думал, что собравшись все вместе здесь, мы сможем отдохнуть и помириться, а потом полные сил вернёмся в город. Думал, что после этой поездки, сможем скинуть всё плохое и вздохнуть полной грудью. Но я ошибся. Вы, — посмотрев сначала на Тэ, затем на Гука, он криво усмехнулся, — два ребёнка, которые почему-то считают, что об их проблемах должны знать все. Не думали, что это может раздражать? Я живу с вами в одной квартире, ваши ссоры сказываются и на мне тоже. Ругань не из-за чего решается обычным разговором, вы же устраиваете целое шоу, делая ваших друзей невольными зрителями. Мы всегда готовы помочь, только есть вещи, с которыми вы должны разбираться сами, не втягивая нас в это. Всем сейчас тяжело, но почему-то вы не подумали, что Хосоку будет неприятно наблюдать за всем этим, когда мы впервые за долгое время собрались все вместе. Если нам тяжело, то вы хоть представляете, какого ему? Не думаю, что вы задумывались об этом. У вас ведь дела поважнее есть. А ты, — переведя взгляд на Юнги, Чимин не хотел смотреть на двоих друзей, что теперь сидели с опущенными головами, — что у тебя на уме вообще?
